- А она?
- Она осталась в поле. Что обратно до деревни, что до райцентра - несколько часов идти. Над головой звезды. Ночь. Снег блестит. Красиво, а у девушки слезы текут - поняла она все. И вскоре слышит - вой.
- Вой?
- Да, волки на охоту вышли. Поняла девушка - это конец. Растерзают ее волки.
- А что, других машин разве нет? Попутных?
- Лиза, это военные годы. Самый глухой район глухой области. Какие машины! Днем одна в час проедет. А ночью... Короче, прощается девушка с жизнью. А шофер уже в деревню приехал. Они с тем директором бутылку достали, пьют на радостях.
- Неужели им ее не жалко?
- Понимаешь, тогда законы были такие суровые, что жулика этого по головке вряд ли в милиции погладили бы. Он за себя и перепугался, а на девушку ему было наплевать. Но рано директор радовался. На великое счастье девушки, возвращался в деревню из райцентра председатель колхоза. Ехал он в санях, лошадь несла его во весь опор. Увидел тот человек девушку, без слов понял, что беда с ней приключилась. Но было не до расспросов.
- Садись, - вскричал, - видишь, волки близко! И действительно - вой все ближе. Огоньки зеленые заблестели - глаза волчьи. Захрапела лошадь от страха, а мужчина кнутом лупит ее.
- Зачем кнутом?
- Глупенькая, чтобы бежала быстрее. Девушка ни жива, ни мертва сидит в санях, мамочку вспоминает. "Ничего, - кричит мужчина. - Не зря я, выходит, так поздно домой поехал. Живую душу спас. Ну-ка, Зорька, выноси!" А лошади и кнута не надо. Умное животное, понимает, что от волков ей лучше убежать. А эти серые бестии все ближе, ближе. Самый крупный, видно, вожак, вот-вот на лошадь прыгнет... "Эх, жаль, ружья нет, - сокрушается мужик. - Кнута они не больно боятся. Давай, Зорька, еще немного осталось".
И точно. Показались огоньки. Это была деревня. Это было спасение. Волки отстали.
- А что дальше?
- Дальше? Все закончилось хорошо. Представляешь, какие лица были у тех негодяев, когда за ними пришли?
- Кто пришел?
- Милиция, конечно.
Оказалось, что в комнате стояла Наталья Михайловна и улыбалась.
- Меня за вами прислали, сказали, что вы, граждане, припозднились.
- Свет оставить? - спросил Киреев Лизу.
- Нет, совсем не страшно было. Да и закончилось все отлично. Спасибо за историю. В следующий раз еще что-нибудь расскажете?
- Даю слово. Спокойной ночи, именинница.
- А вот и нет. Именинник - это когда у человека день ангела. А у меня сегодня день рождения. А день ангела, между прочим, у меня седьмого мая. Придете?
- Надо же, а я всю жизнь думал, что день рождения и именины - это одно и то же. А придти приду. Получается, я ни разу на именинах не был.
- Признайтесь, Миша, - спросила его Наталья, когда они выходили вместе из комнаты девочки,
- придумали историю от начала до конца?
- Нет, более правдивой истории на свете еще не было.
- И про погоню - правда?
- Вот здесь сочинил немного. Но - самую малость.
- Самую?
- Честное слово, - улыбнулся Киреев. - Главное, Лизе понравилось.
- И мне тоже.
Глава семнадцатая
- Слушай, Кира, ты сдурел? - Галина на том конце провода гремела и бушевала. - Прости, конечно, но зачем тебе московской прописки лишаться? Нужны деньги - скажи, мы дадим. Нет проблемы. Ты слышишь меня?
- Слышу.
- Что - слышу? Ты пойми, дело не во мне. Ну хочешь уехать - сдавай квартиру, получай за это денежки. Продавать-то зачем?! Куда возвращаться будешь? Что ты молчишь?
- Я тебя слушаю.
- И что?
- Мне уже нет возврата. Прости. Я переживал, что... Короче, я рад.
- Чему?
- Что квартирный вопрос тебя не волнует. Помнишь, в одной книге написано, как он всех портит.
- Ты мне зубы не заговаривай. Делай с квартирой, что хочешь...
- Спасибо.
- Почему, ну почему ты не слышишь меня? Кира, ведь ты локти потом будешь кусать.
- Если достану.
- И голос такой спокойный. Слушай, может, ты в секту какую попал? Они тебя охмурили, да?
- Родная, при чем здесь секта? Просто я ухожу. А я слаб, понимаешь, надо налегке идти.
- Ты про какой уход говоришь, Кира? Ты правда сдурел, прости за грубость. Тоже мне Лев Толстой нашелся.
- Он уходил, а я возвращаюсь... Галин, если мне надо будет, я тебя найду. Хорошо? Всего доброго тебе.
- Кира, я...
- Пока, родная. Целую.
Неожиданно все быстро закружилось. Как и в случае с гаражом, Кирееву практически ничего не нужно было делать. Ему только пришлось сначала дождаться хорошей дельной мысли, а дальше все пошло как бы само собой. Михаил Прокофьевич вспомнил, что Алла Петрова, чьи деньги он нашел, говорила, будто ее муж занимается обменом и продажей квартир. Слава Богу, что в кармане куртки Киреев нашел бумагу с ее телефоном - Алла сама написала его. Тогда он взял ее телефон из вежливости, оказалось - пригодилось.
Алла ответила "нет проблем" и даже пообещала, что сама проследит, чтобы все было "в лучшем виде". Полюбопытствовала, в связи с чем он продает квартиру. Киреев коротко объяснил, что переезжает в Старгород.
Еще через день к нему пришли покупатели, мужчина и женщина кавказского вида. Женщина скромно стояла у порога, мужчина деловито осматривал квартиру. В какой-то момент Киреев почувствовал, что внутри у него растет раздражение. С одной стороны, было ощущение, что это его, Киреева, оценивает кавказец. С другой, он вдруг ощутил родство со своей маленькой, но такой уютной квартиркой, бывшей свидетельницей его счастливых и горьких минут. А может, права Галина: сдать квартиру - и получать за нее деньги? Киреев отогнал эти мысли. Уходя - уходи. После дня рождения Лизы, после разговора с девочкой он, возвратившись домой, вдруг в один момент, буквально в один момент - в этих словах нет преувеличения - решил не просто уехать из Москвы, а отправиться по России пешком. С какого-нибудь красивого места пойти к Старгороду. Вдоль речек, полевыми дорогами. Пойти по России, которую, оказывается, он не знал. Толпа в подземке, вереница машин на улицах, новости по телевизору - такая для него была Россия. В этот момент Киреев даже не думал о том, сможет ли он пройти пешком хотя бы пять километров, что будет делать, когда с ним случится приступ. Это было явное, очевидное сумасбродство, глупость, ребячество или блажь - называйте как хотите. Но мысль уже засела в голове Киреева крепконакрепко. И он не хотел отказываться от нее. Вот почему, когда во время осмотра квартиры покупателем у него неожиданно возникли сомнения, Киреев вспомнил Лизу, затем ее секрет. Правда, представить себя покойником ему труда не составило, а вот этого красавца и здоровяка - как-то не очень. Киреев вышел из комнаты и встретился взглядом с женщиной. Она ответила улыбкой, застенчивой и виноватой. Киреев подумал: интересно, а какой эта женщина была в детстве, скажем, в возрасте Лизы? И, неожиданно для себя, представил. Отчетливо и ясно. Большие карие глаза на смуглом личике, множество мелких косичек... И раздражение ушло, будто его и не было. Киреев, улыбнувшись, спросил:
- Откуда приехали?
- Из Шемаха.
- Шемахи? Это в Азербайджане, кажется? Женщина кивнула. Она была совсем молодая, муж мог сойти за ее отца.
- Не маловата для вас будет квартира?
- Пока денег мало. В Москве все дорого. Их разговор прервал кавказец. Он что-то сердито стал выговаривать своей жене, которая, не оправдываясь, опустила голову. Потом мужчина заговорил с Киреевым:
- Неплохой квартира, но дорогой. Уступишь?
- Нет, родной. Если дорого, зачем пришел? До свиданья.
- Зачем рассердился сразу? Не хочу - "до свиданья". Они обговорили детали. Назначили примерный день, когда Киреев освободит жилье. Покупатели ушли, а Киреев еще не мог понять, что он продал свою квартиру. Неожиданно ему пришло в голову, что совершенно забыл о мебели, посуде. Кирееву стало смешно. Месяца не прошло, как он готов был считать каждую копейку, а вот сейчас умудрился ни разу не вспомнить о своей утвари и прочих домашних вещах. "Надо же, я только сейчас понимаю, какой смысл азербайджанец вкладывал в слова "освободить жилье". Киреев думал, что ему достаточно будет отдать ключи от дома, взять рюкзак и уйти: "Надо будет позвонить сестре, а затем опять обратиться к Алле Ивановне. Она, даст Бог, поможет с перевозкой вещей".
Киреев продолжал смеяться, набирая номер Петровой. Но вдруг леденящий холод реальности охватил его всего. Туман, окутавший его мозги, иллюзии словно исчезли в один момент. Чувство одиночества, такое памятное в первые дни болезни и уже забытое, вернулось к нему. Откуда Киреев мог знать, что в этот самый момент в Москве еще один человек думал о нем. И чем больше думал, тем решительнее связывал с Михаилом Прокофьевичем свои чаяния и планы. А Кирееву оставалось ждать ночи - и нового сна, новой радости, новой надежды.
* * * Мой дом - моя крепость. Софья с полным правом могла так сказать о своей квартире. Но беспокойство за икону, да и за себя тоже, не проходило. С другой стороны, все чаще и чаще стал беспокоить эксперт-музейщик. Надо было предпринимать что-то решительное. Когда позвонила Алла и сообщила новости о том человеке, который нашел ее деньги, Софья выслушала их в пол-уха. Продает свою квартиру, уезжает куда-то в глубинку. Да мало ли вокруг чудаков? Чудак - он и в Африке чудак. Алла говорила о том, что внешний вид Михаила ей ужасно не понравился. Видно, болеет человек. Алка же просто добрая тетка, она когда-то и Петровича пригрела - тогда тоже бедного и больного. А сейчас этот Петрович зубки уже кажет. Но когда Алла сообщила, что этот человек уезжает жить в Старгород, равнодушие Софьи исчезло вмиг:
