полученному от Каная.
На другой день я набрал этот номер, и мне ответил женский голос с безошибочно американским выговором. Пия явно ожидала моего звонка, ибо с места в карьер сказала:
– Здравствуйте. Вы мистер Датта?
– Да, только, пожалуйста, называйте меня Дин, это уменьшительное от Динаната.
– А я – Пия, что уменьшительное от Пияли. – Говорила она отрывисто, резковато и вместе с тем дружелюбно. – Канай сказал, что вы можете позвонить. Нилима-ди о вас спрашивала. Ну как, вы сумеете ее навестить?
Прямота и серьезность ее выглядели притягательно. Я вспомнил характеристику, данную ей Канаем – “Пия женщина интересная”, и мне вдруг стало крайне любопытно. Забыв о приготовленных отговорках, я сказал:
– Я охотно повидаюсь с ней. Только лучше не затягивать, поскольку через пару дней я отбываю в Штаты.
– Минутку, я перемолвлюсь с Нилимой-ди. – Возникла пауза, потом Пия вернулась на линию. – Вы смогли бы прийти сегодня?
На утро я запланировал много разных дел, но все они вдруг показались неважными.
– Да. Если удобно, я буду у вас через час.
Пия назвала адрес фамильного особняка, расположенного в Баллигандж-Плейс, одной из самых шикарных окрестностей Колкаты. В этом доме я не бывал давно, но хорошо помнил, как приходил туда вместе с родителями.
Выйдя из такси, доставившего меня по адресу, я обнаружил, что старого дома больше нет – как и многие другие роскошные особняки, его снесли, заменив современным многоквартирным строением, в котором места хватало всем наследникам, претендовавшим на семейную недвижимость.
В новом здании, выдержанном в необычном стиле, двери лифта и всех апартаментов имели изящные “дизайнерские” штрихи. Исключение составляло лишь одно жилье, где на двери без всяких украшательств была табличка “Нилима Бозе, Фонд Бадабон”.
На мой звонок дверь открыла стройная невысокая женщина с легкой проседью в коротко стриженных волосах. Джинсы и майка подчеркивали ее мальчишеский облик, в котором все было ладно и невелико, кроме больших глаз, казавшихся еще крупнее из-за белков, очень ярких на фоне смуглой шелковистой кожи. Лицо без всякой косметики и каких-либо украшений. Лишь проколотая ноздря извещала о некогда носимой вставке.
– Здравствуйте, Дин. Я Пия, – сказала женщина, пожимая мне руку. – Входите, Нилима-ди вас ждет.
Перешагнув порог, я понял, что апартаменты поделены на две части, переднюю из которых занимает контора фонда, озаренная светом дюжины мониторов. Серьезные юноши и девушки, сосредоточенно работавшие за компьютерами, даже не взглянули на нас, когда мы проследовали в жилую часть.
Пия провела меня в опрятную, залитую солнцем комнату. Обложенная подушками и по грудь укрытая одеялом, Нилима возлежала на удобной кровати. И вообще миниатюрная, она как будто усохла с тех пор, как я видел ее последний раз. Но округлое лицо с ямочками на щеках и искристые глаза за стеклами очков в металлической оправе ничуть не изменились.
Пия подставила стул к кровати.
– Я вас оставлю. – Она ласково похлопала старуху по руке. – Не утомляйтесь, Нилима-ди.
– Не стану, дорогая, – сказала Нилима по-английски. – Обещаю.
Улыбаясь, она проводила взглядом Пию и перешла на бенгальский:
– Такая милая девочка. И сильная. Не знаю, что бы я без нее делала.
Я подметил, что в ее бенгальском появились просторечные нотки сельчан Сундарбана. Английский же ничуть не утратил былой аристократичной плавности.
– Нынче фондом управляет она, – продолжила Нилима. – Счастлив день, когда Пия приехала в наши края.
– Много времени проводит она в Сундарбане? – спросил я.
– О да, в каждый свой приезд оттуда почти не вылезает.
Оказалось, Пия занимается морской биологией, что и привело ее в Сундарбан. Нилима дала ей жилье и поддержала ее исследования. Постепенно Пия все больше занималась делами фонда.
– Она проводит здесь каждый свой отпуск, – сказала Нилима. – Приезжает летом и зимой при первой возможности.
– Вот как? Значит, у нее нет семьи? – Я постарался не выглядеть чрезмерно любопытным.
Нилима окинула меня лукавым взглядом.
– Она не замужем, если тебя интересует это.
Я отвел глаза, наигрывая безразличие.
– Но что-то вроде семьи у нее есть. Пия приютила вдову и сына местного крестьянина, который погиб, сопровождая ее в экспедиции. Она всеми силами помогала Мойне, вдове, вырастить мальчика. – Нилима помолчала и поправилась: – Во всяком случае, пыталась помочь… – Старуха вздохнула и тряхнула головой, словно вспомнив о причине моего визита. – Я разболталась, а ты ограничен временем.
По правде, мне так хотелось узнать о Пие больше, что я ничуть не возражал против болтовни на сию тему. Но сказать о том я не мог, а потому достал из кармана маленький диктофон, который обычно брал с собой, отправляясь на поиски антиквариата.
– Ты собираешься записывать? – удивилась Нилима.
– Привычка. Я неисправимый секретарь и архивариус. Не обращайте внимания на машинку, это пустяки.
Нилима знала точно, когда впервые услышала об Оружейном Купце. Дату она записала в гроссбухе с ярлыком “Отчет о ликвидации последствий циклона 1970 года”. Книга эта, доставленная из архива фонда, лежала на прикроватной тумбочке. Раскрыв ее, Нилима показала мне запись на бенгальском, сделанную вверху страницы: “Бондуки Садагарер дхаам” (Святилище Оружейного Купца). Ниже стояла дата: “20 ноября 1970 г.”.
Восемью днями ранее (если уж точно, 12 ноября 1970 года) над бенгальской дельтой пронесся циклон четвертой шкалы [3], обрушившийся на индийскую провинцию Западную Бенгалию и страну под тогдашним названием Восточный Пакистан (через год она станет новым государством Бангладеш). В ту пору местным ураганам имен не давали, но циклон семидесятого года станет известен как Бхола.
Что касаемо причиненного им ущерба, тайфун был самым губительным стихийным бедствием двадцатого столетия: по осторожным подсчетам, он унес триста тысяч жизней, однако истинное число жертв, скорее всего, приближается к полумиллиону. Очень сильно пострадал Восточный Пакистан, где в то время политическая напряженность достигла точки кипения. Вялый отклик Западного Пакистана на катастрофу спровоцировал войну за независимость, окончившуюся созданием Бангладеш.
В Западной Бенгалии удар циклона принял на себя Сундарбан. Лусибари, остров, где обитала Нилима с мужем, подвергся большим разрушениям: на огромной части его штормовая волна смыла все дома и прочие строения.
Однако урон этот был лишь бледной тенью того, что претерпели острова и поселения южнее. Об этом Нилима узнала позже из рассказа своего знакомца, юного рыбака Хорена Наскара, который был в море и собственными глазами видел разгул стихии.
Поведанное рыбаком подтолкнуло Нилиму к созданию команды добровольцев по сбору и распределению гуманитарной помощи. В нанятой лодке, которой правил Хорен, она вместе с помощниками развозила продукты и вещи по прибрежным деревням.
Всякий раз глазам представала ужасная картина: деревеньки, до основания разрушенные волной, догола ободранные деревья, плавающие в воде трупы, объеденные зверями, обезлюдевшие селения.
