Валька была завлекательна. Но о молодых людях, которые ходили к ней, соседи высказывались с неодобрением. Про нее же все говорили, что она == "оторви да брось". Об этом чуть позже Женька узнал и сам. А подруга ее ему не понравилась. Но подруга-то предназначалась не ему, а Кольке. Женька нет-нет, да поглядит на друга: улыбается, значит, все нормально. Хотя может быть == из вежливости.
Пили, ели, веселились... Слушали музыку и сами пели. "Расцвела сирень в моем садочке" сменялась "Красной розочкой", "Розочку сменяло: "Кап,
кап, кап, кап, каплет дождик...", затем == "утки кря-кря-кря..." и так далее.
Валька Женьку совсем замучила. Сначала она вела себя сдержанно, потом в танцах стала всем телом тереться о него, а когда он, стесняясь, старался отстраниться, вдруг зло бросала его и бежала разбивать другую пару. Женька тянулся к ней и боялся ее. Он-то мог сдерживать свои порывы, а Валька == нет. Она заваливала его на диван, несколько раз укусила... Отбиваясь, Женька видел, что у друга с его дамой все идет нормально, спокойно. А Валька постепенно, потихоньку возбудилась до такой степени, что вот-вот с ней случится истерика. И она случилась. Уже ближе к утру темпераментная хозяйка утащила Женьку в другую комнату и стала насильно его раздевать, дрожа всем телом, целуя его и со стоном кусая. Женька сопротивлялся из последних сил. А Валька дошла до бешенства, и когда из соседней комнаты раздался дружный дуэт: "Кап, кап, кап, кап, каплет дождик", == она остервенело заорала:
== У кого там закапало, так вашу мать!?.
С Валькой началась истерика.
Больше Женька к ней не ходил. И вообще два месяца избегал женщин.
6
Лучше все же танцевать в своем клубе, чем ездить к черту на кулички за поцелуями, а иногда за синяками. Тем более, что Женька как дружинник должен быть в клубе во время танцев, среди танцующих. Мало ли кто, особенно в нетрезвом виде, начнет себя вызывающе вести, угрожать или просто мешать окружающим. Женька всегда дежурил в клубе с удовольствием. С ним, как всегда, дежурили его друзья. И делом занимаются, и отдыхают. Вон танцует стройный, подтянутый Толя. Вон Борис, его брат, что-то рассказывает девчатам, а те смеются. Борис мастер рассказывать смешные истории с самым серьезным выражением лица, что больше всего и смешило собеседника. Он мог закатывать глаза, как у покойника. Но главное == он мог хрустнуть любым суставом. Хрустел пальцами, кистями, ключицами, шеей. Причем, громко. Часто подходили к нему любопытные: "Боря, хрустни чем-нибудь". И он хрустел. Отсюда и прозвище: "Хрусть чем-нибудь". Он не обижался. В походе зп грибами он собирал цветы. Любил декламировать стихи. Пробовал сочинять и сам, но лучше, чем "Я сижу средь зеленых ветвей" придумать ничего не мог. Любил говорить в рифму. Встречая, например, Кольку, вместо обычного "Привет!" говорил: "Келя, ты откеля?" Он был невозмутим. Даже в азартной картежной игре, в то время, когда его ход, он мог пространно о чем-то рассказывать. Как-то один из партнеров не выдержал:
== Ну, чего ты сидишь? Дергайся!
Борис посмотрел на него, спокойно отложил карты в сторону и начал дергаться. Всем телом. Вот и сейчас, он смешил народ.
Вон Витька Шорин танцует с какой-то нездешней и все не может никак обойти пьяного Колю Карандаша.
== Во, пенек! == сердится Витька. А Коля и впрямь похож на пенек: коренастый, кряжистый. А прозвище == Карандаш, что тоже верно. Он наверное поругался со своей супругой Машкой Рыжей. Она приехала с Охты, завлекла Карандаша и женила на себе. А до него была гулящей, даже на учете в милиции стояла. А разве сразу перестроишься? Родила она Кольке девку. Сначала материнское взяло верх. Она нежно баюкала дочку, пеленала, кормила грудью. Бывало, при всех во время кормления наставит грудь на соседок и давай их поливать молоком, как из спринцовки. А сама смеется:
== Ага! А говорили, что Машка и родить не сможет, и молока, мол, у нее не будет... А это что?!.
В полгода отняла дочь от груди и загуляла. А Коля стал выпивать с горя.
Пары кружились в вальсе. А у сцены Колька из "собачника" разговаривал с Борисом Ильичем, вероятно о стихах. Заразил-таки завклубом поэзией Женькиного друга. Последнее время Кольку как подменили: он ходил рассеянным, словно во сне, что-то шептал про себя. Часто бегал к Борису Ильичу. Тот давал ему всякие книжки о стихотворчестве. Женька помнит, как друг выступал на концерте со своим стихотворением о Саперной. Оно начиналось лирически: "Рассвет голубой над Невою встает". Но потом шла сплошная критика сапернского быта: условия работы на заводе, нехватка продуктов в магазине, пьянство рабочих. Ему тогда аплодировали стоя. Борис Ильич цвел: первое Колькино стихотворение было написано с его помощью. Друзья поздравляли Кольку с успехом. Взрослые отнеслись к выступлению по-разному: участковый врач Гельчинский, полковник в отставке, заведующая детским садом Лидия Павловна и ее ухажер бухгалтер Донов, = хвалили Женькина друга. А десятник Андрей Иванович назвал стихи антисоветскими и вредными, а Колькина деда обозвал английским шпионом. Женька хотел ему тогда сказать: "Дурак!", но передумал и почему-то продекламировал: "Грабили нас грамотеи-десятники..." Андрей Иванович обиделся и отошел. Ну и пусть.
Женькино внимание вновь привлекла уже повзрослевшая Нина Кулинич. И судя по тому, что танцевала она с разными кавалерами, ухажеров у нее не было. Женька только отошел от своих любовных приключений в Корчмино. Он пригласил Нину на танец. Потом еще. Потом проводил домой. Так оно начиналось.
В Саперной своими силами (дорожно-строительный район все же) строили кирпичные четырехэтажные дома. Из бараков старожилы перебирались в эти дома, а бараки заселяли вновь прибывшие. Женькина семья одной из первых въехала в новый дом. В гости к ним приехал его дедушка Маркел. Деду квартира понравилась, и вообще поселок понравился. Вот только парикмахерская работала через пень-колоду. На время приезда деда она как раз не работала по "техническим причинам". А дед все рвался подстричься. Женьке необходимо было везти его в Понтонную, вот он и сказал деду, что, мол, Колька подстригает лучше всякого мастера, хотя тот в жизни никого ни разу не подстригал. Но Женька строго предупредил друга, что ломаться не надо, а то дед обидится. Он не поверит, что Колька не умеет стричь. Конечно, не боги горшки обжигают. Колька подстриг деда Маркела. Подстриг, не высказав ни взглядом, ни вздохом, что не умеет. Каких усилий это ему стоило, знает один он. Женька, глядя на него улыбался и сочувствовал ему в душе. Однако, подстриг "мастер" неплохо. И дед позднее с гордостью говорил, что его стриг сам Колька Михин. И слово "сам" он выговаривал, как будто этот "сам" был Маршал Жуков или по меньшей мере начальник ДСР-3 Чекин.
Самому Женьке как-то непривычно сначала было в новой квартире. Он тосковал по просторной, с небольшой кухонькой и печкой, комнате в бараке. Там, как-никак, прожито более пяти лет. В ту комнату вмещалось много гостей Женька помнит, как они с друзьями встречали Новый год. Человек пятнадцать. И не было тесно. Часа в два вышли на улицу, кричали "ура", пускали ракеты в небо, бросались снежками друг в друга. А Нинки среди них не было. Она могла быть в клубе, где в честь Нового года танцы были до утра. Женька всех поволок в клуб. Дома остался один Колька == следить за печкой и смотреть праздничную передачу по телевизору.
А Нинка... Ах, эта Нинка! Не было ее на танцах. Говорили, была, но ушла. Настроение Женькино испортилось, но по возвращении домой, где друг за время их отсутствия обновил закуску на столе, приготовил горячую картошечку, настроение снова поднялось. Новый год все-таки.
С Нинкой были у него и встречи, и разлуки; и ссоры, и поцелуи; и прогулки под луной, и обиженные сидения по разным углам. Как-то раз под наплывом наисквернейших чувств они с Колькой дали клятву друг другу не жениться, как можно дольше. Оба женились в двадцать лет. А потом еще женились. Женька сам понимал опрометчивость своего поступка, но, видно, судьба такова. В любви, как в государственной политике, возможно достижение любых договоренностей при взаимных уступках и уважении одной стороны к другой. А у Женьки и Нинки дух свободы преобладал над всем прочим. Ложная гордость, капризы, мучения и обиды. Одни ошибки приводили к другим. И в результате: Женька сам по себе, а
Нинка == сама.
7
В шестидесятом году была Женькина свадьба.
Невеста выглядела белой лебедушкой, жених == орлом. Ее звали Валентина. Жила она в Корчмино. Нет, не та Валя, боже упаси! Нормальная девушка, как и многие другие, пока не стали чьими-то женами.
Свадьба проходила в доме невесты. Столы ломились от снеди. Жениховы друзья сидели за столом молодоженов. Сам он был весел, держался солидно, пил в меру, лихо целовался при дружных криках "Горько!"
На другом конце стола, напротив молодых сидели Борис, Колька и Иван. Слева от Кольки сидела корчминская девушка Феня, довольно интересная и привлекательная. Женька смеялся, наблюдая за Колькиным с ней разговором. Колька вел себя по-джентельментски, ухаживал за дамой, развлекал ее беседой. Женька знал, что Феня от рождения глухая и понимает собеседника только по губам. Видно было, что Кольку она понимает не во всем. Звонко смеялась, когда ее веселый сосед, чтобы посмешить молодых, дергал за веревочку висящего на стене Буратино, а тот в ответ забавно дрыгал ногами и руками. Смеялись не только молодожены, смеялись все. Затем за веревочку дергал Борис, а Колька читал стихи, посвященные свадьбе друга:
