Грезы и тени - Александр Валентинович Амфитеатров

грохочутъ, волны ревутъ. Сизые валы до облакъ поднимаютъ серебряные гребни. Разсыпались чайки по морю, глотаютъ казаки соленую воду… A старый гермекъ Длугошъ крутитъ сивый усъ:

— Это ничего. Море насъ не обидитъ, не выдастъ. Мы съ моремъ старые пріятели. Море не турка.

Навалился на руль — правитъ. Летитъ ладья, Христомъ осѣненная, торопятся за нею казачьи челны, черными тучами напираютъ сзади басурманскіе фрегаты, молніями брызжутъ съ бортовъ каленыя ядра…

— Постой! недолго вамъ палить, бисовы дѣти! — ворчитъ Длугошъ, a самъ все крѣпче и крѣпче налегаетъ на руль, гнетъ ладью къ сѣверо-востоку…

Земля! земля!.. Вотъ закипѣли уже впереди живымъ серебромъ сѣдые буруны…

— Эй, Длугошъ! Куда ты правишь! въ дребезги разнесутъ насъ камни пороговъ…

— Помалкивай, пане ксенже! не тебѣ учить стараго Длугоша, какъ ладить съ сердитымъ моремъ… Навались на весла, братья-атаманы! чтобы стрѣлами летѣли впередъ наши чайки!

Мчатся чайки — волну и вѣтеръ обгоняютъ. Не отстаютъ отъ нихъ турецкіе фрегаты. Взмыла волна и однимъ махомъ перенесла Потоцкаго черезъ бурунъ. Только днища заскрежетали о камни.

Замѣтили турки, что зарвались въ погонѣ и набѣжали на опасную мелизну, — да было ужъ поздно: не сдержать стало тяжелыхъ фрегатовъ; со всего размаха ударились они на подводные камни и осѣли на нихъ безполезными мертвыми грудами… По дощечкамъ расхлестала ихъ сердитая волна, во дну канули тяжелыя пушки, ни одинъ аскеръ не вышелъ живымъ на берегъ; потопъ паша со всей силой, какъ фараонъ въ Черномъ морѣ.

A Потоцкій выждалъ за буранами въ спокойной бухтѣ, пока уляжется волненье, и поплылъ себѣ дальше Днѣстровскимъ лиманомъ, славя Бога за свое спасенье. Доѣхалъ онъ до родного Браилова и съ великимъ почетомъ поставилъ Христа, выведеннаго изъ неволи, въ своей родовой часовнѣ. Тамъ стоитъ онъ и по сейчасъ — въ одинаковомъ почетѣ и y пановъ, и y хлоповъ, y католиковъ и православныхъ — и будетъ стоять, пока есть на то Его святая воля.

1896

Этотъ случай разсказанъ мною въ очеркѣ «Между жизнью и смертью» (см. книгу «Сонъ и Явь»).

Владикавказъ.

Баринъ.

Двугривенный.

Попъ Иванъ таинственный глава какого-то азіатскаго теократическаго государства въ средніе вѣка. О немъ упоминаетъ Марко Поло. Власть его вошла въ пословицу. У Шекспира Бенедиктъ («Много шума изъ ничего») берется сходить къ попу Ивану за волоскомъ изъ его бороды, только бы не разговаривать, съ Беатриче.

Записана близъ Batti paglia. Мнѣ кажется, что въ сказкѣ этой — о похищеніи Мелинды — отразился, на средневѣковой ладъ, древній миѳъ о Прозерпинѣ… Авт.

Слышана авторомъ въ кіевской губерніи. Нѣкоторыми чертами она напоминаетъ популярную въ юго-славянскихъ земляхъ сказку о томъ, какъ турецкій султанъ отдарилъ русскаго царя.