- А в какой обстановке живет ваша жена?
- В прекрасной обстановке! - ответил Иониди. - По нашим временам лучшей и пожелать нельзя!..
Иониди не обманул врачей, явившись на побывку к жене... сюда, на передовую. Валя Потапова усмехается: "Что с ним поделаешь!"
Сапог на ноге Иониди разрезан и обмотан бечевкой. Комбат приказывает выдать ему новые сапоги, но нужного сорок третьего номера здесь не оказывается, и комбат велит Иониди сейчас же отправиться на попутной машине в Песочное, где находится тыловой склад батальона.
Едва Иониди с Захариковым, сопровождаемые Валей и Аней, ушли в блиндаж, явился высокий, коренастый, мужественный, черный как цыган, с черной окладистой бородой главстаршина, командир отделения, кандидат партии Николай Антонович Цыбенко. Держится он осанисто. В черной своей шинели, отлично сшитой, похож скорее на адмирала, чем на главстаршину.
По тому, как его встретили, как дружески и уважительно с ним заговорили, я сразу увидел, что он пользуется и любовью и авторитетом среди товарищей.
- Ну как, Цыбенко, дела? Садись, рассказывай!
- Все ничего, но думаю, в случае чего, стрелять не из чего! Но, думаю, в случае чего, я себе оружие достану!
- Не беда! Гостю не полагается!
- Ну, какой я гость!
И я узнаю, что, явившись вчера из госпиталя, Николай Антонович Цыбенко привез подарки бойцам и уже хозяйственно - именно хозяйственно - облазил весь передний край: все ли везде в порядке, как устроены огневые точки, кто как окопался, кто по каким ходам сообщения и по каким кочкам куда лазает, как маскируется и прочее, и прочее, - и все это не по обязанности, а просто так, чтобы знать, как, где и что в батальоне делается. Украинец, он обладает грубоватым, но хорошим юмором, донбассовский шахтер-коногон (работал в шахтах "Артем" и "Алчевское"), он положителен и в делах и в речах. Здоровенный, кряжистый, он покручивает черный ус, поблескивает черными веселыми глазами, очень спокойными, проницательными. Он молод еще - ему тридцать один год от роду. Его тщательно пригнанная морская форма, три узкие золотые полоски на рукаве черной шинели и на рукаве кителя вызывают тайную зависть давно уже принявших пехотное обличье товарищей, они внимательно выслушивают все, что говорит он, усмехаются его задору и неторопливо высказываемым шуточкам.
После ранения 13 сентября восемью пулями, когда уничтожил в атаке вражеское пулеметное гнездо, Цыбенко лежал в Ленинграде, в госпитале Военно-морской медицинской академии на улице Газа, врачи не хотели его выписывать, он всеми правдами и неправдами добился "отпуска на десять дней" и, получив его, сразу же явился "домой" - сюда, на передовую. Через десять суток он должен вернуться в госпиталь.
- Черт, неохота ехать туда уже! Чего там и делать? - И, подумав, добавляет: - Ну, правда, дело-то и там... Только кто-нибудь другой это, а не мне там!..
В госпитале при бомбежке возник пожар. Цыбенко, вместо того чтобы покориться санитарам, уносившим тяжелораненых вниз, сорвался с койки и в одних подштанниках, забыв о восьми своих ранах, побежал на крышу тушить пожар. Сейчас ему напоминают об этом, смеются, потом расспрашивают, что же он сегодня делал на переднем крае.
- Ну все, все место узнал - болото, и где шли, когда меня хватануло, где вылезли из лесочка по-над этим рвом. Сейчас там позаложено, накат сделали, ну а тогда не было ничего...
И, вспоминая, как был ранен, повторяет полюбившуюся ему фразу:
- Ну просто он от всей души дал мне, не пожалел!
В ЧАС, КОГДА НАЧИНАЕТСЯ БОЙ...
3 ноября. 12 часов. 30 минут
Пока разговариваем в одной из рот опять начинается горячка, лезут фашисты. Слышим частую пулеметную стрельбу, рев минометов. Трепалин не отрывается от телефона, спрашивает, дает приказания, потом посылает своего адъютанта вдвоем с краснофлотцем лично доставить мины туда, где в них сейчас обнаруживается острая нехватка. Цыбенко просится сопровождать их, как "молодых и неопытных". Комбат не разрешает: Цыбенко еще нездоров. Адъютант Ероханов и боец отправляются, мы слушаем гул.
Откуда-то звонит адъютант. Комбат, только что получивший от полка новую заявку для минометчика, разговаривает с ним "кодовым языком": куда сколько мин - к дороге - вынести, как охранять, где грузить на машину.
Кладет трубку и говорит мне:
- В общем сверху еще ничего не сказано, а я уже знаю - начинаем наступление на Александровку. Противник хочет к празднику нам "подарок" сделать - захватить Каменку, но мы не лыком шиты, сейчас сами по зубам дадим!
Затем рассматривает позиции на карте, распределяет силы для предстоящей сегодня операции, в перерывах между телефонными разговорами решает хозяйственные дела, подписывает бумаги.
Возвращается от врача Захариков. У него шум в ушах, был момент слепоты. Комбат направляет его в Ленинград, на консультацию к профессору. Захариков упирается, но получает категорическое приказание. Потом в "кают-компанию" входит Иониди с бойцом; я замечаю, что один сапог Иониди - все тот же, разрезанный, Иониди садится на скамью, бочком продвигается к углу стола, внимательно слушает телефонные разговоры комбата. Боец греется у печки, колет шлыком-кинжалом лучину. А Цыбенко в "кают-компании" уже нет, - я и не заметил, как он исчез.
Комбата приглашают в штаб соседнего стрелкового полка, сообщив по телефону о предстоящей операции. Комбат кладет трубку, говорит: "Спохватились!" - и уходит. Вскоре приходит младший командир, докладывает комиссару:
- Товарищ комиссар! Велели передать, что вся музыка будет в четырнадцать ноль-ноль.
Сейчас - 13.00. Комиссар куда-то уезжает.
13 часов 15 минут
Пришел комбат. Через сорок пять минут несколько рот полка Шутова начнут наступать на Александровку. Приказано эту деревню взять. Батальон морской пехоты участвует в деле только своей минометной ротой. Трепалин, развернув карту, вызывает по телефону "Орел":
- Куракин? Мехов? Как ваше здоровье, "доктор"? Сафонов, значит, от вас уже выехал? Кто у вас старший? Куракин? Вот его к телефону... Кто это говорит? Шамарин?
И если снять маскирующие выражения с иносказательного кодового языка Трепалина, то слова его звучат так:
"Кто это вам приказал всю роту сюда?.. Куракин? Подготовиться к ведению огня в четырнадцать ноль-ноль по этому самому злополучному месту, куда ты ходил с орлами нашими четырнадцатого октября... Потом, правее, погранзнак номер двадцать пять - запиши, - и вперед, туда, немножко за речушку, вот тут у нас изгиб идет от реки Сестры. Туда... Третий район - знак номер двадцать три, левее дота, на реке стоит, влево и вперед... И последний - это железнодорожный мост. Вы по нему уже били сотню раз... Четырнадцать ноль-ноль... У тебя что, часов нет? Сейчас - двадцать минут... Нет? Найти нужно... "Огурцов" сколько у тебя? Триста? Вот, рыбьи дети. Богатые, значит! Много не сыпь, не горячись, может быть, на половину рассчитывай... Как у вас, наблюдателя не успели туда послать? Сомика нету?.. В общем, там соседи, будет драка у Александровки. Фашисты, возможно, попытаются поддержать Александровку с фланга, тогда вы должны подготовиться, чтобы помочь в этом случае Сафонову, а он будет участвовать в драке. Вот так!.."
Заходит отлучавшийся куда-то Иониди.
- Что вы все ходите?
Иониди улыбается:
- Я только до сто восемьдесят первого! Автомат мой нужно взять у них!
Иониди, прихрамывая, уходит из блиндажа.
Входит боец:
- Товарищ комбат! Пакет из штаба дивизии!
Передает конверт с сургучной печатью. Это приказ о наступлении на Александровку. Пищит телефон. Комбат берет трубку:
- Подготовились? Сначала куда навели?.. Подожди, у тебя ведь три "огуречника" действующих? Ты как их навел?.. Ага! Особое внимание уделяй тому, который на дот. Подготовь, чтоб из одного можно было сыпать побольше. - Вскрывает письмо. Читает... Глядит на часы. Расписывается. Боец уходит.
Сейчас 13.30... Начштаба спит - он лег в 7 часов утра.
...После этой записи я интересовался обстановкой начинающейся боевой схватки. Рассматривал карту, наблюдал и слушал. Было бессмысленно записывать все разговоры по телефону, приказания, донесения - люди входили и выходили. Вскоре после начала боя резко усилился обстрел нашего расположения. Блиндаж наш моментами ходил ходуном, - глухо передавала земля содроганиями блиндажа удары разрывающихся кругом мин и снарядов. Последняя мина попала в сарайчик, пристроенный на поверхности к накатам нашего блиндажа, разбила стоящую там нашу "эмочку". А у нас перебита связь, потух свет. Сейчас горит маленькая лампочка от аккумулятора. Чиним связь. Только что вернулся адъютант комбата с сопровождавшим его бойцом. Увидев здесь Цыбенко (он недавно появился в блиндаже и сейчас спокойно отдыхает на нарах), сказали комбату, что Цыбенко был с ними, ехал с минами под жестоким минометным обстрелом, а потом под таким же огнем таскал ящики. И вот комбат журит Цыбенко, а тот, подсев к столу, степенно отшучивается:
