через три месяца после похорон отца.
Повисла пауза. Врач быстро выпил стакан и поставил его на место.
— Не прошло и года с последней потери, как она тронулась умом. Теперь она и живет в мыслях, что все ее дети на войне, а ей необходимо их дождаться. Как я говорил раньше, ни под каким условием не получалось выманить её из дома. Ладно племянница придумала эту идею с письмом, как будто сыновья пишут, а то уже выдвигали предложение поместить её в лечебницу, а это, я вам скажу, лишь усугубило бы её состояние. Вот такая история, молодой человек. — Закончив свой рассказ, врач быстро заполнил мой талон, размашисто подписал справку и звонко поставил печать. — Удачи на экзамене! — Произнес он, возвращая мне документы.
Я коротко попрощался и вышел из кабинета. Голова была на удивление легка, но мысли об этой женщине, настойчиво роились у меня в голове.
Покинув здание психдиспансера, я увидел одинокую Настю и подошел к ней.
— Ну как?
— Теперь лишь экзамен в доблестной милиции отделяет меня, от создания угрозы для нервной системы опытных водителей. — Я с гордостью помахал справкой над головой. И, почесав шею, добавил. — Не мешало бы отметить данное свершение.
— Вечером отметим. — Донесся Борин голос из-за моей спины. — А сейчас я хочу большую тарелку супа и баеньки. Жена! Карету!
Настя отвесила театральный реверанс и открыла автомобиль…
***
…На обратном пути, я настойчиво гнал мысли от истории доктора и влезал в любой диалог между Настей и Борей. Или, что чаще, сам затевал какой-нибудь разговор. Но образ женщина и ее история ярко отпечатались у меня в памяти. Поэтому, когда я распрощался с друзьями перед своим подъездом — четыре цинковых гроба и осунувшаяся пожилая женщина, как наяву, предстали перед моими глазами.
Я быстро поднялся домой. Разогрел и проглотил три котлеты, в прикуску с городской булкой. Выпил залпом банку пива, припасенную на подобный случай, и включил компьютер.
Эскиз был готов меньше чем за сорок минут. По поводу цветовой гаммы предстояло еще подумать, но для того требовалась трезвая голова. Но уже явно был виден конечный рисунок, и он явно удручал.
Сохранив рисунок и выключив компьютер, я вышел на балкон. Июльский солнечный день изменился до неузнаваемости. Все небо было затянуто тяжелыми грозовыми облаками. В дали сверкнула молния и через некоторое время ударил гром.
Я закурил. Первые капли дождя забарабанили по козырькам и подоконникам. Сначала лишь несколько робких капель, но не прошло и минуты, как начался ливень. Дождь был как нельзя кстати. Он вполне соответствовал моему настроению.
Докурив, я лег на диван. Раздеваться не было смысла, мой впечатлительный мозг не позволит мне уснуть.
Я так и буду лежать здесь и думать о войне в Афганистане. О погибших, о покалеченных, о получивших психологические травмы, о политиках — начавших этот конфликт и о людях, кто лишился дорогих и близких людей в этой никому не нужной войне…
