какой-нибудь напастью накроет. Вон у азиатцев главные поставщики спида госпожи ослицы… Нет, не верю я этому браку…
— Твоё дело. Только… — Сяглов снова сунул нос в газету. — «Так… австралиец Джозеф Гуизо женился на своей собаке, а в мае этого года немец Уве Митцшерлих стал супругом своей больной кошки».
— Совсем оборзели мужики… Зачем же больную кису обижать? Вы мне козами да кошками глаза не замазывайте!
— Ладнушки… Слушай! А может, ты в саму в Америку рванёшь!? Потискаешь бабку Лизку?! Сбросишь давление… Ты боишься молодых. Так вот тебе божий обдуванчик! Семьдесят восемь гэ!
— Чего гэ?
— Годов! В девятый раз намылила лыжи под венец. Избранник на тридцатник моложе. Пока не сошлись… Ты ещё юнее… Гляди, она и переиграет свадебную кадриль, и ты на первом крупном плане!
— Зачем мне рухлядь?
— Оно, конечно, так… А жаль… Обдуванчик дорогой. Это между нами она бабка Лизка. А по жизни она актриса Элизабет Тейлор. Мильонщица!
— Не… И подумакивать не хочу про этот пердимонокль. Ну чего тут парить бабку в красных кедах? Слишком высоко и далеко эта уже давно прокисшая сметана…
— Ну… Не жалаешь кислую сметану… Так мы тебе подкинем сам свежачок. В той же Америке студенточка Элизабет Рейн продаёт свою девственность за 550000 долларов. Берём? Чего морщишься? Сомневаешься в качестве девственности? Ну… У нас и поближе сыщется свой путяк! Дай от себя объявление в местную газету!
— Ёшкин кот… Не… Я никогда не писал таких штук… Я и не знаю, как их составляют…
— Так подучим! Мне как хохму передал один знакомыш подборку объявлений почти столетней давности. В московской «Брачной газете» печатались в 1907 году. — Он достал из нижнего ящичка стола конверт и плеснул на стол вырезки. Разложил их аккуратно. — Вот… Читай, ищи для образца свой вариант.
Я без охоты просматриваю вырезки по диагонали.
— Нет, — собрал я вырезки назад в конверт и отдал Сяглову. — Это не для меня.
Он говорит:
— Ну… Нанёс бы визит бюро знакомств у нас в области.
— В конце июня я наведывался в то знакомое бюро. Я по-своему навеличиваю его… С горячих глаз отвалил целую пятёрищу! Входной взял билет на вечер "Кому за тридцать". А вот пошевелил шлемаком [136] и отдумал. Сегодня эта вечеруха. А я не еду. Что-то думы одолели… Дополнительно пошевелил пузырями и выскочил на вопрос. Что за шоша да ероша слетается на тот гульбарий? Как бы потом не пришлось на капремонт в химчистку [137] бежать!.. Ну пускай до химчистки не дойдёт… Судите сами. Танцы-шманцы кончатся ближе туда к двенадцати. Волчья полночь. Ночевать негде. Чалить на вокзал? Или, может, своим порядком двигать поршнями аж в Дворики? Это ж шестьдесят кэмэ с гачком!.. Конечно, прокуковал бы до утра на вокзале. Не помер. Да ради чего куковать? Вы вежливо поталкиваете меня в город. Не в Алма-Ату, так в Воронеж. Всё вроде выпихиваете на асфальт. На свет. А мне туда нейдётся. Не хочу я в город! На те разгуляи сводят городских. Да сбежись я с какой клещихой в союз и — оставайся в Воронеже? Не-е!
— А от меня тогда чего тебе надо?.. Не пойму… На днях читал про тебя в нашей районке. Два высших образования! Пятнадцать ремёсел сидят в золотых руках! Токарь-ас!.. Видом интересный чубрик… Неужели при таких королевских козырях нельзя заарканить какую вяжихвостку себе под пару?
— Газету читали и те бабуинки, кого бы я хотел видеть рядом с собой. Но ни одна из них не подала мне голосок.
— А я тут при чём? — в досаде вскрикивает Сяглов.
— А что это вы подымаете на меня свой вокал? — исподтиха кольнул я.
— Да никто и не думал подымать на тебя голос. Ты любого доведёшь… — Он беззлобно обложил меня многопартийным матом и уныло постучал карандашом по столу: — Так что же, жужжало, с тобой делать?
— А ничего лично со мной не надо делать. У вас весь район в кулачке… Разожмите пальчики… Все на ладошке… Вы всех знаете… Вам проще в пару кого мне подобрать…
— Ты что же? — срезается на полушёпот Сяглов, обомлело подымается со своего дорогого родного красного кресла, вскинув щитком руку с пальцами веером. — Ты что же, со мной породниться хочешь?
— Ёшкин кот! Да не лезу я в родню. А прошу потихонешку шукнуть бригадирам там, где у кого в бригадах есть одинокие молодуньки, николаевские девки от голодного года [138], что обитает в райцентре такой-то, несудимый, необлучённый, физически нормальный. Пускай бригадиры проведут распояснительную… ну, эту вашу… разъяснительную работу по моему вопросу… Разъясниловку там…
— Такие вещи не делаются! Ищи сам… Ну, паря… У тебя в черепке маньячит жуткий сквозняк!
— И прекрасно! Ведь зато постоянно идеи самой последней свежести!
Недовольный Сяглов дует под свой нос:
— Всё! Нет больше моих партийных сил. Кыш с моих глаз! Кыш! Пошёл бы потрепал теперь нервы самой вот этой, — щёлкнул он ногтем по газете. — Вот этой потомственной магине!
— Кому, кому?
— Магине… Есть шах — есть на него и шахиня. Есть маг — сыщется на него и магиня!
— А-а, понял…
— Внимай! Читаю: «Потомственный маг Марфа Власьевна. Ушла жена? Верну и налажу отношения. Поставлю мощную защиту от измен. Сниму порчу, сглаз, венец безбрачия, восстановлю мужскую силу, заговорю недуги. Мощный финансовый обряд «Золотое руно» на привлечение денег, карьерный рост и успех в работе!» Ну!? Дарует всё в комплексе! Жену! Здоровье! Деньги! Согласен?
— Не надо. Наколдует ещё с короб чёрте чего…
— Тэ-экс… Ну… Тогда… — Сам читал… Тайский мультимиллионер Арнон Родтонг предлагает десять миллионов батов [139] и свой бизнес — плантации по выращиванию дуриана — тому, кто женится на его 26-летней дочери Карнсите. Девственница! О!
— Подумаешь! Всем девкам Боженька за просто так дарит звёздочки [140]
— Да не все просто так отдают! Вон парижская студенточка за миллион триста тысяч долларов продала свою звёздочку лондоскому банкиру и бесплатно в него влюбилась. А тут… Национальность жениха не имеет значения. Миллионер уточнил, что ему не нужен кто-то особенный, и он будет рад видеть мужчину, который любил
