и пошёл.
Услышал только, как он в спину выкрикнул: «Ну, в птицу, так в птицу!»
Иду по насыпи, по тропинке, чувствую, засиделся, поясницу ломит. Дай, думаю, пройдусь, разомнусь немного.
У нас, если по брёвнышкам Будайку перейти – а она вот, в пятидесяти метрах от железки журчит, мутную водичку перекатывает, – можно на большую поляну выйти. Там собачники обычно тусуются. Но это утром и вечером, сейчас никого не должно быть.
Нет – понимаю – что-то не так… Уже не только поясница, уже и спина болит, и шею как-то вбок тянет. Не так что-то со мной. Нерв какой защемило, что ли?
И вдруг удар по всему телу. Тупой. Изнутри. Как будто по позвоночнику снизу сильно ударили. Но не больно.
На миг в глазах потемнело.
И тут же рукава у ветровки – по шву, с треском.
Вывалилось что-то из рваных рукавов, и до земли…
Мать моя женщина! Перья! Крылья!
Свисают по бокам, а рук нет.
Стою, не понимаю ничего.
Нет рук!
Пошевелиться боюсь. Голову повернуть. Замер. Страшно. Глазами из стороны в сторону. Деревья – берёзы, ёлки – стоят. Ветки сухие, трава под ногами. Ветер подул. Заиграли листья, зашелестели.
Ничего не меняется. Свисают по бокам.
Я глаза закрыл, а в голове пусто до звона. Ни одной мысли, темно в голове, как за закрытыми веками.
Лай собачий послышался. И тут словно сознание включили – не должны меня таким увидеть!
Я – глубже в лес, за деревья. Хотел быстро. Не получается. Не очень-то расходишься, если руки перьями обросли и до земли повисли. А пошевелить ими я почему-то боюсь.
Выглядываю из-за деревьев – прошла какая-то тетка толстая с шавкой на поводке. И всё вдруг нереальным показалось, словно сон смотрю, откуда-то сверху, со стороны, а сам не участвую. Перемешалось всё в этом сне: и вороны, мечущиеся в синем небе, и электричка, вспарывающая пространство, и тётка с собакой, и кроны деревьев, гуляющие под ветром, и насыпь железнодорожная, и сам я – на пеньке с банкой пива, и бомж, сидящий на земле чуть в стороне…
Стоп. Это же он, сука. Из-за него. Убью гада!
Не до логики было. Скорее обратно к насыпи, вдруг он ещё там? Остальное потом. Разберёмся.
Оглядываясь, крадучись, через Будайку, по брёвнышкам.
Вот уже насыпь…
Ну, если эта блядина там – ногами забью!
Заспешил.
Пусто!
Пенёк, на котором сидел. Банка из-под пива, смятая, в траве.
Пусто!
Тропинка по верху насыпи – к станции.
Туда ушёл! Некуда больше. Не в лес же… Сколько времени прошло? Да минут десять. Догоню!
Засеменил по тропинке. Электричка со спины накатила, с гулом, с грохотом. Плевать! Пусть смотрят. Не останавливаться же? Скорее надо!
Скользнула тропинка с насыпи, побежала вдоль путей. Станцию вдали видно.
И никого… Пусто! Или опоздал, или тот действительно в лес ушел. И что теперь делать? На станцию в таком виде не сунешься.
Ушел под деревья. Стою. Солнце скрылось. Листва, ветки, стволы перед глазами. Один.
Позвонить! Я же жене могу позвонить.
И так домой захотелось… Там хорошо, там укроюсь, там всё по-прежнему будет…
Не раздумывая – руку в карман, за телефоном.
Вот тут-то и понял, что не всё так просто. То, что было раньше рукой, изогнулось и куда-то за спину пошло… Вместо руки – крыло. Пальцев нет! Как теперь?
Начал потихоньку этими крыльями двигать. Стою. Шевелю. Привыкаю.
Вытянуть вперёд могу, но не как руки, а совсем чуть-чуть. Могу в стороны широко развести. Там, где локти были, они сгибаются, но не вперёд, а назад, и в таком виде, сложенными, их легко за спину завести. Перья иссиня-чёрные, жёсткие.
Стою как дурак, крыльями шевелю так и эдак, понимаю – телефон из кармана куртки мне не достать.
Ничего, успокаиваю себя. В панику не впадать. Сейчас что-нибудь придумаем…
Подошел к поваленному дереву, примерился, зацепил карманом за сук – дёрнул. Крепкий, собака, соскочил, не порвался. Я ещё раз, поглубже. Затрещал. Надорвался. Выпал телефон. Полдела сделано.
Теперь перевернуть.
Это уже легче. Пошерудил ногой, он и перевернулся как надо.
Я на колени опустился, выбрал веточку подходящую, листья пообкусывал, в зубы её. Распластался на земле, крылья в стороны раскинул для удобства и начал этой веточкой по клавишам тыкать.
Лежу, стараюсь, слюной захлебываюсь, шея затекает.
С четвёртого раза получилось, только взмок от напряжения. Хорошо, что телефон старый, кнопочный и громкая связь есть.
Заиграла мелодия, жена подошла.
– Слушай, Маш, – говорю, – тут такое дело… Неприятность со мной приключилась. Ты не могла бы подойти, помочь?
Спокойно говорить стараюсь, даже весело – мол, это так… ничего серьёзного.
Но мою не проведёшь. За тридцать лет совместной жизни я её изучил. Сразу затараторила.
– Что случилось? Какая неприятность? В милицию забрали, что ли? Или подрался с кем? Ну, говори, не молчи! Вечно с тобой что-то случается. Куда идти-то? Деньги брать?
Слово не даёт вставить, заполошная.
– Да не тарахти ты! Погоди! Знаешь, как через дыру в Лосинку выйти? Помнишь, когда на лыжах ходили?
– Ну помню. Что случилось-то?
– Подожди! Послушай! В дыру в заборе, через пути, потом через Будайку и на поляну. Поняла?
– Да. Что случилось-то? Ты там живой? Избили?
Тьфу ты! Ну как ей объяснишь?
– Маша! Всё нормально, никто меня не избил. Я не могу сейчас рассказать…
– Ой, не нравится мне это. Темнишь ты. Сейчас, посуду домою и приду. Или бежать надо?
– Не спеши. Всё нормально. Только это… Пальто помнишь у меня такое черное? Сто лет не надевал. Захвати, пожалуйста. И покрывало большое какое-нибудь… которое не жалко.
– О, Господи! Что там с тобой стряслось?
– Всё нормально.
– Сейчас приду!
Уф! – я выдохнул. По крайней мере домой я сегодня попаду.
Запомнил дерево, под которым оставил телефон, потом с женой заберём, и отправился на поляну – ждать. Пока шёл, крылья разминал, привыкал к ним.
Поляна пустая – никого. Тихо. Береза, что посередине, замерла, ветвями обвисла.
А что, думаю: раз крылья есть, можно и взлететь попробовать?
Вышел из-под деревьев. Огляделся. Поднял крылья, махнул со всей дури.
Что произошло – не понял. Если и оторвался от земли, то сантиметров на десять, как подпрыгнул. Что-то не то…
Но ведь оторвался!
А если вот так?
Побежал – и крыльями вниз и от себя, за спину воздух. И вдруг – нет земли под ногами! Болтаются ноги в воздухе, а опоры нет. И воздух под крыльями стал не тугим, а податливым. Легко машется.
Лечу ведь. Коряво, низко, но лечу!
Перестал
