чётким. Миша лежал на земле, над ним склонился один из гопников и торжествующе произнёс:
Десантник без спичек,
Как член без яичек.
Вся толпа начала дико ржать, а гордость всего филфака Михаил Кац с горечью осознал, что проиграл поэтическую дуэль первый раз в своей жизни без вариантов. И вот здесь в военкомате это воспоминание неожиданно прошибло его до седьмого пота. А что, если вдруг вместо слова «десантник» подставить «ракетчик», то быдлостих приобретает сразу зловещий и сакральный смысл. И слово «спички» здесь уже… лишнее.
Ракетчик — как член без яичек. Мишу передернуло. На филфаке мужику без яичек, как нетрудно догадаться, учиться смысла никакого, тогда уж лучше в Бауманку. На курсе Мишу все девчонки за глаза звали Николаем Чудотворцем, потому что в его руках оживали даже бревна. Блин, а тут — ракетчик. Он с тревогой посмотрел на соседа справа — Бориса Гаврилова, но тот безмятежно и с воодушевлением пережевывал новость про ракетные войска. А вот у парня слева, Аркадия, в глазах уже стоял ужас всех еще неродившихся будущих поколений и руки машинально ниже пояса сложились в форму щита Капитана Америки.
Кстати, пара слов о Борисе Гаврилове, в девичестве Борисе Голдберге, да-да, в девичестве, потому что Боря, набравший море долгов и кинувший половину родного города, для заметания своих заячьих следов готов был поменять не только фамилию, но и пол. Однако перспектива отслужить год в какой-нибудь «звезде» нашей Родины показалась Боре более заманчивой и менее операбельной. Из всех долгов перед кредиторами Боря решил ограничиться только погашением долга Родине. Поэтому Боря Голдберг, а теперь уже Борис Гаврилов с удовольствием и неподдельной северокорейской радостью встретил новость о ракетных войсках. Воображение рисовало секретный лес, командный пункт и Борю в боевой готовности нажать кнопку и решить судьбу какой-нибудь вражеской страны. Очень почётно и ответственно, хотя… если враги вовремя подсуетятся, то Боренька готов и на компромисс. Мирное небо, счастливые детские голоса. Недорого.
А вот Мишу, а особенно Аркадия, перспектива разменять музыкальные гаммы на гамма-облучение не прельщала никоим образом.
— Товарищ старший прапорщик, а можно выбрать не ракетные, а, например, десантные войска? — робко и с тревожным ожиданием спросил Аркаша, продолжая на всякий случай руками бережно охранять покой будущих поколений.
— Рабинович, ну ё твои верхние полушария. Ты на себя посмотри. Какая из тебя, на, десантура, на, с таким бараньим весом. Вот сбросят тебя с парашютом над линией фронта, и если ветер занесет в тыл противника, то расстреляют как диверсанта, а если в наш тыл, то как дезертира. — Настроение прапорщика постепенно окрашивалось в философско-снисходительную палитру, речь текла мирно и безмятежно и ничего не предвещало беды.
Как вдруг один из десяти призывников в шеренге, желая что-то спросить, произнёс это:
— Товарищ старший прапорщик Голомвка, а разре… — И осёкся, как будто невидимая гильотина отрезала ему язык прямо на букве Е. Лучше бы она это сделала раньше — до неправильного ударения в фамилии старшины роты, а еще лучше — ещё раньше, где-нибудь в классе восьмом сразу после звомнит, а не звонимт. То, что орфоэпия, наука о правильном произношении слов, — это наука, написанная кровью, старший прапорщик Головком начал доказывать незамедлительно. Сначала он, как осень в ракетных войсках, за секунду стал багровым и минуту ничего не говорил, а только молчаливо хватал воздух ртом, наполняя беззвучно свою черепную коробку обсценной лексикой.
Месть была жестока. Причем сразу для всех десятерых. Как в Золотой Орде. Облажался один — бошку отрубали всему десятку. В армии это главный воспитательный приём для провинившегося. Важно не наказание, которое он получит от начальника, а то, что с ним сделают вечером остальные девять негритят. В нашем случае это даже было страшно представить. Под звуки марша «Прощание славянки» лица неславянской внешности многонационального подразделения в трусах, с вёдрами и тряпками были отправлены на устранение Всемирного потопа в военкоматовский сортир.
Если вам кажется, что после туалета для посетителей в полку ДПС или единственной биотуалетной кабинки на всероссийском фестивале пива вы видели всё — вы глубоко заблуждаетесь. До военкоматовского туалета — Вы. Не видели. Ничего. У жильцов близлежащих с военкоматом домов есть народная примета. Если в воздухе стоит запах хлорки — значит, старшину роты снова кто-то назвал Голомвкой. А Головком хлорки для такого случая не жалел. От такой концентрации из туалета сбегали не только все бактерии и вирусы, но и молекулы кислорода.
Прошло два часа. Многонациональное и многострадальное подразделение продолжало переносить все тяготы и лишения воинской службы. Хлорка была везде. В глазах, носах, коже и даже уже начала отравлять мысли.
— А может, всё вернуть назад, Без Булды… блин как там, — кашляя и выжимая тряпку, размышлял Аркадий.
— Блин, тебя тоже бабка сюда перенесла? — вдруг разволновался Миша, — Без булдырабыз, она сказала.
— Без Булдырабыз, верните нас назад, пожалуйста, — чуть ли не хором, как мантру, начали повторять раз за разом Аркаша и Михаил.
Не помогало.
— Блин, а что это обозначает? — задумался вслух Аркадий.
— Мы можем! — вдруг встрял Алмаз Байрамгулов, призывник из Башкирии. Судя по его глазам, было непонятно, то ли у него бланши под обеими глазами, то ли он всё-таки «пчеловод» с детства. Поэтому что ему удалось поменять на смелость и отвагу — оставалось для всех загадкой.
— А как будет «мы не можем»! — предложил версию Михаил.
— Без булдырмайбыз.
— Без булдырмайбыз, — громко крикнули Аркадий и Михаил.
Вдруг в туалет вбежал дежурный и крикнул всем срочно строиться для сверки личных дел. Аркаша и Миша с надеждой переглянулись.
В коридоре стоял подполковник секретного отдела со стопкой документов.
— Иванов.
— Я.
— Гаврилов.
— Я.
— Рабинович.
— Я.
— Хм. Рабинович? — как-то удивленно для себя повторил секретчик и отложил личное дело отдельно.
— Байрамгулов?
— Я.
— Кац.
— Я.
— Кац? — еще сильнее удивился подполковник. — Так… всем разойтись.
Через двадцать минут в туалет зашел старший прапорщик Головком и громко рявкнул:
— Рабинович, Кац — на выход. Одевайтесь в свою гражданку — и домой. Закончилась ваша служба в ракетных войсках, дрыщи. Так и уйдёте девственниками, не испытав дембельского оргазма…
Как-то не особо проникшись масштабом такой утраты, Михаил и Аркадий бросили тряпки и направились к выходу. Они шли мимо охреневших со щётками и ведрами будущих защитников Родины, в глазах которых, кроме хлорки, стояло невыносимо горькое сожаление о недостаточной интеллигентности своих фамилий.
Прошло два месяца. Москва. Международный конкурс имени Чайковского. Номинация «Скрипка», финал. Аркадий Рабинович играл каденцию Витольда Гертовича, которую ни в Советском Союзе, ни в России
