У этой деревни - цели нашего перехода - мы надеялись, наконец, отдохнуть и главным образом подсушиться. Были разбиты палатки, и скоро, несмотря на доносившийся с близкого расстояния гул орудий и треск ружейной пальбы, все погрузилось в сон. Однако наш отдых продолжался недолго. Шум стрельбы вдруг прекратился и взамен его мы услышали грохот быстро проезжавшей мимо нас артиллерии. Вслед за этим на наш бивак прискакал на этот раз нам знакомый офицер, адъютант начальника нашей дивизии, и передал приказание о поднятии полка с бивака. Очень скоро появились разрозненные роты Нежинского полка, еще недавно занимавшие Сыквантускую сопку и в панике с нее бежавшие. Нам с трудом удалось их остановить. Как выяснилось впоследствии, 19-го августа из войск первой японской армии ген. Куроки, на правом берегу Тайдзыхэ находились только 12-ая дивизия и одна бригада ген. Окасаки из второй дивизии, которая составляла левый фланг их боевого порядка и имела задачей (145) оперировать против высоты 131-ой и деревни Сыквантун, и сопки, лежащей близ нее. Весь день шел жестокий бой, но днем бригада ген. Окасаки не могла и думать о взятии нашей позиции штыковым ударом, несмотря на подошедшее к ней подкрепление бригады Мацунаги. Лишь под покровом темноты, в то самое время, когда мы в потемках искали дорогу, генералу Окасаки удалось подвести свои войска на расстояние штыкового удара. Взошедшая же луна, позволившая нам найти дорогу, была сигналом для начала японской атаки. Нежинцы, утомленные длившимся весь день боем, не выдержали удара и бежали с Сыквантунской сопки, а вслед за ними ушли из деревни Сыквантун и десять рот Новоингерманландского полка, занимавшие ее. Вся Сыквантунская позиция (высота 131-ая, сопка и деревня Сыквантун) оказались в руках неприятеля. Тогда-то командир 17-го армейского корпуса, ген. Бильдерлинг, приказал поднять наш полк с бивака и всему нашему отряду остановить бегущие части и затем отобрать потерянную позицию.
Исполнив первое задание, наш полк направился к Сыквантуню. На рассвете он достиг деревни Эрдогоу, расположенной у подножья высоты 131-ой, где был сделан привал и люди были накормлены. Неприятеля не было ни видно, ни слышно. На высившейся перед нами высоте 131-ой не было никого и стояло лишь одно горное орудие, изредка стрелявшее по направлению Тайдзыхз. Когда солдаты опустошили свои манерки и походные кухни были отведены в тыл, полк был поднят с привала и ему было приказано занять северный склон высоты 131-ой. Тогда на этом склоне стали ложиться японские снаряды. Как сейчас вижу высокую худую фигуру ген. Экка, медленно наискось горы спускавшегося в сопровождении двух адъютантов с высоты 131-ой, на которую он поднимался для обозрения позиции. Несмотря на взрывавшиеся вокруг него снаряды, он нисколько не ускорял шага, и казалось, что он так погружен в мысли о предстоящем сражении, что не замечает снарядов.
Достигнув вершины высоты, мы залегли цепью у самого ее гребня. Японские снаряды все чаще и чаще стали разрываться впереди и позади нашей цепи и, наконец, стали в нее попадать. Появились первые раненые и убитые - мы (146) приняли боевое крещенье. Лишь через час был подан сигнал о начале атаки. Мы поднялись на гребень высоты 131-ой, и перед нами открылась остроконечная гора, стоящая совершенно отдельно от хребта, идущего вдоль долины реки Тайдзыхэ. Мимо нее шла дорога от перевала, а правее был виден наведенный мост.
Это и была Сыквантунская сопка, которую нам предстояло занять с боя. Впереди нас уже наступал цепью Выборгский полк, раньше нас подошедший к месту сражения и занявший как высоту 131-ую, так и деревню Сыквантун.
***
Но прежде чем описывать само сражение, надо указать, что собой представляли полки, в нем участвовавшие, и в частности та часть Чембарского полка, к которой я принадлежал.
В состав отдельного отряда ген. Экка входили Выборгский и Чембарский полки. Принадлежали они к двум различным армейским корпусам и значительно отличались качествами своего личного состава и военной подготовки. Первый, шефом которого был германский император Вильгельм II-ой, входил в состав войск Санкт-Петербургского военного округа и в мирное время был расквартирован в Петербурге. Второй принадлежал к 73-ей пехотной дивизии 5-го Сибирского армейского корпуса, уже во время войны сформированного из резервных батальонов в восточных губерниях Европейской России. Это значило, что первый имел постоянный состав нижних чинов и офицеров, лишь доведенный до состава военного времени мобилизацией молодых призывных возрастов. В нем преобладали кадровые нижние чины, прошедшие несколько лет военного обучения и спаянные настоящей дисциплиной, общество же офицеров составляло сжившуюся семью, знавшую традиции полка и его боевое прошлое. Наконец, такие факты, как стоянка в столице и близость к высшему начальству и особенно шефство германского императора, играли не последнюю роль в его боевой подготовке. Второй полк - Чембарский, в первую роту которого я был определен рядовым из вольноопределяющихся, имел все недостатки вновь сформированного полка. У него не было боевого прошлого и не могло быть традиций, (147) общество офицеров состояло из лиц, только что впервые встретившихся, никакой настоящей спайки не имевших, к тому же среди них были люди, потерпевшие те или другие служебные неудачи. Хуже всего дело обстояло с нижними чинами, которые, за исключением незначительного числа кадровых солдат резервных батальонов, в своей массе были недавно взятыми от сохи крестьянами немолодого возраста, давно позабывшими военную дисциплину. Однако мне лично повезло как в отношении моего ближайшего начальства, так и товарищей солдат, составлявших 1-ое отделение моей роты. Солдаты были все как на подбор молодые, рослые, здоровые, прекрасно дисциплинированные и спаянные между собой настоящей русской душевной солидарностью. Все они были кадровыми солдатами резервного батальона. Старшим из моего ближайшего начальства был батальонный командир, фамилию которого я не запомнил, подполковник, участник Русско-Турецкой войны 1877 года; ротным командиром был уже немолодой капитан П. И. Боголюбов, из тех офицеров, которых солдаты и уважали, и любили, и называли "отцами". Наконец, полуротным был призванный из запаса прапорщик Бечко-Друзин, бывший в гражданском состоянии земским начальником, "по-штатски" смотревший на свои военные обязанности, но, благодаря своему добродушию, приобретший расположение своих подчиненных. Приятно отличался от всех офицеров нашего батальона наш батальонный врач, немец из прибалтийских губерний, окончивший Дерптский университет, очень культурный человек. Так как я хорошо говорил по-немецки и имел многочисленную родню в Курляндии, то между нами сразу установились дружеские отношения. Не могу не упомянуть о нашем ротном фельдфебеле Иване Кузьмиче, строгом, но добродушном, с которым мне удалось подружиться еще в Пензе, перед нашим отправлением.
Из сказанного видно, что нашему Чембарскому полку трудно было соперничать с Выборгским и все говорило о том, что, как бы доблестно наш полк ни проявил себя в предстоящем сражении, заслуга удачного его исхода будет приписана не ему, т. е. что все благодарности и награды достанутся не нам. Трудно было соперничать с шефским полком германского императора, нарочно пущенным в атаку впереди нас.
(148) Описав части, участвовавшие в сражении, можно вернуться к рассказу о нем. Перевалив через гребень высоты 131-ой, нам надо было скатиться с нее по южному ее склону, жестоко обстреливаемому японской артиллерией. Мы не могли знать, откуда она стреляет, но мы видели, что Сыквантунская сопка сверху донизу окутана дымом от разрывов наших снарядов. Поражало, как аккуратно, как бы венком, разрывались наши снаряды над самой вершиной сопки. Сбежавши по склону высоты 131-ой и пересекши дорогу, ведущую к перевалу, мы углубились в нескошенный гаолян и, повернув налево в обход сопки, стали наступать перебежками, залегая в складках местности. Огонь японской артиллерии становился все сильнее и сильнее и приноравливался к нашему продвижению вперед. Все чаще и чаще наши солдаты не вставали для следующей перебежки и оставались лежать, некоторые безмолвно, а Другие - со стоном корчась от боли. Это было естественно, и каждый из нас знал, что вот сейчас то же самое может случиться и с ним. Но меня лично поразило то, что по мере продвижения вперед, мы находили все больше и больше солдат Выборгского полка, застревавших в складках местности, совершенно невредимых и просто не желавших больше подвергать себя опасности. Наше отделение наступало на крайнем правом фланге и, т. к. оно совершенно справедливо пользовалось полным доверием ротного командира, то ни он, ни наш прапорщик ни разу во время атаки не заглянули к нам. Нам самим приходилось решать, что делать с отстающими выборгцами. Сначала мы не обращали на них никакого внимания, но затем чувство справедливости заговорило в нас и мы стали понуждать отстающих нашими штыками и это убеждало их присоединиться к нам.
