К студенту у Инны явный интерес, она, впрочем, и не скрывает его, ничего особенного, ее многое интересует: политика, литература, компьютеры, системы воспитания, восточная медицина, семейное положение Аллы Пугачевой и комета Галлея... Судя по всему, она полагает, что Нифонтов кое в чем может просветить ее, ответить на некоторые вопросы, которых у нее множество. С одной стороны, студенту приятно и лестно ее внимание, как и убежденность Инны в его эрудиции. А с другой... С другой, он теряется. Широта ее любознательности ему не по плечу. Не тянет Нифонтов, да и ей - взглядывает несколько свысока - зачем?
Смущает его и доверие Инны, неведомо чем заслуженное. Кажется, он уже все про нее знает, или почти все - что воронежская, после восьмого класса сорвалась в Москву, разлад с родителями, которым она, по ее признанию, только нервы трепала, с ними еще сестра младшая, любимая, пусть они с нею, а в Москве сначала в стройконторе по лимиту, в общаге жила, замуж вышла за москвича, там же, на строительстве и познакомилась, но также быстро развелась, не сошлись характерами. Это она с виду мягкая, а на самом деле характер у нее ой-ой. Нелегко с ней. Да и муж оказался не тем человеком, каким показался. Ничего, она и сама справится, не очень ей нужно. И сына сама воспитает, хотя, конечно, без отца ему тоже не сладко, все понятно.
Такая решительная. И твердость в ней чувствовалась, даже сила: захочет - сделает. "У меня ребенок", - самый веский аргумент, который она время от времени выкладывала как нечто неопровержимое и безусловное. Да и на кого ей было еще рассчитывать, как не на себя?
Естественно, директриса ее такую быстро расчухала: безотказная, хотя и с характером. За любую работу бралась почти с энтузиазмом, бурлила и кипела, добросовестности не занимать, потому если заменить кого, выйти не в свою смену, еще что-то, ответственное - сразу Инна. Энергичная, сообразительная, рукастая. Все делала грамотно и четко. И соглашалась вовсе не потому, что считала себя облагодетельствованной, на что всячески напирала директриса (как же, для матери-одиночки такое место просто клад: ребенок устроен, возможность учиться, работа по специальности, со временем, может, и квартира, не говоря уже о премиях и прочем, - и не облагодетельствована?). Просто не умела отказывать. Характер характером, а тут - слабина. К тому же благодетельницу свою не жаловала, как и Анна Ивановна, - догадывалась, шестым чувством чуяла, что все равно для той - лимита, девчонка из провинции, грех не поездить.
Стойкая она была, Инна, с бледно-голубыми, удивительными глазами, словно только что умытыми. Два озерца. Но иногда хотелось почему-то пожалеть ее, даже приласкать, то ли отцовское, то ли братское. Одна ведь, никого больше в городе. Особенно когда задумывалась - личико детским становилось, грустное, нижняя губа смешно оттопыривалась. Девчонка.
Такого рода чувства, лучше было держать при себе, не выказывать, - Инна сразу напрягалась, суровела: чего это вдруг? Она не давала повода. Не надо, все у нее в полном порядке, жизнь удалась, а на разную ерунду она внимания не обращает и никому не советует. Если научиться, не жизнь будет, а сплошной праздник. И вообще, не хватало еще, чтобы студент ее жалел, похоже, он сам на ее взгляд был достоин жалости.
Вдруг выяснилось, что Инна его тоже жалела или что-то в этом роде, вдруг взялась подкармливать, вслед за Лукиничной и Анной Ивановной: то котлеты принесет, то копченой колбаски... Откуда у нее? Только этого ему не хватало, что он, троглодит что ли? Нет-нет, категорически! Пусть пацана своего лучше кормит, а Нифонтову вполне достаточно. Или сама питается, ей тоже не помешает. А он худой потому, что в нем быстро сгорает. Да и конституция такая. Короче, пресек, даже слушать ничего не захотел. Почти Рахметов, разве что на гвоздях не спал. Аскет!
А однажды вечером, когда уже пора было запирать главный вход, вдруг заметил в конце коридора явно незнакомую фигуру, лица издалека не различить, но и без того ясно, что чужой. "Вам кого?" - громко и строго спросил, решительно направляясь к незнакомцу. Тот тоже двинулся навстречу, все четче обозначаясь: штормовка, свитер, голова кудлатая: "Тебя, наверно, - не менее сурово, даже отчасти угрожающе. - Ты - Сева?" - "Ну, положим, а дальше что?" - Нифонтов преисполнился ответственности. "Да вот хотел посмотреть на тебя, какой ты есть, что Инка в тебе нашла?" - "Не понял..." - сказал Нифонтов, сразу же догадавшись. "Инка, говорю, про тебя рассказывала, вот я и решил посмотреть. Может поговорим?" - "Давай поговорим", - как можно тверже произнес Нифонтов, мысленно прикидывая расклад сил: парень раза в два был крупнее его.
Несколько минут они молча стояли друг против друга, потом тот неожиданно спросил: "Присесть-то у тебя есть где?" И тут же, словно вспомнив: "Да, на всякий случай, меня, значит, Саней кличут, Александр, так что имей в виду" - и сунул Нифонтову большую широкую ладонь, крепкую, но вроде доброжелательную. "Угу", - не очень вежливо буркнул Нифонтов, плохо представляя, о чем они сейчас будут говорить, но тем не менее провожая Саню в спортивный зал. "Ай да Инна!" вяло и невнятно подумал, с оттенком неприязни, вдруг возникшей. "А как у нас со стаканами?" - повернулся к нему Саня, вытягивая из одного кармана бутылку водки, из другого - завернутое в плотную желтую бумагу. Колбасу.
Пришлось идти за стаканами.
Нифонтов шел на кухню и соображал, здесь ли сегодня Инна, он ее не видел и не мог вспомнить, ее ли смена, подниматься же на второй этаж не хотелось, да и Саню этого оставлять надолго одного тоже - мало ли что? Инна-Инна, вот тебе и Инна, голубоглазая...
К его возвращению Саня уже вольно расположился на гимнастической скамейке, штормовка была брошена рядом, а сам он восседал в черном глухом свитере, сразу несколько преобразившись. Бутылка раскупорена, колбаса нарезана толстыми аппетитными кусками. "Ну, молодец, хлебца черненького принес, совсем уже по-свойски одобрил он Нифонтова. - Самое то. Ну, давай! Со знакомством!" - придвинул стакан к нифонтовскому и быстро влил в себя, запрокинув голову и несколько раз дрогнув кадыком.
Последовал за ним и Нифонтов.
Закусывал Саня неторопливо, основательно, тщательно укладывая колбасу на хлеб и плотно прижимая пальцем. Нифонтов уже вполне созрел для "по новой", а тот все продолжал жевать, двигая сильными челюстями. Происходило это в полном молчании и сосредоточенности, свет студент не включал - для конспирации, да и вполне достаточно было фонарей снаружи - не промахнешься.
Так они и сидели, в сумраке, как две тени, пока на бумаге не осталось лишь большое темное пятно, а бутылка не опустела окончательно и бесповоротно. Отужинав, Саня вытер руки носовым платком, с некоторым даже педантизмом, так, как будто сделал очень важное дело, к которому долго готовился, и наконец вымолвил: "Инка-то что, втюрилась в тебя, что ли?"
После столь серьезного сидения вопрос показался почти легкомысленным. Нифонтов пожал плечами. Он-то откуда знает? Это у нее самой спрашивать надо. Только он, Нифонтов, сомневается, просто она человек такой, все ей интересно. Саня неожиданно согласился: это точно, человек она что надо, не как другие бабы. С такой не пропадешь. И с чувством, даже и нескрываемым, добавил: он бы на ней женился, правда, только она почему-то не хочет, учиться, говорит, будет.
Тут Нифонтов озадачился: разве Саня - не муж, не бывший? Теперь была Санина очередь с недоумением смотреть на студента: муж? Причем тут муж? Муж ее прежний - Колька, из их СМУ, он его знает, неплохой парень, но не Инкиного разбора. Ветер в голове. И до женского пола слаб, есть грех. Саня у них даже на свадьбе был, тогда еще почувствовал, что не надолго у них. С ней обращение нужно. Уважение. А для Кольки все бабы фуфло, избалованный.
Саня задумался. Нет, точно бы он ее взял, даже и с ребенком, что такого? Все равно ее Митьке отец нужен, так он считает, - заглядывал в лицо Нифонтову, словно желая знать его мнение. И ей бы легче, учиться и вообще, зарабатывает он неплохо, а может и больше, если нужно, квартиру там кому отремонтировать, еще что... Он все может. Ему еще мать говорила: мужик должен все уметь. И потом, он бы ее притеснять не стал, он свое место знает.
Саня посмотрел на свои ладони.
Нифонтов спросил: так он что, испугался, что отобьют? Саня искоса взглянул, настороженно, но как бы и добродушно. А кто тебя знает? - вдруг улыбнулся застенчиво. Вообще-то нет, не то что бы. Просто решил посмотреть, потолковать, чтоб не обидели. Она доверчивая, обмануть легко. Чтоб знали, что не одна, есть кому заступиться, понятно? Еще бы непонятно! Это он, Саня, молодец, теперь уже одобрил Нифонтов, вполне искренне, радуясь, что ни сном ни духом, безгрешный, так хорошо и тепло, что и еще бы водки, да не было.
Так они т о л к о в а л и, о том-о сем, о жизни, короче, как старые приятели, а где-то возле одиннадцати или чуть позже дверь отворилась (Нифонтов еще думал, запирать или нет, засечет кто ненароком, с бутылкой-то), и - голова Инны сначала, потом она вся, как тень, лица в сумерках не разглядеть. Тоже, ступив шаг, всматривалась: кто это с ним? как будто узнавала. Пусть отгадает, игриво предлолжил студент.
