Захотите пошалить — другое дело. Отчего не пошалить? Но, шаля, не следует делать очень серьезного лица и угнетать себя очень серьезными мыслями.
Видите, каким я моралистом становлюсь! Мне даже капитаны нипочем, и их отчитываю. А ведь я — не имеющий чина!
Собираюсь на бал*. Будьте здоровы. Да благословит Вас бог.
Ваш А. Чехов.
За «Господ театралов» — рубль дорого. Нужно было назначить 25–30 к.
Вашей жене привет. Мои кланяются и благодарят за поклон.
Ленскому А. П., около 20 февраля 1889*
604. А. П. ЛЕНСКОМУ
Около 20 февраля 1889 г. Москва.
Уважаемый Александр Павлович, податель сего — художник Сахаров, о котором я говорил уже с Вами перед отъездом в Петербург. Он привез свою картину «Крушение поезда»* и ищет для нее помещение. Я рекомендовал ему одну из зал Общества искусств — об этом я говорил уже Вам.
Будьте добры, скажите ему, куда и к кому он должен обратиться.
Почтение Лидии Николаевне*.
Ваш душевно
А. Чехов.
Простите за беспокойство.
Суворину А. С., 20 февраля 1889*
605. А. С. СУВОРИНУ
20 февраля 1889 г. Москва.
20 февраль.
Милый Алексей Сергеевич, поздравляю Вас с постом, с днями молитвы, покаяния и лицемерия. Пост начался для меня отвратительно: после гульной ночи вернулся домой в 10½ часов утра и спал до 5 часов вечера. Ужинал вчера в фойе коршевского театра* с актерами, актрисами и генералами. Ужин прощальный, по случаю закрытия сезона. Актрисы милый народ, я их вчера любил и так расчувствовался, что даже на прощанье поцеловался с некоторыми. У них есть благородство, какого нет у актеров. У мужчин, служащих святому искусству, нет чистоты душевной. В их словах, взглядах и поступках много лакейского. Впрочем, не у всех. Я пил немного, но беспорядочно, мешал ликеры с коньяком. Теперь чувствую в своем нутре гнетущую пустоту; такое состояние, точно внутри у меня пропасть с холодными стенами. Хочется всыпать в очень холодную воду побольше иголок, сильно взболтать и выпить, да чтоб к тому же иголки были кислые.
Купите под Харьковом именье, не теряйте случая. Если у Вас нет 35 тысяч, то позвольте мне украсть их для Вас из Вашей конторы, где, как Вам известно, денег ужасно много. Если хотите, я съезжу посмотреть именье, которое Вам предлагают. Мне хочется проехаться. Так как именье Ваше, то дорожные расходы (билеты) пополам. Кстати, и для себя я посмотрел бы какой-нибудь хуторок. Если Вы купите именье, то я куплю хутор по соседству с Вами и буду Вас удивлять своей агрономией, распущенностью домочадцев, гостеприимством и музыкой. Даже у Вас купил бы небольшой участок. У меня деньги будут. «Иванов» давал полные сборы; я получу около тысячи. К лету в общем наскребу из разных углов тысячи две да 1-го марта по своему билету выиграю 75 тысяч — это наверное, так как я Потемкин. К будущему сезону напишу «Лешего», за которого возьму тысяч шесть-семь. Не хотите ли взаймы?
В председатели О<бщест>ва драмат<ических> писателей будут выбирать Боборыкина*. Почему-то гг. члены интересуются знать мое мнение; я отвечаю им, что против избрания Боборыкина ровно ничего не имею.
Пойдет ли после Пасхи «Севильский обольститель»?*
Пришлите мне свою большую фотографию и группу.
Я читаю корректуру своей пьесы. Читаю и думаю, что не святые горшки лепят, писать драмы можно. Когда я напишу своего «Лешего», то читать Вам не дам и на репетицию Вас с собой не возьму. Мне хочется произвести на Вас впечатление не смешанное и не такое скомканное, какое Вы поневоле должны были получить от «Иванова», а для этого нужно, чтоб Вы знакомились с пьесой не раньше первого представления.
Видел я вчера «Женитьбу» Гоголя. Превосходная пьеса. Действия длинны до безобразия, но это едва чувствуется благодаря удивительным достоинствам пьесы.
Если приедете в Москву, то доставите этим мне большое удовольствие. Я Вам надоем — единственное неудобство, которое ожидает Вас в Москве, в остальном же всё будет благополучно: отдохнете, посмотрите на Москву и поедите гурьевской каши, которая мне начинает нравиться.
Комитет Драм<атического> общества, вероятно, обратится к Вам с просьбой — взять на себя печатание пьес, принадлежащих Обществу. Предложение это в коммерческом отношении для Вас выгодно, но дурно оно в том отношении, что Вам придется печатать все пьесы, хорошие и нехорошие, т. е. делать одновременно добро и зло. Надо печатать только оригинальные пьесы, одобренные Театр<ально>-литературным комитетом и шедшие на казенной сцене, а прочие пьесы можно предоставить Рассохину и его пикантной жене.
«Медведь» мой идет уж вторым изданием*, которое на исходе.
Будьте здоровы и счастливы. Анне Ивановне целую руку, а Насте и Фараону-Боре кланяюсь.
Ваш А. Чехов.
Поклонитесь Виноградовым. Я их, бедных, люблю.
Лейкину Н. А., 21 февраля 1889*
606. Н. А. ЛЕЙКИНУ
21 февраля 1889 г. Москва.
21 февр.
Добрейший Николай Александрович, я бежал из Питера*, не простившись с Вами. Это, конечно, не совсем вежливо с моей стороны, но если Вы постараетесь вообразить себя бегущим, то поймете, почему я у Вас не побывал.
Ну-с, поздравляю Вас с велиим постом, с капустой и со скукой. Скоро весна и на дачу ехать. Вы счастливец, у Вас есть свой угол, а мне нужно еще искать и портить много крови. По всем видимостям, весна будет ранняя, а лето теплое.
«Иванов» купно с «Медведем» дал мне тысячу или тысячу без нескольких рублей*. Да из Общества драматических писателей придется получить сотни две или три. Писать пьесы выгодно, но быть драматургом беспокойно и мне не по характеру. Для оваций, закулисных тревог, успехов и неуспехов я не гожусь, ибо душа моя ленива и не выносит резких повышений и понижений температуры. Гладкое и не шероховатое поприще беллетриста представляется моим душевным очам гораздо симпатичнее и теплее. Вот почему из меня едва ли когда-нибудь выйдет порядочный драматург.
У меня нет Вашего «Пожарного кума», а для коллекции не мешало бы иметь его. Нет и новой Вашей книги*. Экземпляр «Пожарного кума», присланный Вами мне, отдан Коршу и принадлежит теперь не мне.
Приедете ли Вы в град Москву? На какой неделе?
Насчет «Пестрых рассказов». Я просил у Голике рассчитаться со мной* не раньше 1-го апреля.
Как живут Ваши таксы? Как я жалею, что не побывал у Худекова раньше Вас и не взял у него такса! Правда, я поступил бы не по-приятельски, но ведь собаки такие милые, что можно даже грех на душу взять. Воображаю, как недовольны присутствием таксов Рогулька и ее супруг! Грызутся небось?
Поклонитесь Прасковье Никифоровне, Феде и Худековым. Жена Худекова очень симпатичная женщина. Будьте здравы и небесами хранимы. Сегодня вечером у меня кислая капуста.
Ваш А. Чехов.
Чехову Ал. П., 21 февраля 1889*
607. Ал. П. ЧЕХОВУ
21 февраля 1889 г. Москва.
21 февр.
Беззаконно живущий и беззаконно погибающий брат мой! Суворин обещал мне извиниться перед тобой за то, что я бежал из Питера*, не простившись с тобой. Если он не сдержал обещания, то извиняюсь сам. В день отъезда я бегал по Питеру, высунув язык. Не было ни одной свободной секунды. Извиняюсь перед милейшей Н<атальей> А<лександровной> и детишками, которых отечески благословляю и мысленно порю.
Сезон кончился. Ступай к Суворину, спроси у него, как получаются деньги из дирекции театров. Он объяснит тебе. Получив объяснения, ступай в дирекцию и потребуй деньги за «Иванова» и «Медведя»*. Если не будут давать или обсчитают, то скажи, что ты пожалуешься мещанскому старосте Вукову. Деньги вышли переводом по телеграфу, а счет вышли почтой. Денег ты получишь около тысячи. Желаю, чтобы ты задохнулся от черной зависти или же от зависти сел бы за стол и написал пьесу, которую написать не трудно. Тебе нужно написать две-три пьесы. Это пригодится для детей. Пьеса — это пенсия.
Весною изо всех мест буду собирать деньги, чтобы летом купить хутор* — место, где чеховская фамилия будет упражняться в родственном сближении.
Вся семья здравствует. Николай в безвестном отсутствии. Иван по-прежнему настоящий Иван.
