– Никто не видел Китежа, – отвечала Милочка, – никто не слышал благовеста.
Ленка поглядела во все стороны быстро и тревожно, нагнулась к самому Милочкину уху и зашептала:
– Есть один человек, – его каждый год в святой день незримая сила восхищает и посреди града Китежа ставит.
2
Жена Горелова, Любовь Николаевна, и его сын Николай ждали его и гостей на пароходной пристани; а и вся-то пристань – ломаная барка, причаленная к берегу.
– Хотела выехать вам навстречу… – начала Любовь Николаевна.
Николай, студент четвертого курса и, по наружным признакам, балбес, перебил ее, ломаясь и кривляясь:
– Да задержали наиважнейшие хозяйственные заботы.
– А тебя что задержало? – спросила Милочка.
Как часто с ним бывало, сбитый с толку ее тоном, Николай на минуту потерял свою самоуверенность и не сумел ничего ответить. Горелов, громко хохоча, сказал жене:
– А мы с Павлом не успели встретиться, как уж опять сцепились спорить, – все на ту же тему.
– Насчет помещения капиталов? – спросил Николай.
Он бывал очень догадлив, когда шла речь о деньгах.
– В самую точку попал, – отвечал отец.
Продолжая оживленно разговаривать, пересекли песчаный берег, оживленный в час прибытия парохода, но уже готовый опять погрузиться в ленивую и сонную тишину, поднялись по крутой дорожке и вошли в гореловский сад. Сад содержался слишком хорошо. По тому, как хозяин поглядывал на гостей, видно было, что он гордился и садом, и всем, что здесь есть. С дорожек и с террас сада открывался очень красивый вид на Волгу и на недалекий город. Сквозь мглистую даль золотые главы многочисленных церквей радостно и переливно блистали на солнце. Белые стены домов, раскинувшихся широко над Волгою, создавали впечатление успокоенной ясности – светлее и чище, казалось, не предстал бы взорам и сам преславный град Китеж.
Но на все это великолепие Башаров посматривал скучающими глазами. Он только что возвратился с Ривьеры, где насмотрелся всяких естественных и искусственных красот. А русский человек не может поверить, что русские пейзажи не хуже заграничных. Башаров говорил обычным своим холодным и кислым тоном:
– Что ты там, Иван, ни говори, а я с тобою согласиться никак не могу. Хоть мы с тобой, как говорится, и братья, но, видно, мы оба не в мать – ты в своего отца уродился, я – в своего, и на вещи мы с тобою смотрим совершенно различно.
– Чудак! – весело возражал Горелов, – да ведь арифметика-то одинаковая, что у тебя, что у меня, – как ты на этот счет полагаешь?
– Кто ее знает, эту твою арифметику! – с кислою усмешкою отвечал Башаров. – В твоей арифметике, кроме сложения и умножения, есть еще вычитание и деление, а в моей нет. Единица и шесть нулей.
– Однако не рублей, а марок, – вставил Николай.
– Верных, честных германских марок, – отвечал Башаров с тем странным упоением, с которым русские люди хвалят чужое.
И по его лицу было видно, как приятно ему думать, что его сокровище лежит в Берлине, и как поэтому спокойна его душа. Не надо бояться никаких случайностей русской жизни, неурядиц, забастовок, волнений.
Не один Башаров, многие русские после событий 1905 года поместили свои капиталы в германские банки. В числе их были не только типичные буржуа, но и очень интеллигентные люди. Они довольствовались небольшим процентом, который казался им зато верным. Германцы были еще более довольны, – чужие деньги, в изобилии проливаемые русскими во множестве видов на германскую почву, были очень полезны для благоустройства германских городов и для процветания германской торговли и германской промышленности. Ах, глупость работает не плоше измены!
3
Вечером в помещении фабричного клуба был любительский спектакль и потом танцы. Актерами и актрисами выступали фабричные. Не искусно играли, но с большим увлечением. Так же танцевали они, без ловкости, но с азартом. Были и почетные гости: Николай Горелов с сестрою, Елизавета Башарова и ее жених, инженер Шубников, служащий на фабриках у Горелова. Все они усердно участвовали в танцах. Николай ухаживал за красивою работницею Верою Карпуниною. Тоже усердно, но без малейшего успеха.
Конторщик Пучков, красивый молодой человек с мечтательными глазами, которым странно и неприятно противоречил слишком легкомысленный галстук, розовый с лиловыми крапинками, говорил Милочке в перерыве между двумя танцами:
– Правду ли говорят, что ваш дядюшка, господин Башаров, держит свои капиталы в берлинском государственном банке?
Милочка посмотрела на Пучкова удивлением. Спросила:
– Почему вы этим интересуетесь?
– Конечно, это – не мое дело, – говорил Пучков, – но только очень печально. Господин Башаров не один. А все эти миллионы очень пригодились бы на русской скудной экономической почве. Все у нас так неустроенно, так везде много потребностей, много, извините за выражение, незаткнутых дыр, – каждая копейка пригодилась бы. А немцы и без нас богаты.
– Вы, конечно, правы, – сказала Милочка – но что ж делать, если многие не доверяют русским банкам?
– И напрасно не доверяют, – возражал Пучков. – Если власть перейдет к пролетариату, ничьи деньги не пропадут. Рабочим чужих денег не надо. А что именно им надобно, это вы сами хорошо знаете, да и мы с вами неоднократно на эту занятную тему беседовали. Так часто, что, боюсь, надоел я вам такими разговорами.
Милочка молча улыбнулась. В это время, шурша новенькими платьицами, подошли две здешние работницы, Иглуша и Улитайка. Иглуша, хихикая, сказала:
– Барышня, хотите, загадку загадаю? Николай Иванович никак не мог угадать, и господин Шубников не мог, а вы, может быть, угадаете.
Улыбчиво-простодушно было румяное Иглушино лицо. Милочка засмеялась:
– Скажите, Иглуша.
Красивая Вера и нарядная Ленка остановились тут же. Вера пренебрежительно сказала:
– Глупости!
– А ты знаешь отгадку, так не говори, – поспешно сказала Улитайка.
Вера пожала плечами. Стояла и слушала, усмехаясь, как взрослые слушают маленьких. Иглуша говорила:
– Вот загадка: когда мать у сына живет?
Милочка уже знала этот тип загадок-каламбуров. Подумала немного и сказала:
– Мать никогда усов не наживет.
Иглуша всплеснула руками.
– Скажите пожалуйста, – угадали!
Улитайка поторопилась с другою загадкою:
– Ну, слушайте, я вам другую загадаю, – у вас на балконе ходят?
Поощренная первою удачею, Милочка эту загадку решила еще быстрее:
– У нас на бал люди ходят, а не кони.
– Вы знали раньше, раньше знали загадку! – закричали обе девушки враз.
– Глупости! – повторила Вера. – Что это за загадки! Подумал немного и разгадал. А вот, Людмила Ивановна, этакие бывают загадки, – всю голову разломит, а все ничего не придумаешь. И надобно решить, – хоть умри, да реши, – а решить-то и нельзя. А то придумаешь решение, да непременно окажется, что разгадка-то не одна, – несколько их, и одна другой хуже. Как в сказке говорится: направо пойдешь, дорогое себе потеряешь; налево пойдешь, головы не сносишь; прямо пойдешь, назад не вернешься; на месте застоишься, в соляной столб обратишься; а назад повернешь, в болоте завязнешь.
Милочка, тихо улыбаясь, сказала:
– О, Вера, как вы подробно разработали сказочный мотив!
Вдруг Милочкин голос дрогнул. Она порывисто ущипнула Веру под подбородком, притянула ее к себе и поцеловала. И, когда Милочкины глаза были близки к Вериным, Вере показалось, что она глянула в синее озеро слез. Милочка повернулась и быстро пошла в коридор. Вера догнала ее. Крепкою рабочею рукою придержала ее за обнаженный локоть и золотозвенящим голосом спросила:
– Друг мой, солнышко, или я тебя обидела больно? Что плачешь, Милочка? О себе не плачь, обо мне тоже не надобно, не хочу.
Милочка, вытирая слезы, отвечала:
– Да уж я и не плачу. Так, вдруг в сердце укололо. Знаешь, Вера, если кожа сорвана с тела, пылинка ранит.
4
Так как у Башарова никакого практического дела не было, то он проводил жизнь, занимаясь наблюдениями и заботясь о чужих делах. С отношениями и с обстоятельствами жизни в семье Гореловых он был хорошо ознакомлен, – по крайней мере с внешней стороны, и в этот приезд очень быстро разобрался в том, что здесь случилось нового. И все новое ему не нравилось. Да и старое не пользовалось его симпатиями. Если он каждое лето приезжал к брату погостить несколько недель, то делал это просто по привычке, издавна усвоенной, по той странной привычке к туризму во что бы то ни стало, которая заставляет многих людей хорошего достатка вести кочевой образ жизни и большую часть года проводить вне того города, где находится их постоянное жилище.
Не нравилось теперь Башарову то, что здесь гостил профессор Абакумов, старый друг дома. Положим, Башаров и раньше очень часто встречался с профессором в этом доме. Но тогда постоянно с профессором бывала его жена, бойкая дама из здешних купчих. Теперь же Абакумов овдовел, и было что-то неприятное для Башарова в его гощении. Вставали в памяти старые сплетни, чудилась какая-то опасность семейному благополучию. В чем дело, Башаров догадывался, но сказать о своих догадках брату пока не решался, – не было доказательств.
