этот путь в одиночестве, но сегодня все по-другому. Все оживает, потому что мы снова вдвоем. Камни на дороге ворчливо перекатываются, чтобы освободить нам путь, кусты смородины и малины приветственно машут ветвями, трава радостно щекочет ноги, и даже летнее вечернее небо смотрит на нас во все глаза.
– Давай зайдем в магазин, хочу купить еще бутылку вина, – говоришь ты.
– У меня есть, тебе понравится.
– Окей.
Пока мы идем через снова ставший осмысленным мир, ты рассказываешь мне про своего «мудацкого» эгоистичного мужа и ваш развод. Мне очень жаль, что тебе пришлось пройти через это. Если бы я была рядом, ничего такого бы не произошло. Я бы защитила тебя.
– А ты встречаешься с кем-нибудь?
– Да, но ничего серьезного. По крайней мере, замуж я не собираюсь, – отвечаю я.
– Ты всегда такой была, – улыбаясь, говоришь ты.
– Ты тоже такой была. Когда-то. Прости, – тут же спохватываюсь я, потому что разговор начинает уходить в прошлое.
– Да ничего. Я просила не говорить сама знаешь о чем, а не о прошлом вообще.
– Это хорошо. А то я боялась даже использовать прошедшее время.
Теперь я улыбаюсь тебе максимально естественно. Ловлю себя на мысли, что так же, наверное, улыбался мой отец, и по спине бегут холодные мурашки.
– А у тебя тут и правда нереально красиво!
Мы зашли на мою дачу, она стоит немного в стороне от других, на краю леса, и лес как будто прорывается на ее территорию двумя большими соснами.
– Серьезно! Не могу поверить, столько кустов и цветов. Особенно цветы. Ты молодец, как тебе это удалось?
– Что удалось? – не понимаю я.
– Ну, вырастить так много красивых цветов. У тебя здесь прямо какое-то сказочное королевство.
Я удивленно смотрю тебе в глаза. Ты сказала «королевство» и, кажется, даже не вспомнила, как это слово много для нас когда-то значило.
– Не знаю, сначала ничего не получалось, – отвечаю я на твой вопрос, – а потом я стала много времени здесь проводить, и цветы меня успокаивали, поэтому я занималась ими все больше и больше. Ну вот как-то так и получилось.
– Меня тоже цветы успокаивают. Ты говорила, что у тебя есть вино.
– Да, сейчас принесу. Или ты хочешь зайти?
– Давай пока здесь посидим.
– Хорошо.
Позже вечером я звоню Ведьмаку и говорю, что ты слишком устала и уснула у меня на диване и, наверное, проведешь здесь всю ночь.
– Пусть отдыхает, – соглашается Ведьмак.
– Пусть отдыхает, – говорю я.
* * *
Ты просыпаешься часов в пять утра. Твои руки и ноги связаны, но так, чтобы тебе не было больно. Я лежу рядом с тобой на кровати и мгновенно реагирую. Заклеиваю тебе рот, чтобы ты не кричала. Сначала ты должна меня выслушать, а потом можешь и покричать.
– Я вырубила тебя амитриптилином и феназепамом, ты еще долго будешь чувствовать сильную слабость. Не пытайся кричать, сейчас рано, никто тебя здесь не услышит. Прости, я просто хотела, чтобы ты наконец выслушала меня.
Ты мычишь что-то непонятное через кляп.
– Прости, что все так. Я не причиню тебе вреда, не бойся.
Я глажу тебя по голове. Ты мотаешь ей из стороны в сторону и мычишь.
– Почему ты бросила меня одну? Я все время крутила этот вопрос в голове, он вращался, как обезумевшее чертово колесо. Все это время у меня было чувство, что я умираю, но никак не умру до конца. Я сейчас расклею тебе рот, пожалуйста, ответь на вопрос. Не кричи.
Я убираю скотч, ты делаешь два шумных вздоха, а потом все твое ослабленное тело начинает трястись и ты кричишь.
К счастью для меня, не очень громко. Ты сделала неверный выбор, и я снова заклеиваю тебе рот. Ты слабо бьешь руками и ногами по кровати, по твоим щекам катятся слезы и попадают на заклеенный рот.
– Прости-прости, – опять повторяю я, – и не плачь, пожалуйста, мне очень больно видеть твои слезы. Не надо кричать, я в любом случае отпущу тебя.
Кажется, эти слова вселяют в тебя надежду, и ты успокаиваешься.
– Я просто хочу поговорить с тобой. Послушай меня, пожалуйста.
Ты мычишь что-то, похожее на слово «хорошо».
– Я не буду говорить про Андрюшу, как и обещала. Не бойся.
С тех пор как ты улетела, почти каждую ночь я попадаю в один и тот же сон, в котором я по-прежнему в нашей комнате, напротив меня – разобранная кровать и твои вещи, разбросанные по полу. «Это ты? Ты вернулась?» – думаю я.
Слышу звуки пианино из соседней комнаты, теперь я уверена, что ты здесь. Я увижу тебя! В этот раз увижу. Нас разделяет темный коридор, в который выходить мне почему-то страшно, наверное, я боюсь, что он запутает меня, разветвится на десятки других, как было уже много раз, и я так и не смогу добраться до тебя. Я смотрю на полоску утреннего света из приоткрытой двери в конце бесконечного коридора и быстро иду к ней, стараясь не замечать ничего вокруг, чтобы не сбиться с пути.
Ты поворачиваешься на скрип.
– Я тебя разбудила? – спрашиваешь ты. – Прости!
Я кидаюсь к тебе и обнимаю. Твои волосы ничем не пахнут, но я смахиваю эту мысль, пока она не прижилась и не проросла во что-то страшное. То, что волосы не пахнут, может разрушить все.
– Конечно, не разбудила, ты не можешь меня разбудить. Милая моя, как давно я не видела тебя, как хорошо, что ты вернулась.
– Ты видела меня вчера, я уже месяц здесь, – говоришь ты и гладишь меня по волосам.
– Месяц? Но ведь ты только приехала!
Ты улыбаешься и качаешь головой:
– Я давно здесь, прошло тридцать дней, ты же знаешь.
– Но если прошло столько дней, почему я ничего не помню? Где была я, почему меня с тобой не было?
– Мы были вместе, – продолжаешь ты, – как обычно ты вставала раньше меня и шла ставить чайник.
– Я этого не помню! Этого не могло быть, если я не помню.
– Но все это было, – говоришь ты, – ты просто забыла, так бывает. Но знаешь, не обязательно пытаться вспоминать что-то, когда можно это вообразить. Хочешь, я расскажу тебе о каждом нашем дне, а ты только представляй?
– Хочу, – говорю я и кладу голову к тебе на колени, – пусть этот рассказ будет длинным.
– Он будет длинным, я обещаю, ты только засыпай.
Я закрываю глаза и надеюсь, что твой рассказ будет длиться вечность и я навсегда останусь здесь, с тобой.
– Ты просыпалась раньше меня и шла ставить
