- Аппендицит, девоньки, резать - и то дело непростое, а под воду лезть - это, по-вашему, легко? Когда тебе поверх собственной, с ушами, головы навинтят еще одну, металлическую, да в пучину - это вам прогулка, да?
Сидит перед тобой на самом дно чудище, покрытое илом да ракушками, мохнатое, как мамонт, угадай, с какой стороны к нему подойти. Сначала нужно гидромонитором пробить подсудном тоннель, подвести ионтоны, а потом у/к давай - нагнетай в эти самые понтоны воздух! Только для этого сначала должен сам под судном через тоннель пролезть...
А пролезать под ним, когда знаешь, что нависает над тобой не менее двух тысяч тонн железа,- это, по-вашему, просто?
И парень уже готов с размаху швырнуть пивную бутылку вниз, в свое любимое море, где днем водолазит.
- Куда бросаешь, там ведь дети купаются!
- Извиняюсь! Дикие мы...
Дикостью нечего кичиться.
Снизу доносятся всплески и смех - там, под стенами крепости, дети рыбаков завладели водами лимана: купаясь при луне, резвятся, ныряют, кувыркаются, как молодые дельфины.
Подходят участники экспедиции - археологи, и оказывается, что не такие уж они и сухари. Принаряженные, бритые (кто не носит бороды), вежливо приглашают девчат на танец под чей-то старенький, дребезжащий магнитофон, а потом, удовлетворяя девичью любознательность, пойдут рассуждать о своем, о том, что они там за день наскребли.
- Надеялись найти меч центуриона, а добыли ржавую, с копейку величиной, бляшку,- сами же и посмеиваются.- Или, может, это меч истлел до размеров монетки?
- Зато имеем нынче улов,- напоминает дебелый археолог-водолаз,- подняли со дна моря целый ворох черепков от разбитых амфор... С какой-то смолой, канифолью...
- А самое главное,- добавляет длинноногий студентпрактикант,- добыли еще одну стелу белого мрамора с надписью.
- Что же там? Что написано? - допытываются девчата.
- Это вот Росавспий, он у нас полиглот, расшифрует,- указывают археологи на худощавого бородатого юношу, который и сам, видно, чуточку стыдится своей чудной курчавой бороды.
- Уже расшифровано,- отвечает он скромно.
- Поделитесь, если не секрет,- не унимается Светлана Усик.
- "Я родилась от афинской матери и от отца из Гермиона,- четко произносит юный бородач, не сводя глаз с Инны Ягннч,- а имя мое Теодора. Я видела много стран и плавала по всему Понту, потому что мой отец и мой муж мореплаватели. Воистину счастливы были мои дни среди любвн и муз!.. И совсем молодой, родив дочь, похожую на меня, я среди светлых надежд и жизни покинула этот солнечный мир, переселившись п бесконечный край хадес..."
- А дальше? - ночему-то волнуясь, спросила Инна.
- Дальше мрамор выщерблен...
Инна знает этого парня, однажды познакомили их в районном Доме культуры. Для нее есть в нем что-то привлекательное (только не борода!), глаза такие доверчивые, наивные чуточку, а порой вспыхивают даже вдохновением, ото когда парень начнет рассказывать о своих погребенных под вековыми пластами городищах, о поэме античных степей - золотой пекторали или о других новейших находках в здешних краях. То, что для других просто черепок или бляшка, для него вещь уникальная, можно заслушаться, когда он доискивается в выкопанных предметах магического, священного содержания, в какой-то бытовой вещи рассмотрит, скажем, античный амулет, который должен был охранять стспняка-скифа от злых духов, от вреднющих глаз, от поражения в бою и других напастей.
Росавский почему-то был уверен, что интерес Инны к археологии - не простое девичье любопытство, а нечто большое, потому и снабжал ее книгами по античности, альбомами, где так ярко и красиво воссозданы художественные изделия мастеров тех времен, когда человек еще ощущал свою близость с птицей п зверем, с растением, зерном, лесным или водным божеством...'Девушку в самом деле волновал мир бурных античных фантазий, поэтичной любви и диких вакханалий, мир, в котором юноша-археолог чувствует себя так уверенно и свободно. Память у него с электронной машиной могла бы соревноваться: нориу?
в голове целые поэмы Овидия и трактаты древних авторов, в день знакомства декламировал Инне большой отрывок из произведения врача предавних времен Гиппократа "О воздухе, воде и местности", теперь вот с такой же страстью прочел послание этой Теодоры, отчеканил твердо, нигде; не запнувшись,- сразу и не поймешь: сегодня расшифровал или где-то вычитал раньше? И почему прежде всего ен, Инне, адресовал он этот текст, этот странный голос античности? Когда это было! А вот поди ж, тронула душу эта горячая исповедь молодой женщины из древнего мира, женщины, которая, видно, обладала поэтичной и. тонкой натурой,- повстречайся Инна с нею в жизни, наверное, подружились бы... И взаправду ведь встретились - через тысячи лет! Когда он читал, то, странное дело, текст обретал в его устах какое-то словно дополнительное, для других скрытое значение. Да еще его неотрывный взгляд. Явно он выделил ее, Инну, среди других, прежде всего ей адресовал волнующую исповедь Теодоры - девушка это сразу почувствовала... Только почему же именно ей, Инне?
Когда через некоторое время археолог стоял рядом с нею у крепостного вала и, склонившись, снова повел речь о раскопках, Инна и па этот раз уловила в его словах трт более глубокий, дополнительный смысл, который предназначался лишь для нее. Было ей интересно слушать о скифах, об их отваге и рыцарстве, отмеченных еще Овидием. А скифянки, судя по украшениям, обладали незаурядным вкусом. Просто модницы степные!
- А все-таки, почему вон та башня Овидиевой называется? - кивнула Инна на самую высокую из башен.. - Ведь Овидий не мог быть здесь?
- Отчего же не мог? - оживился парень.-.Исследователи, конечно, считают, что не бывал он тут. Я же придерживаюсь совершенно иного мнения... Уверен, и, тут топтали пыль и оставляли следы на снегу его легкие римские сандалии. И так ли уж основательно все исследовано;?
Разве исключены открытия не менее поразительные?
Местом ссылки для него была Истрия, теперешняя Задунайщина, это верно, но кто мог помешать ему обследовать и весь этот для него по тем временам Север, посетить эти нынешние наши края? В конце концов, он мог и самовольно отлучиться, как Шевченко, когда вопреки царским запретам пошел с экспедицией обследовать Аральское море,..
Легче всего сказать: не был. Трои тоже не было, пока не нашелся смельчак, который пришел и откопал ее из-под наслоений веков. И только потому, что поверил Гомсровым поэмам.
Почему же не может нечто подобное случиться и здесь?
Чем, например, объяснить тот факт, что поэт располагал обширнейшими сведениями о степных племенах, об аборигенах этого побережья? Ведь неопровержимо доказано, что среди гетов были у Овидия настоящие друзья, он пробовал даже песни свои слагать на здешнем языке... Нот, наука еще скажет свое веское слово, и товарищ Овидий, я верю будет прописан и тут.
Горячность парня нравилась Инне, чувствовалось, что не раз он обо всем этом думал, имеет на историю свой взгляд, не заемным, собственным умом живет, сам доискивается истины. И те древние, исчезнувшие в туманах веков племена, похоже, были для него далеко не безразличны, он словно бы искал среди них свой генеалогический корень и яростно защищал их перед кем-то,
- Жаль, что люди, сооружавшие курганы, не знали письменности, хотя, впрочем, и это еще бо-о-льшои вопрос! - горячо продолжал он.- Знали или нет, со временем выяснится. Но что уж совершенно ясно - духом они были высоки. И Овидий, изучая их, именно это я уловил К Овидию вы явно неравнодушны...
Он заслуживает этого! Вот вы зубрите латынь для рецептов,- почему бы не взяться проштудировать в ориги нало его поэмы? Но и в них далеко еще не все расшифрова но. Что, скажем, означает эта его таинственная птица Ибикус, упрятанный символ, которому мировая наука до сих пор еще не может найти объяснения? Таинственны и сами причины ссылки, дикий и непонятный гнев всемогущего Августа... Как видите, тут еще множество белых пятен, нераскрытых скобок, загадок неразгаданных.
Когда говорил о гневе римского властелина, чувствовалось, что и сам наполняется гневом против его произвола.
Кому-кому, а цезарям от этого парня доставалось поделом, от него им не было пощады. Не скрывал, что все его симпатии на стороне тех, кто и в те далекие времена пестовал здесь виноградную лозу, жил честным трудом, древнее поле пахал оленьим рогом... А те римские хищники протянули разбойные свои руки и сюда: на одном из барельефов отчетливо видно, как они закалывают местных людей своими короткими мечами, одного великана бородатого повалили, заковывают в црпи - будет для них еще один гладиатор...
Не стыдились, разбойники, такими неприглядными делами похваляться на барельефах!.. В честь учиненной резни даже монумент соорудили в степи за Дунаем. Известно, какая участь ждет грабителей и их сомнительную славу:
прошли века, и потомки гладиаторов, степные пастухи, растащили во все стороны их белый мрамор, сделали из него корыта - поить скот! Глыбу с императором Тройном постигла именно такая участь - стала поилкой для овец.
