Библия, и я прочитала ту главу, где Ева портит все, – и, позвольте сказать, это далеко не Даниэла Стил, не в обиду Богу будет сказано.
Я извела все туалетные принадлежности, я пила питательный напиток «Эншуэр» из мини-холодильника и занималась бегом на месте, но без часов не могла подсчитать, сколько шагов сделала. Я постоянно ощупывала карманы, забыв, что телефона там нет. В первый вечер мой палец типа как сам по себе начал дергаться вверх-вниз, вверх-вниз, словно проматывая страницы на экране. Я пыталась открыть окна в номере, но они не открывались. Здесь не было даже радио или часов. Мне приходилось угадывать время по положению солнца, а потом сверяться с телевизором, чтобы проверить, правильно ли я угадала. Но я никогда не попадала в точку. По большей части я могла сказать только, день сейчас или ночь.
Когда в дверь стучали, это значило, что либо принесли еду, либо пришла Хана. Ее визит был лучшей частью дня. Она тайком проносила мне холодные алкогольные коктейли, смузи и даже один из моих любовных романов. Хана видела во мне реальный потенциал в качестве партнерши для Брэндона. Она постоянно так и говорила: «Реальный потенциал». За весь тот год, пока я раскладывала одежду в магазине, моя начальница ни разу не сказала мне, что у меня есть потенциал для чего-нибудь. Она всегда только и твердила: «Эшли, ты вообще смотришь на схему выкладки?» Кстати, я не смотрела.
Хана научила меня «визуализировать». Визуализация – это когда ты наглядно представляешь себе то, что ты хочешь, чтобы сделать это реальным. Она научилась этому у какого-то парня из своей студии йоги, который побывал в Индии. Я теребила в пальцах край простыни, чтобы сосредоточиться, а потом представляла себе Брэндона в верхнем конце извилистой, вымощенной брусчаткой дорожки, такой же, как показывали в шоу. В своем виде́нии я шла по этой дорожке к нему и думала: «Мой муж, мой муж, мой муж».
– Представляй больше, – сказала мне Хана. И я представляла. Представляла, как он делает мне предложение, представляла вечеринку в честь помолвки, девичник и мальчишник, предсвадебный ужин, медовый месяц, праздник в честь рождения ребенка, который устроит моя мачеха – для первого из множества большеротых, пышноволосых, с твердыми чертами лица отпрысков семейства Ириссари. Я визуализировала все так ярко, что это начало ощущаться скорее не как выдумка, а как предвидение, и в этом, по сути, и заключается визуализация.
К тому времени как должен был начаться первый вечер, я буквально бегала по стенкам. Но не буквально в смысле «буквально». Так буквально, чтобы совсем буквально, я сидела очень спокойно в своем шелковом вечернем платье, стараясь не испортить ни прическу, ни макияж и ожидая, пока Хана завяжет мне глаза.
* * *
– Прошу прощения, – произносит Гретель, – ты сказала, что тебе завязали глаза?
– Да, – подтверждает Эшли. – Типа, каждый продюсер должен привезти своих девушек в особняк так, чтобы они не увиделись друг с другом, кроме как перед камерой.
– Именно поэтому они монтируют эту часть, – говорит Рэйна.
– Честно говоря, меня могут засудить за то, что я рассказала вам это, – сообщает Эшли. Она смотрит в угол комнаты и щурится. – Наверное, за все, что я вам рассказала.
– Здесь безопасно, – говорит Уилл.
Руби трет затылок, глядя в потолок. Сейчас она сидит на полу, скрестив ноги, полы ее шубы распластались по линолеуму вокруг нее.
– Давай уточним, – говорит она и начинает считать пункты, загибая пальцы: – Тебя на три дня заперли в номере отеля, потом завязали тебе глаза, потом увезли в какое-то другое место…
– В особняк, – поправляет Эшли. – Это совсем не то, как если бы меня заперли в какой-нибудь лачуге.
– Но тебя все равно заперли, – говорит Бернис.
– Я должна была сделать это. Я сказала, что сделаю это. Это было в контракте, который я подписала.
– То, что ты на что-либо согласилась, не значит, что тобой не воспользовались, – говорит Рэйна.
* * *
Мое сердце колотилось как сумасшедшее, когда Хана вела меня через вестибюль, направляя теплой твердой ладонью, лежащей на моем плече. Я сделала три глотка воздуха на парковке, прежде чем меня усадили в фургон, бок о бок с какой-то другой девушкой. В фургоне было жарко, точно под одеялом, пахло лаком для волос и средством для загара. Никто не говорил, зато все учащенно дышали. Резинка от повязки оттягивала мои уши, отчего все звуки становились странными, точно из воронки. Повязку закрепили за уши на резинке, чтобы не портить прическу. Девушка, сидящая напротив меня – Пейтон, как я узнала позже, – произнесла:
– Я чувствую себя так, словно мы идем по канату.
Голос слева от меня, тихий и искренний:
– Помолимся?
Пальцы девушки нашарили мою ладонь, но я стряхнула их.
– В Древнем Риме, – продолжила Пейтон уже громче, – львов в Колизее по нескольку дней держали в темной комнате без еды и света, перед тем как напустить их на преступников: христиан, гладиаторов или кого они там должны были съесть. Знаете почему? – Она сделала драматическую паузу. – Чтобы сделать зрелище лучше.
Хана типа как утихомирила нас: «Девушки, пожалуйста», – а потом завелся мотор, и я почувствовала, как из решетки у меня над головой дует холодный воздух. На секунду мне примерещилась душегубка с выхлопными газами. Но нет, это был просто кондиционер.
Потом в фургоне наступила тишина, не считая шипения кондиционера и шелковистого шелеста платьев, а еще тихого мурлыканья Ханы в гарнитуру и наших слабых вскриков, когда фургон резко поворачивал; в такие моменты меня с силой прижимало к двери и сильно подташнивало. Мне казалось, будто Хана – моя лучшая и единственная подруга, которая типа как пригласила восемь других неудачниц пообедать с нами.
Здесь, в этом фургоне, ничего не видя из-за повязки, я ощутила сомнение; оно разрасталось – так трещина на телефоне приводит к паутине трещин, а потом сенсорный экран перестает работать, и ты рассылаешь бессмысленные сообщения людям, с которыми даже не знаком.
Что, если мы с Брэндоном действительно родственные души, но он этого не знает? Что, если его принудят «двигаться в другом направлении»? Я слышала такое прежде, когда однажды попыталась податься в модельный бизнес, а мне сказали: «У вас слишком большой рот. Мы движемся в другом направлении».
Я могу стать одной из тех девушек, которых унизительно исключат в первый же вечер. Я смеялась над этими девушками в других сезонах, но никогда не думала, что могу стать одной из них – что буду брести, пьяно спотыкаясь, по выложенной брусчаткой дорожке и волочить
