водой на стол и быстро уходит. Дел у них сегодня полно.
Князь понимает молчание Титая. Не требует ничего, не напоминает о титулах и положении: сам смачивает мягкую ткань, скручивает, выжимая. Подходит, стирая кровь с лица Титая. Живой. Он остался невредим. Кажется, именно сейчас Алексей понимает, что многое делал не зря. Что в его городе народ не боится стражи. Что беспокойство не становится доносом. Что даже детей здесь учат не лгать родным и беречь близких. Те глупости, за которые он иногда себя корил, полагая, что тратит время на эфемерные мечты… Те глупости пустили корни и стали деревом, чьи ветви способны удержать над обрывом.
«Мне становится страшно тебя потерять».
Алексей замирает, не в силах произнести это вслух. Его всесилие, его бравада и бесконечная уверенность вздрагивают сейчас. Едва заметно, тонко, застревая выдохом в горле. Он никогда не чувствовал подобного. Мог каждого защитить. Закрыть рукой, отвести любую напасть. Но Титай не в его власти. Он принадлежит другому миру. Он может выйти на улицу, шагнуть за ворота, и ни один закон этого города не будет иметь над ним силы. Ни один закон, что мог бы спасти ему жизнь. Как сегодня, когда он повстречался с человеком из мира своего, не из Дороса. В том переулке свет мог угаснуть в этих глазах, и ни гнев, ни радость не смогли бы уже ничего изменить.
Алексей хочет его себе. Но, стоит протянуть руку, пальцы хватают лишь воздух.
Чувства застают врасплох, кружат голову. Князь сживается с ними, присмирев, и достает из сумки на поясе сломанный гранатовый браслет. Тот самый, что снял ночью после пира с ноги Титая. Тот самый, что Титай оставил на полу цитадели нарочно.
— Это твое, кажется.
Внутри Титая буквально рычит гордость, детская привычка проявлять непокорность при любом удобном случае. Но это рабская, дурная забава — так он делал только ребенком, а сейчас вот вспомнил, когда слабость ударила в живот. Нужно от нее избавляться. Не пытаться вздернуть подбородок. Не дерзить только потому, что перед ним «один из господ». Алексей — человек. Достойный уважения, кем бы он ни был. Человек, оказавшийся достаточно внимательным, чтобы заметить оставленный сентиментальный знак.
Титай сомневался. Выскользнуть незамеченным — и нет забот. Пусть разбираются как хотят. Пусть князь наказывает стражу, не уследившую за гостем. Пусть думают что угодно. Но вспомнился громкий смех валаха, понимание беловолосого стража, которого никто не просил проявлять чуткость и показывать, что питье в кувшине не отравлено… Нет, они не заслужили того, чтобы их подставили. Всю жизнь посвятив борьбе с запретами, Титай захотел вдруг соблюдать правила игры. Хотя бы немного. Как умеет.
Гранатовый браслет — единственная примечательная вещь, о которой князь мог бы знать. Если допустить, что для него той ночью случилось что-то важное, то Алексей должен вспомнить украшение, сломанное его рукой. Вспомнить и понять, что Титай не пытается исчезнуть не попрощавшись. Что уход его был намеренным личным решением и стража не виновата.
Титай шумно выдыхает, закусывает нижнюю губу. Щекам горячо внутри, прохладно снаружи от влажной ткани.
— Почему ты пошел за мной? Я молился, чтобы никто не помешал. Один неверный шаг — и даже мне было бы не уйти от его ножа. — Титай поглаживает прозрачные камни в золоте звеньев браслета, поддевает ногтем алые бусины-подвески. — Не ожидал, что ты окажешься… Таким человеком.
Алексей смотрит внимательно и, кажется, видит, что творится в этой голове — красивой и немного дурной. Стирает кровь с лица, шеи. Конечно, этой воды и тряпицы не хватит, чтобы вымыть обоих, но хотя бы так. У Титая тревожно сведены брови, выражение на лице меняется от хода мыслей.
— Потому что мы вроде как вместе хотели со всем разобраться. Я выигрываю тебе время, охраняю тебя не для того, чтобы над тобой надругались и убили в подворотне, — князь все-таки говорит это, не сдерживая глухие рокочущие нотки в голосе. — Каким человеком я оказался, по-твоему? — Алексей отходит, занимается наконец собой. Наклоняется над водой, набирает полные ладони. Омывает лицо, вскидывается, зачесывает мокрыми пальцами волосы.
Титай, пряча браслет в карман, разглядывает его — сначала исподлобья, затем и открыто. Скользит взглядом по спине, запоминает жесты и движения. Что-то беспокоится в груди, возится. То вспыхнет огнем, то притихнет от случайных прикосновений ли, поворота головы. Он оказывается рядом бесшумно. На пробу проводит ладонью по плечу Алексея. Обходит его, останавливаясь сбоку. Поддевает пальцами его подбородок, чтобы погладить под скулой, растирая подсыхающую каплю по едва заметной щетине.
Вот оно. Его хочется трогать. Так, чтобы… Ускользающая догадка растворяется, отступая перед словами. Титай отнимает руку, вскидывает бровь:
— Я слышу ревность?
Возможно, не имеет смысла юлить перед ним. Посмотрим. Еще немного. Титай окунает пальцы в чуть теплую воду, болтает, играясь. Отвлекает мысли.
Постепенно он начинает чувствовать себя не таким раздерганным. Фокусируется, будто складывается по кусочкам в того юношу, что приковал к себе взгляд. Князь мог бы и по руке хлопнуть за такое, но только усмехается, позволяя себя потрогать вдоволь. Выпрямляется, смотрит чуть сверху и не отрицает:
— Именно ее ты и слышишь. — Алексей прижимает к лицу свежее полотенце. Не от смущения, конечно. Он же не мальчишка. Откладывает свою защиту на стол, только когда Титай начинает говорить.
— По чужим рассказам мне пришлось много о тебе узнать. — Титай запоминает вопрос и отвечает на него наконец: — Я изучал тебя по негодованию, по страху противников. По восторгам — их же и тех, кто тебя почитает. Ночью после пира мне показалось, что это выдумки. Что тебе, как и всякому правителю, приписано излишне решимости, своеволия, воинственности. Показалось, что ты мягок и сердечен, светлый князь. — Титай коротко ухмыляется, замирая на какое-то мгновение. — Захотелось тебя защитить. Но сейчас я вижу, что в заступничестве ты не нуждаешься. Так что… — Он подбирает полотенце за Алексеем, вытирает пальцы насухо. — Посмотрим, кто ты такой. Поспешных выводов я делать больше не стану. Не с тобой.
Алексей слушает рассказ о себе, состоящий по большей части из догадок.
— А я и мягок, и сердечен. Но и крови на руках не испугаюсь. Защитить смогу. Вот только и мне защита нужна, почему нет? Мы оба здесь потому, что ты защитил меня, Титай. — Князь улыбается удивлению юноши. — Ты лучше скажи, зачем ушел? Думал ли вернуться после? Ты придумал что-то?
Очень хочется верить, что парень все-таки умный. Что сам разберется, где ему будет безопаснее и лучше. И не будет кусать ту руку, что хочет ему помочь. Титай переводит дух, отводя мысли
