"Черт", "сера", "селитра" - пахнет самой дурною алхимией... Сожгут тебя, милочка, за твои художества, пить дать - сожгут.
Ну, да я на тебя не в обиде - успокоились латыши и Слава Богу. Но в другой раз, - сама не боишься - сына пожалей. Хороший у тебя лютеранин растет в православной стране. Иль я опять что напутала?
Приезжай, потолкуем, я тебя, гадючку, поругаю - не взыщи, но не выпорю. Как строительство Курляндской линии крепостей?.."
Лет двадцать меня устраивало сие объяснение, но вот пару лет назад, когда я был в гостях в Москве у моего старого друга и однополчанина Герцена (его настоящее имя Владимир Яковлев,- не путайте пожалуйста этого героя Войны с его беспутным племянничком - Сашкой: юный негодник просто пользуется чужим псевдонимом и славой, а друг мой все просит меня, чтобы я не отправлял паршивца подышать целебным кедровым воздухом), я рассказал ему подробности. (За вычетом Мести Уллманисов.) Герцен долго молчал, а потом изрек:
- "Да, пример, надо признаться, - прелюбопытнейший. Мы имеем толпу, можно сказать - народ, обиженный, оскорбленный, жаждущий мести. Пролита кровь невинных, но восстановить справедливость нет никакой возможности.
Но возглавляет всю эту толпу опытный манипулятор, настоящий трикстер в полном европейском значении этого слова: Член Прусской Академии Наук, бывшая воспитанница Иезуитского пансиона, с детства приученная к тому, что "цель оправдывает средства" - любопытное сочетание. Да и выхода у нее нет, насколько я понял - строительство Рижской крепости еще не закончено. Ваша матушка просто не может позволить, чтоб рабочие спивались, иль вешались, ей нужно Чудо. И она идет на Преступление против Церкви и Веры.
Если я правильно понял Ваши рассказы, она была превосходным психологом и ей не составляло труда настроить маленького ребенка прочесть молитву, а раз вы молились по-латышски, с этим - все ясно.
Фокус с "негасимой свечой" известен в научной литературе с шестнадцатого века, так что здесь тоже понятно. На высокие стенки гроба с молодой девушкой обратили внимание даже простолюдины и тут все тоже очевидно. Но вот луч света...
Да, сей луч нечто особенное, - я понимаю, что день был ветрен и по небу гнало много туч. Тучи шли густо - практически без просветов, иначе б простолюдины, а в них гораздо больше здравого смысла, нежели в людях образованных, не обратили внимания на один просвет большее, чем на прочие и не сочли его - Чудом.
Знаете, я считаю происшедшее проявлением "коллективного бессознательного" в том смысле, в каком его понимал Кант, или даже Бэконовских "даймонов Крови" и "Домашнего Очага".
Мы имеем разгоряченную толпу, желающую чуда, талантливого, не краснейте, друг мой, - несомненно талантливого трикстера, разогревающего толпу чудесными фокусами и, voila! -- "коллективное бессознательное" нарушает естественный ход вещей и мы имеем проявление Господа нашего -Лучом Света.
Нечто аналогичное происходит в миг исцелений у целебных источников, скажем - в Лурде. Вы только вдумайтесь, - дешевые ярмарочные трюки, бесстыдное манипулирование темной толпой и Явление Бога в самой лучшей его ипостаси - Любви. Как жемчужное зерно в куче навоза.
Все равно что книжник колдует над своими ретортами, вызывая нечистого, а к нему против всех законов, против бесовских книг спускается Ангел. Ибо первопричина поисков беса - чиста. Да, неисповедимы пути Господни..."
Вот я и перешел к рассказу о моей собственной жизни. Теперь я расскажу о моем следующем воспоминании.
Меня разбудили крики в доме и топот множества ног. На улице кто-то истошно кричал и я слышал, как десятки людей грохочут сапогами, а откуда-то издалека - будто через подушку, что-то глухо бухает со стороны моря.
Тут к нам в детскую прибежали наша бонна и Костькина кормилица, меня стали одевать, а грудного Костьку вместе с малолетней Дашкой понесли сразу в церковь. Я был тогда мал и не понял речей, что детей в церкви не тронут.
Меня тоже хотели вести в церковь, но тут прибежала матушка, сказавшая, что "рижане хотят видеть Наследника в этот час". Я не знал, что она имеет в виду, но тут отец посадил меня на плечи и я дико обрадовался. Мне очень любил кататься на его широком загривке - так приятно быть выше всех.
Мы выбежали на улицу, матушка по-мужски вскочила на коня (я до этого и не знал, что она в Пансионе общества Иисуса привыкла к верховой езде на армейский манер), отец, не сняв меня с шеи, сел на другого, и мы понеслись к южным воротам.
Я мог бы многое напридумать про то, что творилось вокруг, но честно говоря, из всего происходившего в мечущейся, перепуганной Риге, я запомнил только смертельно бледное лицо моей матушки, которая то и дело оглядывалась на нас через плечо и ее маленькую, почти мальчишескую фигурку в офицерском костюме и тонких, ослепительно начищенных сапогах. Матушка дома носила крохотные туфельки и их обыкновенно было не видно под домашними платьями, так что зрелище матушкиных сапог так поглотило все мое внимание и воображение, что я просто не помню, что происходило вокруг. Воспоминания пятилетнего мальчика могут быть весьма странными - на первый взгляд.
В тот день я любовался собственной матушкой - я по сей день думаю, что ей очень шел офицерский мундир, к тому же я был поражен увидать ее без парика в одной треуголке. Она была по пояс окружавшим ее мужикам (латыши славятся ростом), а сапоги ее столь малы, что больше походили на детские, и я, разумеется, воображал, что когда капельку вырасту, матушка их мне подарит.
Восторг охватывал меня при виде того, как здоровенные дядьки слушаются мою матушку, когда она указывает куда им смотреть, и они все направляют туда свои трубы.
Матушка была -- никудышной воякой, но у нее были знания и много здравого смысла. Наши думали драться по-старому, как было во времена Петра, или Анны. И только от матушки изумленные офицеры услышали, что шведы только что закончили перевооружение своих войск, что теперь у них уставы английского образца, что шведские унтера пользуются... нарезным оружием (правда -- весьма дерьмовым), зато все шведы не меряют порох, но заранее фасуют его вместе с пулей в этакий бумажный кулек, который зовут -- Hulsen. И вот эта вот "Хюльза" позволяет противнику достичь неслыханной скорости перезарядки мушкета...
Все, кто был тогда на сей лекции, ныне только крестятся и говорят, что если б матушки в тот день не было на бастионе -- они бы со мной не беседовали. Ибо они вылезли б из рижской крепости (согласно исходному плану) и легли под огнем гильзовых мушкетов противника.
Я думаю это -- Рок. Провидение. Шведы очень надеялись на внезапность и то, что русские не знают об этих сюрпризах. Видно Господу было угодно, чтоб Швеция проиграла войну. Ибо я просто не верю, что случайно бывает такое, что именно внучка создателя прусского абвера защитит диссертацию именно по пиротехнике и по своему роду занятий (и разговорам на кухне) будет наслышана обо всех этих новшествах.
Мало того, - вон сколько ученых дур наберется во всяком собрании. И что, боевой офицер станет слушать пред боем чье-то кудахтанье? Так случайно ли то, что матушка успела завоевать огромный авторитет в сей грубой среде, чтоб они просто захотели услышать то, что им говорил сам Господь?! Ибо вся разница в жизни и смерти для сих офицеров и состояла в том -- услышат ли они матушкины слова, или -- нет!
Случается на свете, друг Горацию, то, что не снилось нашим мудрецам...
Мы прибыли на бастионы и откуда-то принесли большую рельефную карту Риги. Я тоже подошел к большой карте, мне было интересно потрогать ее руками, матушка велела меня занять и отец дал мне подзорную трубу.
Я долго не знал, куда и зачем надо смотреть, - на этом берегу Даугавы кругом были поля и перелески и вместо того, чтобы смотреть на шведов, я разглядывал родную Даугаву, птичек в небе -- я был дитя.
Тут за моей спиной застучали барабаны, загремели копыта и я увидал генерала Бенкендорфа на огромном жеребце впереди русского гарнизона города Риги. Помню, как тот спешился, матушка подбежала к нему и стала на пальцах что-то ему объяснять. Он выслушал ее, потом снял треуголку, перекрестился, оглянулся вокруг, увидел кресты ближней кирхи, встал на колени и перекрестился еще раз, а все русские последовали примеру.
Тут генерал увидал нас, подошел ко мне - подбросил в воздух так, что дух захватило, прижал к груди и сказал громким голосом:
- "Остаешься за старшего. Матушку береги. И сестренку".
Отдал меня на руки Карлису, вскочил на коня и приказал открывать ворота, а все кругом закричали ...
Обычно кричали "Виват" и "Хох", но на сей раз раздалось только жиденькое "Ура!" Дядя замер в своих стременах и обернулся. За ним следовала лишь русская часть гарнизона. Большая ж часть немецких баронов из Вермахта единой стеной стояли за спиной моей матушки и никуда не спешили.
Дядя мой побледнел, потом усмехнулся, подкрутил ус и сказал:
