прогулку. И в приливе поэтического восторга провозгласил: «Вперед, крестьянка молодая: день долог, в путь, пока свеча не догорела!»
И они зашагали навстречу восходящему солнцу.
Белобрысый поприветствовал восемьдесят пять человек; те ждали его у Дворца, машинально и без блеска в глазах помахивая национальными флажками. И снова сел на место с обреченным видом человека, устраивающегося поудобнее на электрическом стуле. Министр полиции, расположившийся на переднем сиденье на почтительном расстоянии от него, недовольно запыхтел и постучал в стекло, отделявшее белобрысого от надежно защищенного водителя.
– Давай-ка еще раз поприветствуй, – сухо скомандовал Министр полиции.
Он покорно огляделся вокруг и улыбнулся под восторженные аплодисменты и возгласы «Великий Рулевой» и «Благодетель Нации». Потом помахал рукой, как раз в тот момент, когда машина тронулась с места.
– Молодец.
Министр полиции поглядел на него и в ужасе разинул рот.
– У тебя родинка отпала! – провозгласил он, как будто речь шла о деле государственной важности. Белобрысый его проигнорировал и, улыбаясь, продолжал приветствовать народ. – Я сказал, отпала! – в ярости вскричал Министр.
– На центральных улицах люди стоят очень далеко, ваше превосходительство.
– Но ты же обязан…
Белобрысый отмахнулся от него, чтобы тот замолчал, засунул руку в карман, вытащил фальшивую родинку и с профессиональной ловкостью прилепил туда, куда следует. Он любил позлить Министра полиции; их связывала одна судьба, поскольку, несмотря на холода и угрозы Национального фронта, Великий Рулевой и Благодетель Нации, образец мужества и бесстрашия, никак не мог поступиться своим обыкновением разъезжать по городу туда-сюда в официальном автомобиле с открытым верхом. Эх, дали бы мне волю…
Он со скептическим настроем прослушал речь Великого Рулевого и Благодетеля. В ней было полным-полно общих мест, повторов, ровным счетом ничего интересного. Из укрытия он наблюдал за реакцией Народа: даже сидящие в первом ряду не могли как следует сдержать зевок. Дали бы мне волю…
– Я бы такого говорить не стал, ваше превосходительство.
– Чего бы ты говорить не стал?
– Того, что стихийные бедствия – это испытания, которые Господь насылает на народы для того, чтобы проверить, достойны ли они своей Судьбы. Кто это вообще сочиняет?
– А что, красиво.
– Это неправда, ваше превосходительство.
– Ну и что?
– Как это ну и что? Неправда это!
– Придержи язык.
– Мы трудимся не покладая рук, чтобы стихийные бедствия не наносили непоправимого ущерба, с целью элиминировать страшные последствия наводнений в течение нескольких недель.
– Что это за слово – элиминировать?
– Ликвидировать, убрать, покончить с ними. Я бьюсь над этим день и ночь; я ни на мгновение не покидаю свой пост, для блага всех своих подданных. Всех до единого!
Министр полиции что-то строчил в блокнотике, пока они ехали назад во дворец в сопровождении пяти бронированных автомобилей.
– Давай-ка помаши народу ручкой.
– Проливая слезы возле лачуг, в окружении фотографов, я поднял бы на руки чумазую вонючую девчонку и по-отечески улыбнулся в камеру. Ваше превосходительство.
Выговорившись, он с чувством глубокого удовлетворения стал приветствовать горемычных подданных, под восторженные крики толпы. И снова почувствовал жжение в затылке, как случалось всякий раз при мысли о том, что Национальный фронт готовит для него серебряную пулю.
Приехав во Дворец и войдя к себе в комнату, он отодрал родинку, аккуратно положил ее на место и в изнеможении свалился в кресло. Не успел он расслабиться, как зазвонил колокольчик. Поглядел в расписание: ужин. Так скоро?
Внизу, в помещении, примыкающем к столовой, он под присмотром Руководителя протокола и в присутствии протоколиста попробовал суп (просто объедение) и неопределенного вида соус, на поверку оказавшийся рыбным.
– Все в порядке, господа, – сказал он.
Официант взял тарелки, взглядом испросил разрешения у Руководителя протокола, дверь распахнулась, и он направился в большой зал, куда в тот вечер была приглашена только одна почетная гостья. Столпившимся в холле хватило времени, чтобы стать свидетелями рокового молчания Великого Рулевого, воцарившегося после того, как нежный и решительный женский голос задал ему вопрос, как правительство собирается покрывать расходы по устранению ущерба, причиненного последними ураганами, если совсем недавно было объявлено, что иностранным кредиторам не смогут заплатить в связи с нехваткой средств в казне.
– Как же, ваше высокопревосходительство?
– С заглавной буквы.
– Простите?
– Ваше Высокопревосходительство.
– Ах да. Как же, Ваше Высокопревосходительство?
– Отлично. – Нескончаемая пауза. – И что же вас интересует?
Руководитель протокола осторожно прикрыл дверь, отделявшую коридор от зала.
Белобрысый не смог сдержаться и тихо, чтобы в зале не было слышно, прошептал, если позволите, ваше благородие, я предоставлю вам структурный план роста благосостояния с использованием резервных фондов, созданных за счет прибыли двенадцати национальных и всех иностранных банков, работающих в стране.
– Чего-чего? – так же чуть слышно прошептал Руководитель протокола.
– Ничего особенного, ваше благородие: раз банки получают прибыль, не сделав при этом капиталовложений, я их заставлю оказать государству помощь.
Из зала сквозь дверь сочилось неприятно густое молчание. И вслед за ним отчеканенное «Как же, Ваше Высокопревосходительство? Есть ли у вас ответ на мой вопрос?»
В коридоре Руководитель протокола неохотно проворчал, да, может, это и неплохая мысль. И тут пригляделся к нему и сразу же разъярился:
– Эй, ты, нахал! Сказано тебе, ни при каких обстоятельствах не снимать родинку! – И озабоченно добавил: – То-то мне казалось, что дело тут нечисто!
Постановили не ввозить в страну ни единого экземпляра Observer из-за происков журналистки Кэролайн Брайан, осмелившейся выставить на смех Его Высокопревосходительство, обозвав его никчемным болваном и заявив, что он больше напоминает говорящую марионетку, чем Главу государства, и что…
– Расстрелять ее как врага Народа.
– Как, Ваше Высокопревосходительство! Она улетела к себе в Миннесоту!
– Это еще куда?
– В Америку.
– Там пусть и расстреляют, мне-то какое дело? Пусть этим займется Коммандо. Такой обиды Отечество простить не может: позоря меня, она позорит всю страну.
– Будет сделано, Ваше Высокопревосходительство. Коммандо получит приказ.
В тот же вечер Министр полиции и Руководитель протокола созвали экстренное совещание с тремя другими министрами и изложили им свою безумную идею.
– Это безумная идея, – заключил один из министров.
– Вот и мы о том же. Но на этой неделе предстоит еще два интервью, чтобы сообщить об успехах нашей Родины читателям из…
– А журналистов кто прислал?
– La Repubblica и Der Spiegel.
– Господи боже.
– Вот именно.
Последовало продолжительное молчание. В конце концов один из министров сказал: и другого выхода нет?
– Дело срочное. Его Высокопревосходительство в последнее время сильно сдал.
– Это и так ясно.
– Но мы висим на волоске, если…
– Мы висим на волоске, если не прекратим это пагубное увлечение иностранной прессой. Совсем,
