К тому же от усиленных упражнений на пресс в животе у главного начальника Ы гуляли газы, что заставляло его морщиться и сдерживаться.
Ю и Зю, ехидно улыбаясь друг другу, начали издалека и понемногу излагать свои оптимизаторские прожекты. Ы, борясь с приступами пученья, вполуха слушал и между делом подписывал оставленные ему секретарём документы. Когда Ю и Зю перешли к финальной (каждый к своей) части изложения, Ы испытал особенно сильный приступ, но Ю и Зю сделали вид, что настолько увлеклись обсуждением, что обоняние перестало волновать их совершенно. Отчасти так и было. Прознав про обоюдные планы, начальники взъярились пуще прежнего. В напряженном сероводородном диспуте прошло минут 15, пока Ы, наконец, понял, что при углублении обсуждения рискует не просто опоздать ко всем лялям и дочкам, но и совершенно расстроить сложный и хрупкий процесс собственного пищеварения. Ы на правах главного начальника оборвал несложным матом спорящих. «Завтра, бля, всё завтра. Мне, бля, сегодня ещё в аппарат Ё надо хуячить», – торопливо произнёс Ы и добавил немного напутственного мата, чтоб собравшиеся начальники побыстрей выметались. Ю и Зю пыхтя от ораторской одышки поднялись с мест. Первый раунд прошёл вничью. Предстояли ещё недели жарких схваток, фехтование докладными, метание острожалящих рапортов и неожиданные засады.
Капитан Сигов, вечером в кабинетном одиночестве пил полынно горький китайский чай «кудин» из маленькой глиняной чашки и перечитывал многомудрых даосов:
«Когда все в Поднебесной узнают, что прекрасное является прекрасным,
появляется и безобразное. Когда все узнают, что доброе является добром,
возникает и зло. Поэтому бытие и небытие порождают друг друга, трудное и
легкое создают друг друга, длинное и короткое взаимно соотносятся, высокое
и низкое взаимно определяются, звуки, сливаясь, приходят в гармонию,
предыдущее и последующее следуют друг за другом. Поэтому
совершенномудрый, совершая дела, предпочитает недеяние; осуществляя
учение, не прибегает к словам; вызывая изменения вещей, [он] не
осуществляет их сам; создавая, не обладает [тем, что создано]; приводя в
движение, не прилагает к этому усилий; успешно завершая [что-либо], не
гордится. Поскольку он не гордится, его заслуги не могут быть отброшены»
Рыжебокий чайник из исинской глины стоял на свежей ксерокопии приказа о назначении нового самого главного начальника вместо Ё. Превращения Дао бесконечны. А новый начальник – новые времена. Сигов маленькими глотками прихлёбывал чаёк и созерцал пустоту. На самом деле пустота сильно смахивала на дверцу шкафа напротив. Но Сигову нравилось думать именно про пустоту, и он снисходительно не обращал внимания на мелочи вроде дээспэшной дверцы. Вопрос с новым отделом для общаги подвис, и, судя по всему, надолго. К новому самому главному начальнику приказ никто не понесёт. Все управления и начальники затаились и ждали, высунувшись из нор ровно настолько, чтоб наблюдать за происходящим. А Сигову можно было спокойно сходить в отпуск. Раздрай между начальниками Ю и Зю продлится ещё несколько недель, а значит… Сигов поставил чашку на миниатюрное керамическое блюдечко.
«В древности те, кто следовал дао, не просвещали народ, а делали его
невежественным. Трудно управлять народом, когда у него много знаний.
Поэтому управление страной при помощи знаний приносит стране несчастье, а
без их помощи приводит страну к счастью. Кто знает эти две вещи, тот
становится примером для других. Знание этого примера есть знание
глубочайшего дэ. Глубочайшее дэ, оно и глубоко и далеко. Оно
противоположно всем существам, но приводит их к полному соответствию
[с ним]».
Сигов вышел из кабинета и закрыл дверь.
Каждое утро в управлении Х начиналось с наблюдения за игрой обезьяны с гранатой. В роли обезьяны бессменно выступал начальник Ы. Мелькание шустрых пальцев и боевитые повизгивания на ежеутреннем совещании заканчивались резким взмахом мохнатых лап и боевой снаряд неуправляемо вылетал в сторону замерших подчинённых. Тот несчастный, кого угораздило поймать взрывоопасный предмет, под дружный облегченный выдох окружающих отправлялся исполнять поручение. Это называлось организация эффективного управления.
В это утро гранату поймал кадровик Сигов. Он вообще-то не должен был находиться на совещании, так как приглашали на него только начальников отделов. Но сиговский босс в очередной раз заболел, заместитель был в отпуске, на телефонные звонки не отвечал, и идти, как старшему инспектору пришлось несчастному капитану.
Гранату звали Катенька. Была она дочкой старого приятеля начальника Ы и тот хотел взять её себе секретаршей. Сигову поручено было всё это дело оформить. Сигов вяло, по привычке, пробубнил что-то о своей загруженности штатной работой, но Ы был неумолим. «Давай, чтоб завтра уже она вышла», – скомандовал он и капитану осталось только кивнуть – «Есть».
Катенька долго не брала телефон и Сигов прослушал почти до конца ритмически экспрессивную мелодию о гормональных страданиях очередного чёрноамериканского репера. Потом, наконец, в трубке зазвучал розовый и тягучий как жевательная резинка голосок: «Аллёё».
Сигов представился.
– Так вы от дяди Саши? – поинтересовалась Катенька.
Дядя Саша – это был Ы.
Сигов сказал, что да, от него. Призвал деву явиться пред свои очи, дабы заполнить бумажки.
– Я сейчас не могу, я в салоне, – отвечала Катенька.
– Тогда после обеда, в пол-третьего, подходите и не забудьте документы все свои взять.
Катенька заверила, что непременно будет.
Сигов, по старой кадровой привычке человека, которого все ждут, как обычно, опоздал минут на двадцать.
Подходя к КПП, отметил необычное поведение охранников. Все они дружно старались не смотреть в одну сторону. «Блюдут заповедь невозжелания», – подумал Сигов, взглянув в запретном направлении. В углу, нахмурив бровки стояла Катенька. В воздухе стоял густой аромат парфюма и мужских фантазий. Сама Катенька вырастала свежими загорелыми побегами ног и туловища сверху и снизу из узкого красного платья. Верхний побег разветвлялся на две обраслеченные руки, заканчивающиеся блестящими кольцами, и свежеуложенную голову цвета платиновый блонд.
– Здрасьте. Катерина? Документы, – на одной ноте без пауз произнёс Сигов, привычно пробежав глазами по выпуклостям.
Катенька молча протянула паспорт. Сигов выписал пропуск. Охранники долго проверяли его, сличая фотографию Катеньки в паспорте с оригиналом. Узкое красное платье вызвало особенные их подозрения. Было в нём что-то небезопасное, и даже угрожающее.
– А что в сумке? – оторвавшись, наконец, от изучения алого трикотажа спросил один охранник. Идея о досмотре сумочки показалась ему очень волнующей.
– Рапорт, – ответил за Катеньку Сигов. Ему уже хотелось чая и обратно к себе в кабинет.
– Какой рапорт? – купился охранник.
– О твоём увольнении.
Сигов впился глазами в опешившее лицо парня, потом вынул из рук охранника паспорт, бросил через плечо Катеньке «пошли» и зашагал мимо. Катенька зацокала следом.
По пути им повстречался умеренно пьяный комендант
