— хотя бы себе.
— Ты мух с котлетами смешиваешь, — засмеялся я. — Каждая ситуация — особенная, в каждой из них человек делает выбор. И не всегда он будет подчиняться низменным чувствам.
— А почему сразу низменные? Разве голод — низменные чувство? Разве желание матери приласкать своего ребенка — низменное желание? По-моему, это ты путаешь что-то.
— Просто ты сказала… — смутился я. — И я решил…
— Ты сказала, я решил, — передразнила меня Жизель и отвернулась.
Опять между нами повисло молчание. Где-то вдалеке раздалось глухое ворчание грома. Подул ветер и принес с собой запах мокрой листвы и земли. Дождь действительно приближался — как и сказала Жизель.
Я уставился в тарелку с жарким и задумался. Сейчас, когда я не смотрел на нее, я не мог понять, чем она меня привлекла. Не очень красива, порой груба, непоследовательна — но меня все равно тянуло к ней как магнитом. Стоило мне взглянуть в огромные глаза, как я тонул в них, теряя силу воли и даже часть самого себя.
Вся эта история мне не нравилась, поэтому я решил поблагодарить Жизель за обед и уйти, сославшись на срочные дела. Отодвинув тарелку, я стал украдкой высматривать официанта — мне нужен был счет.
— Свет звезд, который мы видим каждую ночь, несется к нам из невообразимо далеких мест. И пока он долетит до нас, звезд, которые послали его, уже не существует. Ты когда-нибудь задумывался об этом? — внезапно спросила Жизель тихим и полным грусти голосом.
— Слышал что-то подобное, — я снова был удивлен резкой сменой ее настроения и темы разговора.
— Получается, что мы видим прошлое. И то, что для этой звезды было настоящим, для нас пока еще далекое будущее. Свет погасших звезд… А вдруг и мы — всего лишь такой свет? Каково это: знать, что ты — не ты, а лишь бледное эхо самого себя из далекого прошлого? И сколько ни вглядывайся в это прошлое, не увидишь там ничего… Как бы я хотела вернуть все назад, — протяжно и тоскливо вздохнула Жизель.
Я не знал, что ответить ей, поэтому почел за лучшее промолчать. Через несколько минут к нам подошел официант, я расплатился, и мы двинулись дальше по парку.
Вечер прошел, наступила ночь. Дождь прекратился, и небо разъяснилось. Далеким близнецом фонаря на небе светила полная луна. Не могу точно вспомнить, о чем мы разговаривали и разговаривали ли вообще — весь этот день слился для меня в непрерывное блуждание по дорожкам и аллеям парка. Единственное, что я четко запомнил — серебристые струи дождя вокруг нас, глаза Жизель и свое желание остаться с ней навсегда. И в свете фонаря она засмеялась, услышав это мое желание.
— Ты точно хочешь этого?
— Да. Я готов провести с тобой вечность, и это не страшит меня.
— Глупый, — рассмеялась она. — Ты даже представить себе не можешь, что такое вечность. Это вечный голод, который нельзя утолить. Это вечная скука, которая приносит боль и от которой нет спасения.
— Я готов. Если рядом будешь ты, я ничего не убоюсь.
Жизель потянулась ко мне, коснулась губами моих губ.
— Я встретила тебя совершенно случайно. Мне было все равно, кто это будет, лишь бы этот кто-то утолил мой голод. Но по злой случайности я встретила тебя и вспомнила, каково это — быть человеком. Но голод берет свое, — в свете фонаря во рту Жизель блеснули необычайно длинные и острые клыки. Картинка была такой яркой и отчетливой, что я разглядел на ее зубах мелкие пузырьки слюны.
— Ты… вампир? — неуверенно выговорил я. Сама мысль о том, что вампиры существуют, казалась мне нелепой и смешной. Я все ждал, что она рассмеется и скажет, что это всего лишь косплей, что она готовится к поступлению в театр — в конце концов. Я даже решил, что сплю, но количество пальцев равнялось пяти и на правой, и на левой руке 1.
— Я все время хотела быть как люди, жить как вы. Но эта ироничность, сарказм и безразличие, выработанные во мне за сотни лет существования — они не дают мне быть как все. И я, и моя жизнь — всего лишь свет давно погасших звезд. Я так устала. Когда я встретила тебя, мне на мгновение показалось, что ты — мой шанс. Но нет — голод берет свое. Но знаешь, что хуже всего?
— Что? — автоматически спросил я.
— Что после того, как закончится моя охота — сегодняшняя охота, ты станешь мне безразличен. Ты будешь для меня чем-то вроде недоеденного жаркого, которое отодвигаешь от себя, потому что насытился. Но и это еще не все. С того самого момента ты сам будешь обречен на вечные скитания. Ты будешь мечтать утолить голод, пожирающий тебя изнутри. Но больше всего тебя будет тревожить свет звезд — давно погасших на бескрайних ледяных молчаливых просторах космоса звезд. Возможно, ты никогда не найдешь успокоения в этой не-жизни. А может быть, тебе повезет, и спустя сотни лет ты сможешь утолить не только голод, но и ледяную тоску внутри себя. А теперь смотри на звезды — все будет быстро.
В первое мгновение я испугался. Я хотел жить, хотел любить, хотел наслаждаться вкусной едой и интересными книгами, красивыми женщинами, теплом моря и шорохом дождя. Я хотел оставить после себя след на этой земле. Но, в сущности, что это даст мне? Меня забудут мои же внуки, о правнуках и говорить нечего. Мое тело превратится в прах, который, если повезет, даст начало новой жизни. Но все это сейчас представлялось мне таки далеким и неважным — как свет погасших звезд. Поэтому я посмотрел на звезды.
Смотрел, пока она тянулась к моей шее своим жадным алым ртом. Смотрел, пока она ощупывала губами кожу в поисках артерии. Смотрел, когда она легонько щекотала мою шею языком, чтобы ускорить ток крови от древнего, как сам мир, животного возбуждения. И даже когда я ощутил кожей холод и остроту ее клыков, я смотрел на звезды. Я смотрел и понимал, что не могу уже поступить иначе. Не могу повернуть время вспять. Затем я моргнул, но глаза открыл уже не-я, и в это же мгновение не-я почувствовал ледяную бесконечную тоску и голод, которые вливались в мое тело вместе со светом звезд. Светом давно погасших звезд…
Согласно одной из практик осознанного сновидения, понять, что вы во сне, помогает созерцание своих рук. Если на руках
