- А теперь ступай. Собака! Иди спокойно, мирно, не лай и не огрызайся на людей и вообще старайся избегать их. Чего доброго, примут тебя за бешеную и убьют. На селе не показывайся! Слышала, что сказал дед: нельзя ради собаки перечить народу! Нельзя! Но я все же обману деда! А ты иди и не возвращайся ради бога в село! Быть может, ты и вправду бешеная! Не бери греха на душу! Ну, ступай, хорошая моя!..
Не знаю, поняла ли меня Собака, но когда я пошел обратно, она осталась сидеть на месте...
- Ну, что? - спросил дед.
Я молча снял с плеча ружье и протянул его деду. Он открыл затвор, посмотрел на свет через каналы стволов.
- Вот что я тебе скажу, сынок: если ты всегда будешь поступать так, трудно тебе придется в жизни...
...Спустя неделю, ночью, шакал задрал в хлеву козу Эквтимэ Сирадзе.
Еще через три дня из чьего-то курятника лиса утащила двух кур.
Потом кто-то начисто опустошил десяти пудовый квеври Аслана Тавберидзе.
В один прекрасный день корова Бердзенишвили обглодала в нашем дворе четыре привитых деревца, - дед прямо-таки позеленел от обиды.
Вслед за этим из села бесследно исчезли дойная корова Нины Дзнеладзе и племенной бычок Сипито Матиташвили.
Однажды ночью из амбара Кириле Титмерия унесли восемь пудов отборной кукурузы.
Народ взвыл. Начались крики да ругань, подозрения да намеки, стали судить да рядить, дело дошло до матерщины.
Село до предела было взбудоражено.
15 октября хлынул ливень, какого давно не помнили в наших краях. Мельниц, стоявших на Губазоули, как не бывало, - унесло их взбушевавшейся рекой.
16 октября дед велел мне сходить на чудом уцелевшую мельницу в Горабережоули.
К полуночи моя кукуруза была смолота. Я взвалил на спину мешок с мукой и собрался было уходить, как вдруг дверь мельницы отворилась и на пороге появился Кириле Мамаладзе.
- Здорово, Теофан! - приветствовал он мельника. Меня Кириле не узнал.
- Как поживает ваш ребенок? - спросил я Мамаладзе.
- Какой ребенок?
- А тот, которого покусала бешеная собака.
- А-а-а, вот ты о чем! Собака-то оказалась здоровой!
- Что вы сказали?!
- Ничего особенного! Собака не была бешеной...
- Не была бешеной!.. А вы... А они... Стыд и срам вам, Кириле Мамаладзе! Стыд и срам! - выпалил я и, словно подкошенный, опустился на мешок.
- Теофан, чей этот невежа? - спросил удивленный Мамаладзе мельника.
- Чей ты, парень? - спросил мельник меня.
- Ничей! - отрубил я и, не попрощавшись, вышел из мельницы.
Весь день 17 октября я раздумывал - рассказать деду о встрече на мельнице или нет. Наконец решил, что говорить об этом деду не стоит.
18 октября дед не захотел вставать с постели.
20 октября он попросил меня остаться дома.
25 октября у деда опухли правые рука и нога.
27 октября он подозвал меня и вручил ключи от ларя.
28 октября дед усадил меня напротив себя на низеньком стульчике и сказал:
- У всего на свете есть начало и конец, сынок... Не сегодня, так завтра наступит и мой конец... Это очень страшно - идти, не зная куда. И потому не совру - боюсь я смерти... Но ты не бойся, сынок!.. Если там, на том свете, нет ничего, то и бояться тогда нечего! А если смерть - это лишь преображение человека, тогда тем более нет основания для страха. Я вернусь в этот мир, вернусь в другом обличье - деревом, травой, птицей, собакой... И всегда я буду с тобой!.. Я никогда не оставлю тебя одного! Знай, сынок, что бы тебе ни доставило тепло и радость, - будь то даже простой камень, это буду я, твой старый дед. Поэтому ты никогда не считай себя одиноким и не бойся одиночества... Об одном тебя прошу - не покидай наш дом, не дай погаснуть нашему очагу!.. Вернется твой отец - он должен найти здесь огонь, кусок мчади и стакан вина. Об остальном он позаботится сам... Вот уж неделю мне снятся покойники, а твой отец ни разу не приснился. Значит, жив он! Сохрани ему, сынок, родной дом и доброе имя!.. Будет конец и войне! Войну начинают люди, и люди же положат ей конец. Быть того не может, чтобы война одолела человека... А теперь иди, принеси дров побольше...
В ту ночь я не спал. Дед молчал, не отрываясь глядел на пылавший в камине огонь и чему-то улыбался.
29 октября ему стало плохо. Я приподнял его в постели и обложил подушками.
- Идет, идет, она, благословенная, но очень уж медленно идет... проговорил он.
30 октября дед снова подозвал меня:
- Приготовься, сынок... Завтра она дойдет до сердца... Ты не волнуйся... Все, что нужно, сделают соседи... Жаль только, нет у нас в доме женщины, некому оплакать меня.
1 ноября в полночь дед слез с постели и стал посередине комнаты.
- Гогита, я увидел его! - произнес он со страшной скорбью в голосе.
- Кого, дедушка? - спросил я, вскакивая с постели.
Дед навалился на стол, потом стал медленно сползать вниз и вдруг опрокинулся навзничь.
- Дедушка! - крикнул я. - Дедушка!
Дедушки больше не существовало.
Все произошло так, как хотелось моему доброму, мудрому деду...
Я оделся, открыл все двери и окна и вышел на балкон.
Наступило утро 2 ноября.
На холодном и блестящем как зеркало небе одна за другой гасли звезды.
Я спустился во двор, босиком прошелся по росистой траве. Холодная дрожь пробежала по телу... Шумели неубранные стебли кукурузы... Проходя мимо грушевого дерева, я машинально нагнулся, подобрал и откусил грушу и только тогда почувствовал, что во рту у меня пересохло.
Спокойно, не спеша я распахнул ворота, пересек дорогу, подошел к соседскому плетню и позвал:
- Маргалита!
Никто не отозвался, было еще очень рано. Я позвал громче.
Скрипнула дверь, и на балкон вышла заспанная женщина.
- Кто там?
- Это я, Гогита!
- Чего тебе?
- Спустись во двор, дело у меня.
- Ты что, пьян, парень?
- Умер дедушка, Маргалита... И некому его оплакать... Я прошу тебя...
- Да что ты говоришь!
- Да, умер дед. Прошу тебя, Маргалита, не откажи!..
Не сказав ни слова, Маргалита - непричесанная, босая - сбежала вниз по лестнице. Когда мы подошли к нашему дому, я пропустил ее вперед. Женщина ступила на лестницу, но вдруг остановилась и в замешательстве обернулась ко мне.
- Не бойся! - сказал я тихо и присел прямо на влажную траву.
Маргалита поднялась на балкон, повернулась лицом к деревне и распустила волосы...
Дедушку хоронили в воскресенье, 4 ноября 1943 года.
Народ стал подходить после полудня. Шли группами - по признаку родства или местожительства. Перед каждой группой следовали плакальщицы и двое детей со стружковым венком в руках.
Мои ближайшие соседки, взявшие на себя все хлопоты по устройству похорон, оплакивали скорее меня, чем деда:
- Несчастный ма-а-льчик, как же ты проживе-ешь один-одине-е-е-шенек, сирота бе-е-едненький!..
Я стоял у дверей с черной повязкой на руке и степенно, без слез и стонов, отвечал на рукопожатия соболезнующих.
- Ты поплачь, поплачь, Гогита, легче станет! - шепнула мне на ухо Маргалита. Я согласно кивнул головой.
Балкон, двор и даже дорога были полны людей. Стояли, судачили, делились новостями, спорили, кое-где даже смеялись...
Вдруг в толпе что-то произошло. Сперва она зашумела, потом наступила мертвая тишина. Люди расступились, и в образовавшемся коридоре показалась лохматая, грязная, с приставшими к шерсти шариками чертополоха Собака. Не глядя на людей, не обращая ни на кого внимания, Собака проследовала через весь двор, поднялась на балкон и заглянула в дедушкину комнату. Не найдя там никого, она вошла в зал, приблизилась к гробу, встала на задние лапы, передними уперлась в тахту, вытянула шею и... замерла. Долго смотрела Собака на спокойное, доброе и красивое лицо деда, потом повернулась, подошла ко мне и молча улеглась у моих ног.
- Слава тебе, господи! - вырвалось у кого-то.
И тут я не выдержал, закрыл лицо руками и громко зарыдал.
Около пяти часов дня произошло другое чудо.
В комнату вошел Бадриа. Увидев лежащую у моих ног Собаку, он вздрогнул, но быстро овладел собой и с приличествующим обстоятельствам выражением лица направился ко мне. Собака вскочила, ощетинилась, оскалила зубы и сердито зарычала.
Бадриа отступил, Собака сделала шаг вперед.
- Но, но, пошла! - проговорил побледневший Бадриа.
Собака глядела на него налитыми злобой глазами.
- Дай же поплакать над человеком! - попытался улыбнуться Бадриа.
Собака зарычала громче и приблизилась к нему.
- Скажи ей что-нибудь! - обернулся ко мне растерявшийся Бадриа.
"А она знает! Знает, да не может сказать!" - вспомнил я слова деда и сказал:
- Бадриа, уйди из моего дома!
"Если ты всегда будешь поступать так, трудно тебе придется в жизни", - вспомнил я слова деда и все же повторил:
- Уйди, Бадриа, из моего дома.
Бадриа ушел.
Утром меня разбудил какой-то шум. В одном белье я выскочил на балкон.
- Гогита, уйми проклятую собаку, чуть не загрызла нас! - кричали пришедшие за стульями соседи.
...Я окинул взглядом свое село.
