Послѣдніе бѣглецы, вздымая клубы сѣрой пыли, сбѣжали съ высотъ и еще ломились въ ворота, когда въ тылу ихъ, надъ безплоднымъ, песчанымъ холмомъ, блеснула искра булатнаго копья и, слѣдомъ за искрой, черный гигантъ на черномъ конѣ выросъ надъ холмомъ…
Затрясся старый Вендъ, увидавъ губителя своего народа, и слезы высохли на его глазахъ. Мощною ногою ступилъ онъ на зубецъ крѣпостной стѣны и — словно выросъ на локоть — сдѣлался великъ и страшенъ.
— Стой! крикнулъ онъ, потрясая руками, простертыми къ черному всаднику, — и голосъ его гремѣлъ, какъ громъ, когда разбиваетъ утесъ въ горахъ, а взоръ сверкалъ, какъ зарница.
— Стой, кто бы ты ни былъ! Я Вендъ, глава Золотого города, запрещаю тебѣ слѣдовать за этими людьми, они мои! моя любовь и воля стоятъ между тобой и нами!
И росъ, и крѣпчалъ его голосъ, и ярче, и острѣе становился пристальный взглядъ свѣтлыхъ очей, и грознѣе напрягались простертыя въ воздухѣ руки, а вѣтеръ раздувалъ пурпурный плащъ вождя и космы сѣдой бороды… Черный всадникъ смутился: сдержалъ коня и нѣсколько мгновеній стоялъ какъ бы въ нерѣшимости. Потомъ повернулъ коня и, медленно поднявшись на вершину холма, сталъ на ней — безмолвный и неподвижный, подобно изваянію одного изъ суровыхъ боговъ жестокой древности. Вождя же оставила внѣдрившаяся въ него сила, и онъ упалъ на руки сопровождавшихъ его воиновъ, какъ дитя, внезапно застигнутое сномъ.
Весь день до поздняго вечера не показывался Вендъ, изъ своихъ покоевъ. Только, когда мгла совсѣмъ уже насѣла на Золотой городъ, и въ большой палатѣ дворца зажглись розовыя лампады, наполненныя благовоннымъ масломъ, вышелъ онъ къ своей дружинѣ, ожидавшей его съ большою тревогой. Мрачнымъ взоромъ окинулъ вождь мужей брани и совѣта, сѣлъ къ золотому столу и спросилъ:
— Что дѣлаетъ тотъ… черный воинъ… нашъ врагъ?
— До сумерекъ, о, государь, онъ недвижимо, какъ каменный, стоялъ надъ холмомъ, пугая своимъ видомъ смятенный народъ. Теперь же мракъ покрылъ его, и — продолжаетъ ли онъ сторожить городъ, уѣхалъ ли, — мы не знаемъ.
Вендъ опустилъ голову на грудь, такъ что лицо его было въ тѣни, и никому нельзя было прочитать его мыслей. Онъ молчалъ — и дружина молчала.
— Есть ли между вами храбрые люди? сказалъ онъ наконецъ.
— Мы всѣ не трусы! не обижай насъ, государь! отвѣчали дружинники въ волненіи.
— Но дерзнетъ ли кто-нибудь изъ васъ поѣхать сейчасъ къ черному всаднику и говорить съ нимъ?
Дружинники смутились, и старѣйшій изъ нихъ возразилъ:
— Ты требуешь невозможнаго, вождь. Когда человѣкъ идетъ на звѣря, онъ знаетъ, что у звѣря есть клыки, когти и стальныя мышцы; когда онъ идетъ на человѣка, знаетъ, что у человѣка есть оружіе;- знаетъ, чего надо страшиться отъ своихъ враговъ и въ чемъ надо стать выше ихъ, чтобы не быть пораженнымъ или убитымъ. Это знаніе даетъ человѣку храбрость. А ты посылаешь насъ къ волшебнику, поражающему людей на смерть невѣдомо какимъ оружіемъ или чарами, отъ которыхъ нѣтъ защиты. Всякую храбрость убиваетъ невѣдѣніе.
Вендъ молчалъ, такъ какъ ему казалось, что дружинникъ говоритъ правду. Но выступилъ впередъ мужъ — богатырь ростомъ и съ широкими плечами; онъ показалъ Венду бугры мышцъ на своихъ обнаженныхъ рукахъ и сказалъ:
— Вендъ! Годъ тому назадъ, въ горной пещерѣ, напалъ на меня звѣрь. Такого я никогда не видалъ раньше и не увижу болѣе, потому что, должно быть это былъ послѣдній въ нашей странѣ. Боролись мы въ темнотѣ, я не видалъ ни когтей его, ни зубастой пасти, и чувствовалъ только, что онъ силенъ и громаденъ. Когда же онъ захрипѣлъ подъ моею рукою и издохъ, я съ великимъ трудомъ вытащилъ его изъ пещеры и изумился: то былъ левъ, изъ той могучей породы, что, какъ говорятъ старики, нѣкогда во множествѣ жила въ пещерахъ нашихъ горъ, но была истреблена и вымерла. Теперь только громадные скелеты львовъ бѣлѣютъ у входовъ въ горные гроты и на днѣ ущелій. Такимъ образомъ я сражался съ невѣдомымъ, не боялся и побѣдилъ. Думаю, что я не струшу и чернаго всадника.
Возвысилъ голосъ другой мужь.
— Я морякъ, сказалъ онъ. — Море — могучій титанъ, а суда мои ничтожныя щепки. Море хитро и обманчиво, вздымаетъ внезапныя бури и выдвигаетъ сегодня подводныя скалы тамъ, гдѣ вчера была бездонная глубина. Однако, на зло его коварству, я полжизни провелъ на его поверхности, плавая на удачу то къ Сикуламъ, то къ Иберамъ, то къ жителямъ далекаго Тира. Я привыкъ бороться съ невѣдомымъ и не боюсь чернаго всадника.
Третій мужъ просто сказалъ:
— Пошли меня, вождь: я поѣду.
Вендъ подумалъ и сказалъ:
— Вы поѣдете всѣ трое.
И онъ всталъ съ сѣдалища, распрямилъ свою старую спину, расправилъ широкія плечи и повелѣлъ:
— Скажите ему, скажите злодѣю: старый Вендъ, который поразилъ Азовъ и шестьдесятъ лѣтъ правитъ Золотымъ городомъ, зоветъ тебя къ престолу Зевса судиться за безвинно погубленный тобою народъ! Завтра, на разсвѣтѣ, Вендъ будетъ ждать тебя у городскихъ воротъ и сразится съ тобою на жизнь и смерть, копьемъ и мечомъ, на конѣ и пѣшій, со щитомъ и безъ щита!
Такъ какъ борода Венда сильно тряслась, когда онъ говорилъ эти слова, то дружина окружила его, умоляя:
— Вождь! Успокойся!
Но Вендъ далъ имъ знакъ молчать и вышелъ изъ палаты.
Безмолвно ѣхали три богатыря сквозь темную ночь къ холму чернаго всадника. Круглая луна уже выставила изъ-за горъ большой свой отрѣзокъ, но была еще красна и не давала свѣта. Ночь молчала. Только копыта коней позвякивали о кремнистую дорогу. Было душно: казалось, будто небо стало ближе къ землѣ и, какъ низкій потолокъ, придавило и сгустило воздухъ надъ нею. Вѣтра не было; неподвижныя тучи лежали кое-гдѣ на небѣ, точно спящія чудовища, и закрывали своими черными тушами звѣзды.
Кони стали. Три рога загремѣли въ ночной тишинѣ. Эхо загрохотало по холмамъ. Звуки его домчались и въ Золотой городъ. У тысячъ жителей дрогнули сердца, потому что молва о вызовѣ Венда разошлась уже между народомъ, и всѣ поняли, что значитъ этотъ грозный призывъ.
Еще… и еще… Трижды трубили богатыри, но трижды имъ не было отвѣта съ вершины холма.
— Явное дѣло, братья, врагъ ушелъ, и мы ждемъ отклика отъ пустого мѣста, — воскликнулъ богатырь-убійца льва, и товарищи согласились съ нимъ.
Но, когда луна поднялась и поблѣднѣла, ночь изъ черной сдѣлалась синею, и черный всадникъ предсталъ глазамъ пословъ Венда, такой же угрюмый и застылый, какъ видѣли они его днемъ. Тогда богатырь-морякъ закричалъ ему своимъ густымъ голосомъ, привычнымъ къ борьбѣ съ ревомъ вѣтра и стономъ сѣдаго моря:
— Витязь! Мы трое — послы къ тебѣ отъ Венда, царя Золотого города. Дозволь намъ говорить съ тобою. Коней и оружіе мы оставимъ у подножія холма по посольскому обычаю нашей страны, и вѣрь, что мы не нападемъ на тебя измѣной. Можемъ ли мы приблизиться къ тебѣ безъ боязни, что ты поразишь насъ?
Морякъ замолкъ… Мѣсяцъ доплылъ до облака и нырнулъ въ его глубь; небо потускло; вѣтеръ нежданнымъ порывомъ коротко свистнулъ въ ущельи; ночная птица гдѣ-то крикнула… Наконецъ послышался отвѣтъ — какъ будто издалека, глухой, сиплый, но такой могучій, словно весь холмъ вздохнулъ глубиною своей песчаной груди:
— Идите!
Богатыри поднялись на холмъ, поклонились всаднику и подивились его росту, коню и тяжелому оружію. Они хотѣли взглянуть ему въ лицо, но черная стальная сѣтка висѣла у него съ шелома на грудь, спину и плечи. Кольчатая рубаха, кольчатыя рукавицы, кольчатая обувь: весь всадникъ былъ — какъ выкованный изъ стали. Напрасно привѣтствовали его богатыри: онъ не отвѣтилъ имъ ни словомъ, ни наклоненіемъ головы. Богатыри сѣли на песокъ, и такъ заговорилъ первый изъ нихъ — убійца льва:
— Мы привезли тебѣ вызовъ на смертный поединокъ отъ нашего вождя, старца Венда. Будь на разсвѣтѣ у городскихъ воротъ. Вождь встрѣтитъ тебя и сразится съ тобой за обиженный тобою народъ, какъ нѣкогда сразился онъ съ Азами и уничтожилъ ихъ. Если же ты силой чаръ или оружія побѣдишь нашего государя, то не одинъ онъ богатырь въ своемъ народѣ! Я первый…
Но — на этомъ словѣ — затрепеталъ богатырь; голосъ его прервался, и онъ впился безумными отъ испуга очами въ ночную тьму, которая, за спиной всадника, была какъ будто и гуще, и туманнѣе, чѣмъ всюду. Слыша, что товарищъ умолкъ, не скончавъ рѣчи, — богатырь-морякъ подумалъ: «вѣрно, оробѣлъ!» и продолжалъ, за него:
— Нашъ вождь и всѣ мы въ Золотомъ городѣ — дружина и народъ — одно тѣло. Не знаемъ, одолѣешь ли ты васъ, но, если и одолѣешь, дорого станетъ тебѣ побѣда. Грудью пойдетъ дружина Венда на твои чары, и вотъ эта, привычная къ битвамъ съ людьми и моремъ, грудь будетъ первою, которую ты встрѣтишь въ бою…
Но тутъ и морякъ оборвался на словѣ: очи его расширились, волосы на головѣ зашевелились, колѣна задрожали, и зубы застучали, какъ у лихорадочнаго. Замѣтивъ это, третій богатырь всталъ съ земли и, закрывъ глаза рукой, чтобы подобно товарищамъ, какъ предположилъ онъ, не увидать чего-нибудь страшнаго, спросилъ:
