- Что?!
- Если это тебя тоже интересует, то тогда получается, что ты мне должен за две услуги. Всего десяточку. Верно?
Мы остановились у полуоткрытой двери.
- Ну, давай, - сказал проводник.
- Что?
- Десяточку, что.
- Минутку, - остановил я его. - Пока что я не знаю за сколько именно услуг я тебе должен. И потом как я без тебя отсюда выберусь? Так что подожди меня пару минут.
И не оставляя ему время на возражения, я вошел в комнату.
Комната выглядела, как номер подпольного борделя из кинофильма о доблестной работе полиции. На огромной кровати под тюлевым балдахином полулежала молодая негритянка. Одета она была, как и полагается персонажу из упомянутого типа фильмов в кружевное белье, которое больше открывало, чем закрывало. Спинка кровати была зеркальной и по краям ее, венчая картину дешевого разврата, горели две красные свечи. Потягивая папироску, негритянка раскладывала перед собой карты.
- Пардон, - сказал я и кашлянул в кулачок для привлечения внимания.
- Проходи, - собрав карты, она отбросила их в сторону и, закинув руки за голову, сладко потянулось, так что косточки хрустнули. - Ну, что тебе?
- Мне бы травки, - скромно сказал я.
- 30 долларов на десять закруток.
Она достала из-под подушек несколько мешочков, выбрала из них нужный и развязала его.
- А попробовать можно? - понахальничал я.
- Если купишь на тридцатку, дам - сказала она. - Присаживайся.
Я сел на край постели, достал из бумажника три десятки и вручил ей. Она, ловко застрочив папироску, раскурила ее и протянула мне.
Я сделал затяжку. Очевидно мой чумазый проводник был таки прав. Трава оказалась сильней, чем можно было ожидать. Внезапно я обнаружил, что уже не сижу, а лежу и рассматриваю откуда ни возьмись выглянувшую ее грудь. С любовью и большим знанием дела она была отлита из чистого шоколада. Теплые блики света ходили на ней.
- Мне надо домой - сказал кто-то рядом моим голосом.
- Кто держит? - пожала плечами моя новая подружка и от этого движения упомянутая выше грудь качнулась и столкнулась с появившейся из кружев шоколадной подругой. Набрав дыма в рот, негритянка склонилась ко мне и легко прижав свои губы к моим, стала медленно вдувать его в меня. Дыма было так много, что он наполнил меня до краев и стал просачиваться сквозь поры в кровать. Став легче воздуха, она покачнулась и приподнялась над полом. Чтобы не упасть, я схватился за шоколадные изделия.
- Колдуй баба, колдуй дед, - сказал я и засмеялся.
- Тебе, кроме травы, ничего не надо?
- Мне надо домой, - снова сказал кто-то моим голосом, но точно не я, потому что в этот момент колдунья снова вдувала в меня порцию дыма и рот мой был занят.
- У тебя нет дома, - сказала она, оторвав от меня свои сладкие губы. На этот раз постель поднялась еще выше, и я подумал, что точно так же, как потолок в моей си-гейтовской квартире, этот неплохо было бы еще много лет назад отремонтировать и покрасить.
- Все равно мне надо.
- Нет, не надо, - она покачала головой и глаза ее стали грустными-грустными.
- Почему?
- Потому что ничего хорошего из этого не выйдет.
- Откуда ты знаешь?
- Ты тоже можешь узнать. Хочешь?
Я кивнул.
- А не забздишь, если, например, увидишь сам себя, но только через много лет?
Я покачал головой, и в тот же момент потолок над нами распахнулся и мы, как на корабле, выплыли на постели в залитое лунным светом небо. Я посмотрел вниз и совсем рядом с нами увидел перепрыгивающего с крыши на крышу, но постепенно отстающего чумазого проводника.
- Мэн, десять долларов! Мои десять долларов! - выкрикивал он.
Мы поднялись еще выше и ледяной, прямо таки могильный холод пронзил меня до костей. Я прильнул к бортпроводнице и она, прикрыв меня одеялом, прижала к своей большой и теплой груди. Мы летели над Бруклином, расчерченную на светящиеся квадраты и треугольники карту которого я начинал узнавать. Сперва мы плыли над залитой огнями Истерн-парквей с выстроившимися вдоль нее величественными зданиями. Вскоре слева от нас я увидел знакомую колоннаду Бруклинского музея искусств, а за ним - черный куб Библиотеки, из-за которого всплыла Триумфальная арка. За ней встали черной стеной голые деревья Проспект-парка. До нас долетели отдаленные крики и музыка, а еще через несколько секунд на распахнувшейся перед нами огромной поляне мы увидели украшенную огнями елку, помост с музыкантами и маленькие фигурки людей. Снова пошел черный массив деревьев, в центре которого засиял отраженный в озере голубой лунный диск. Сделав бесшумный поворот, мы направились к крышам уже близких домов.
- Ну что, не боишься? - снова спросила негритянка, когда наш корабль остановился у окон знакомого браунстоуна.
- Нет, - почему-то шепотом ответил я, едва сдерживая бьющую меня дрожь.
У окна во втором этаже, за которым я провел столько чудесных часов, мы остановились и моя спутница, словно не было никаких стекол перед ней, протянула руку и отбросила занавес.
Как завороженный смотрел я на открывшуюся передо мной картину. Перед мельтешащим телевизором сидели два пожилых человека. В седой женщине с испещренным глубокими морщинами лицом, с мутным, потухшим взглядом, с трудом удерживаюсь, чтобы не сказать старухе, я с ужасом узнал Оленьку. Ах, как безжалостно обошлось с ней время! Сколько лет ей было теперь? 65? 70? Но с еще большим ужасом в дремлющем рядом с ней человеке, я узнал себя. Нет, я не был еще стар, в смысле так стар, как она! Но во внешности моей появилась какая-то отвратительная одутловатость, отечность, какая бывает у людей, ведущих малоподвижный образ жизни. И еще страшная усталость была разлита на моем лице, усталость от той жизни, которой, видимо, я жил уже много лет.
У следующего окна снова был отброшен занавес, и я увидел кровать с лежащим в ней человеком. Бледный, как мертвец, он был весь опутан проводами и трубками, которые шли к аппаратам и приборам у его изголовья. Хотя я видел этого человека всего лишь раз в жизни, может быть 15 или 20 этих колдовских лет назад, я мог с уверенностью сказать, что это был ее муж! Страшная правда наотмашь ударила меня. Она, видимо, таки дала ему упасть с лестницы, чтобы остаться со мной, но, увы, судьба внесла свою поправку в ее убийственный расчет!
- Нет! Нет! Только не это! - закричал я в ужасе, вскакивая с постели и обрушиваясь в зияющую подо мной пустоту.
Я упал в сугроб, окаменев то ли от удара, то ли от потрясения. Так лежал я, не чувствуя ни себя, ни времени, пока не увидел, как склонилось надо мной знакомое черное лицо с печальными глазами и нежная ладонь легла на мой лоб.
- Я предупреждала тебя. Никому не нравится заглядывать в свое будущее.
Она наклонилась ко мне и поцеловала. От этого поцелуя ко мне вернулись утерянные ощущения: холода, страшной боли в теле и еще большей в сердце. Я в момент протрезвел. Со стоном поднялся и спустился с вершины сугроба на тротуар. К удивлению своему, я обнаружил, что негритянка исчезла. Я закинул голову и мне показалось, впрочем, не уверен, как скользнул за крышу темный угол летающего корабля.
Я отряхивал снег с куртки, когда к дому подъехала машина и из нее вышел человек в знакомой шубе. Мне показалось, что он был необыкновенно бледен. Это был ее муж, но не тот румяный и большой, которого я видел всего раз в жизни, мирно храпящим на полу прихожей. Этот был худ и болезненно бледен. Он рассчитался с водителем и подождал, когда тот, достанет из багажника чемодан и поставит его на тротуар.
Когда машина уехала, человек в шубе осмотрелся по сторонам и, заметив меня, сказал:
- Извините, вы не могли бы мне помочь?
- Я?!
- Больше никого не вижу, - он улыбнулся. - Верите, не могу поднять собственный чемодан.
- Почему?
Потрясенный его внезапным появлением и видом, я стоял не в силах шевельнуться. Он же явно нервничал, перед появлением в собственном доме, который (я-то это знал!) покинул после тяжелого выяснения отношений и в который вернулся без предупреждения. Он достал сигарету и, закурив ее, заговорил:
- Удивительная история. Дело в том, что я всего часов десять как из больницы. Несколько дней назад меня попытались зарезать. Не здесь. Я был в России по делам. Возвращался вечером домой и вдруг - удар в бок. Наверное конкуренты постарались. И потом, мерзавцы еще бросили в какой-то подвал. Видно, надеялись, что там я и истеку кровью. Оказалось, что там живет какая-то проститутка. Представляете? Она меня спасла. Вызвала скорую помощь. Кое-как зашили. Вот уже хожу, а тяжести поднимать не могу. Не поможете ли, до двери?
Я послушно взял чемодан и поднялся по ступеням к знакомой двери. Его тон, та доверительность, которую он проявил ко мне, незнакомому человеку, не предполагала того, что он станет расплачиваться за столь незначительную услугу. Но то ли из-за волнения, овладевшего им на пороге, то ли движимый привычкой, он достал из кармана свернутую купюру и подал мне. Тоже движимый привычкой, я принял ее и сунул в карман. Он промакнул лоб платком и снова заговорил:
