ноздрей не выветрилась вонь «цыганских» духов. Почему-то, в разрез со всякой логикой, мне казалось, что эти две вещи – чистота рук и ноздрей – как-то взаимосвязаны.
В переполненном конференц-зале между тем рассаживались делегаты. Первые три ряда были отгорожены – по-видимому, для боссов и их пограничной секьюрити – в кричащем противоречии с двумя первыми «ноу». Но собравшиеся на конференцию социалисты, похоже, не заморачивались подобными пустяками. В поисках Кэндис Дорсет я прогуливалась по проходам между рядами, волей-неволей приглядываясь к заполнившей зал публике.
Тайгер Рик называл их «зомби» – и, честно говоря, был совсем недалек от истины. Как видно, признаки, отличающие людей от нелюдей, тоже трактовалось здесь как недопустимая «бинарность» – во всяком случае, делегаты делали все возможное, чтобы их по ошибке не приняли за нормальных особей рода человеческого. Создавалось полное впечатление, что женственность в этом зале позволительна разве что бывшим мужчинам, а мужественность – бывшим женщинам.
Тощие юнцы, жеманно покачивая бедрами, беседовали с коротко стриженными мужиковатыми тетками; метеорами проносились двуногие личности неопределенного пола с кроваво-красными губами и грубыми кистями рук; отсутствующие взгляды одних чередовались с маниакально горящими взорами других. Каждый тут так или иначе изгалялся, усиленно изображая то или иное искусственно сотворенное существо, отсутствующее в природе, но почему-то признанное крайне желательным и даже необходимым для счастливого будущего планеты.
Наконец послышался призыв к тишине. Одна из мужиковатых теток, напоминающая детский кубик в тридцатикратном увеличении, выкатилась на сцену и постучала по микрофону. Зомби оставили собеседников и ручейками перетекли из проходов в кресла; шум уменьшился, а затем и вовсе стих. Я тоже присела на свободное место с краю.
– Дорогие камрадки и камрады! – проговорила кубическая тетка. – Слово для открытия конференции социалистических объединений Америки предоставляется замечательной камрадке, главной редактрисе наших самых революционных изданий Крейзиканте Сатанаилло! Похлопаем, похлопаем!
Зал взорвался аплодисментами и криками: «Крейзи!.. Крейзи!..» Похоже, моя туалетная знакомая и в самом деле была тут не на последних ролях. Ее цыганское платье – красные розы по черному фону – взметнулось над сценой, подобно флагам тех же цветов, которые торчали повсюду вперемежку с кумачовыми знаменами. Издали, с моего места, Крейзи выглядела яркой красавицей; о толстом слое штукатурки на ее мужской физиономии знали лишь те, кто, как я, видели ее нос к носу. Как и все остальные здесь, она не была, а только казалась. Так или иначе, настал ее час, пять минут ее славы в канализации общенациональных каналов.
Суетившиеся вокруг сцены репортеры защелкали затворами фотоаппаратов; даже телекамеры, исполненные сознанием собственной значимости, дрогнули и подались вперед. Крейзи качнулась на своих шестидюймовых шпильках и завопила густым хрипловатым басом:
– Да здравствует революция! Долой мир капитала!
Зомби повскакали с мест и разразились громоподобной овацией. Я тоже хлопала, чтобы не отличаться от остальных, и продолжала сканировать зал на предмет обнаружения Кэндис. Увы, ее не было нигде, что не могло не вызывать беспокойства. Тем временем, утихомирив публику, Крейзи начала речь.
– Кого-то может удивить тот факт, что здесь собрались представители внешне разных организаций, партий и объединений, – говорила она. – В самом деле, какая может быть связь между борьбой с промышленным загрязнением атмосферы и юридической помощью нелегалам, между правами сексуальных меньшинств и охраной животных, между выступлениями против расового неравенства и защитой жертв сексуального насилия? Что ж, внешне это выглядит именно так: никакой связи! Но только внешне, камрадки и камрады, только внешне!
Зал снова зааплодировал.
– Здесь, среди своих, мы можем говорить открыто, не смущаясь соображениями тактики и не прикрываясь пустыми отговорками, – продолжила камрадка Сатанаилло. – Для нас, истинных марксистов и анархистов, все вышеперечисленные направления борьбы ведут к одной-единственной цели: кардинальному слому существующей капиталистической системы! Представьте себе несколько атакующих колонн, с разных сторон наступающих на свинский капитализм. Борьба за сохранение климата – это не что иное, как ковровая бомбардировка энергетических основ Системы! Охрана животных – мины, заложенные под буржуазную индустрию развлечений! Помощь нелегалам откроет границы для мобилизации миллионов новых солдат – лояльных нам избирателей! Защищая права сексуальных меньшинств, мы давим танковыми гусеницами анархии традиционную буржуазную семью – основу капиталистического общества…
Я потихоньку выбралась в проход и бочком-бочком двинулась к выходу из зала. Оставаться там было пустой тратой времени. Возможно, снаружи у меня получится найти кого-нибудь, кто поможет в поисках Кэндис Дорсет…
– Защита от секс-насилия – прекрасный способ парализовать правящую верхушку! – гремел мне вслед бас туалетной «цыганки». – Мы все, сидящие в этом зале и десятки тысяч наших соратников на местах, работаем на одну великую задачу, идем к одной…
Выйдя в лобби, я направилась прямиком к столам оргкомитета, где утром выдавали бейджики зарегистрированным делегатам. Сейчас там дежурил лишь один субтильный паренек в круглых очочках. Он встретил меня понимающим взглядом.
– Что, невмоготу? Знайте: я с вами полностью солидарен.
Я неопределенно пожала плечами, что можно было истолковать и как согласие, и как протест. Паренек выбрал первое.
– Доверить открытие конференции анархистке! Это ни в какие ворота не лезет! Неудивительно, что многие ведущие делегатки решили бойкотировать первое заседание. Вы ведь обратили внимание, сколько там пустых мест?
Я сочувственно покачала головой.
– Честно говоря, я приехала позже и не знала об этом скандале, но теперь начинаю понимать. Значит, и камрадка Кэндис Дорсет…
Парень всплеснул руками:
– Она и должна была произносить речь! Она, Кэндис! Оргкомитет предпочел Крейзи по одной-единственной причине… ну, вы понимаете…
– Ага… – протянула я. – Где же я смогу найти…
– …камрадку Дорсет? – подхватил очкарик. – Сегодня – только на семинаре. Она ведет… секундочку, сейчас проверю… а, вот: семинар по глобальному потеплению. Зал Би-4, легко запомнить.
– Типа, как название бомбардировщика? – догадалась я.
Паренек рассмеялся:
– Именно так! Кэндис – настоящий бомбардировщик! От нее еще никто из врагов живым не уходил, можете мне поверить…
Я кивнула:
– Охотно верю.
Я не стала возвращаться в конференц-зал, откуда то и дело доносились громовые раскаты оваций. Если уж камрадке Кэндис Дорсет дозволен бойкот заседания, то мне и подавно. Буфет как раз обновили в ожидании перерыва, и я сосредоточилась на красном марксистском вине и бутербродах с черной анархистской икрой – миллиардеры, которым выпало счастье финансировать конференцию, вложились не на шутку. Со стен на меня одобрительно взирали бородатые карлы. Я тоже подмигнула им: неплохо питаетесь, ребята, не грех бы и побриться перед переменой пола. В самом деле, на фоне прогрессивной внешности делегатов их боссы казались олицетворением бледнолицего мужского шовинизма. Понятия не имею, как камрадка Крейзиканта Сатанаилло могла вытерпеть подобное извращение ценностей. Развлечения ради я попробовала представить, как бы выглядел один из карлов с накрашенными губами, накладными ресницами и в кумачовом платье с желтыми серпами. Получилось смешно.
Можно сказать, мне удалось неплохо провести время до перерыва, после которого планировались тематические семинары «по интересам». Когда в лобби хлынула толпа соскучившихся по икре революционеров, я отправилась на поиски аэродрома бомбардировщиков Би-4. При всем
