class="p1">— Извините…
— Ничего-с!
— Есть такие люди, — повествует комик, — которые, когда остановятся и посмотрят в пруд, — караси дохнут!
Иван Иванович спешит улетучиться.
Ему не везёт.
Он всегда как-то ухитрится попасть к первому любовнику, как раз в ту минуту, когда тот совершает самое интимное таинство своего туалета, — надевает ватоны; к резонёру, когда тот не знает роли, которую сейчас нужно играть; к комику, когда он проиграет партию в шашки своему постоянному противнику — суфлёру.
В конце концов, он удирает из-за кулис.
Но на половине коридора его нагоняет горничная:
— Пожалуйте, барыня требует. Очень сердятся.
Он возвращается обратно с провинившимся видом и выслушивает нотацию.
— Ваша жена играет, а вы куда-то в публику бегаете. Посмотрите, так ли у меня приколоты бантики?
И через минуту слышится снова:
— Барин, посторонись!
— Иван Иванович, нельзя же соваться под ноги!
— Это безобразие! Лезть в женскую уборную.
— Чёрт знает! Посторонние люди по уборным шляются. Хоть в трактир иди гримироваться!
— Да уходите же вы, чёрт вас возьми, со сцены. Занавес надо поднимать!
И он летает из кулисы в кулису, с одной стороны сцены на другую, во взлохмаченном цилиндре, перепачканном пылью пальто, напоминая «рыжего» в цирке.
С ним случилось величайшее из несчастий, какое может случиться с человеком в жизни.
Он «замужем за актрисой».
Никто не знает даже, как его фамилия.
Он потерял свою фамилию.
— Это… это… как это? Ну, словом, — это муж Фитюлькиной.
А некоторые даже так и рекомендуют его:
— Г-н Фитюлькин.
Несмотря на то, что «Фитюлькина» — это только сценический псевдоним.
Он «муж царицы», как зовут его поклонники.
«Багаж Фитюлькиной», как называют его на закулисном жаргоне.
«Актрисин муж».
Иногда он заявляет, доведённый до отчаяния:
— Матушка, я не могу так дольше жить.
Тогда она обрывает его тоном, не допускающим возражений:
— В таком случае вам следует жить не с артисткой, а с кухаркой!
Их супружеские разговоры для меня не тайна, потому что наши номера в гостинице рядом, и нас разделяет только тоненькая перегородка, позволяющая слышать иногда даже… звуки аплодисментов и следующие за ними тяжкие, сокрушённые вздохи.
Я помню её первый дебют.
Она была вне себя.
— Какое несчастье для актрисы быть замужем, да ещё за таким идиотом как вы. Я для вас всем пожертвовала…
— Леночка!..
— Да-с, всем, всем! Успехом! Иванову встретили букетом, Петрову букетом, Сидорову букетом. А всё почему? Потому что не замужем. А я?! Кто будет подавать букеты женщине, у которой такой муж, как вы! Вот и выходи без хлопка! Я для вас всем пожертвовала, а вы?!
Ей был подан большой, роскошный букет с надписью на лентах: «Добро пожаловать», — и после спектакля за перегородкой была целая буря.
— Идиот! Дурак! Ставит свою жену в такое смешное положение! Букет от мужа! Как трогательно! Да ещё с надписью: «Добро пожаловать!» Курам на смех! Все хохочут! Ведь все знают что у меня во всём городе ни души знакомой!
— Леночка…
— Молчите! Молчите! Молчите! О, Боже, какие мы дуры, когда выходим замуж за таких идиотов! Я для вас всем пожертвовала, и вы сведёте меня в гроб…
Началась истерика.
Их номер из двух комнат, и очень часто я слышу тихий стук и рассерженный женский голос из-за двери:
— Вы с ума сошли! У меня завтра большая роль!
Затем следуют тихие, грустные вздохи.
Иногда она принимается рыдать.
— Он смел мне предложить ехать ужинать.
И главное при ком? При Бальзаковой! И эта ехидная старая баба расхохоталась!
— Да вы обязаны ему физиономию разбить, если вы муж! Застрелить! Убить, если вы муж! Вашу жену приглашают ужинать, а вы что?!
Иногда теряет терпение и он.
Недели две тому назад он попробовал устроить сцену:
— Это возмутительно! Это переходит всякие границы! Мальчишка, нахал, какой-то банкирский сынок, торчит у нас целые дни, подносит тебе букеты в самых незначительных ролях! Подмигивает приятелям, когда ты выходишь на сцену!
Но она в таких случаях поёт на другую тему:
— Да, да, заприте меня в четырёх стенах! Лишите меня успеха, поклонников, всего! Нет-с, милостивый государь, этого не будет! Я для вас и так всем пожертвовала! Довольно-с! Дудки! Женились бы на кухарке, — у неё не было бы поклонников! Ваша жена актриса, вы не должны этого забывать! Я не позволю вам оскорблять меня вашими гнусными подозрениями! Артистке подносит букет поклонник таланта, — а он грязнит самыми скверными подозрениями мой маленький успех. И это муж? Что ж, по вашему мнению, ваша жена бездарность, что ей никто и букета поднести не может иначе, как со скверными целями? Мальчик от чистого сердца подносит букет…
— Да, помилуй, какой же он мальчик?
— Молчать! Кто бы он ни был! Я актриса, — у меня должны быть поклонники! Женитесь на кухарках.
Часто он по вечерам заходит ко мне.
— К вам можно, сосед? Я в одиночестве сегодня.
— Пожалуйста. А ваша супруга? На репетиции?
— Н-нет. У них сегодня небольшой артистический ужин. Рожденье чьё-то. Всё свои: артисты, пресса, кое-кто из поклонников. Знаете, сцена налагает свои обязанности. Мне как-то неловко. Всё с мужем да с мужем. Это действительно ставит её в несколько смешное положение.
— Конечно, конечно…
Он сидит у меня часов до двух, до трёх.
И только в четыре, в пять, — я слышу за перегородкой стук двери и весёлый женский голосок, который напевает:
«Уж я его п-пила, п-пила,
И д-до того теп-перь дошла»… [217]
— Тише, ради Бога! — уговаривает он её вполголоса. — Теперь утро, сосед услышит!
— А чёрт с ним! Я замужняя женщина и была с товарищами! В этом нет ничего дурного!
И она уходит к себе, говоря пьяным голосом:
— Какое мещанство!
Как-то мы пошли с ним в буфет покурить.
— А Фитюлькина того… ничего себе! — ораторствовал на весь буфет какой-то франт в платье из магазина готового платья. — Я бы не отказался с ней поужинать!
— Худощава!
— Н-нет! С атурами! И с темпераментом баба! Это видно, что с темпераментом! Прошла, видно, огонь, воду и медные трубы! Пожила!
— Отойдём, здесь дует! — сказал он.
Мы отошли в другой конец буфета. Пожилой, солидный господин спрашивал у другого пожилого, солидного господина:
— А ездит ужинать?
— У Фитюлькиной, говорят, муж есть.
— Ну, это у них ничего не значит. На этот счёт у них свободно!
— Пойдёмте отсюда, здесь душно! — сказал он.
Как-то он не выдержал и «крупно поговорил» с рецензентом, хваставшимся чуть не связью с его женой.
Ей же пришлось ездить «тушить скандал». И я часов до пяти не спал из-за истерик за перегородкой.
