Я понять не могу, другие — тоже, значит, не поймут, но, в этом непонятии — возможен смысл великий.
И потому к тебе я отношусь без неприязни. Не осуждаю внучку, а восхищаюсь ею содеянным.
— А по существу о написанном Вы что-то можете сказать?
— Так я ж сказал — восхищаюсь содеянным.
— Кем содеянным?
— Внучкой.
— Но я ведь, Вас о написанном мною спрашивал.
Дедушка посмотрел на папку с бумагами. Потом молча и внимательно — на меня и ответил:
— Так я не знаю, Владимир, насколько необходимо тобой написанное обращение к людям? Может, оно и важно для них.
Для меня прочитанное — лишь подтверждение предположения о том, что внучка ещё десять лет назад предвидела все перипетии и всё, что, тебе кажется, в противодействие творится, она давно это во благо развернула.
— Как же можно благом считать оскорбление читателей и меня?
— А ты понял, кто тебя оскорбляет, читателей твоих?
— Структура некая, под крышей Российской Православной Церкви обосновавшаяся.
— Чувство обиды в тебе возникло?
— Да.
— И это — хорошо. Теперь не разумом, а чувствами, возникшими в тебе и множестве людей, ты сможешь понять, как ваших прародителей перед потомками оклеветали.
Назвали их язычниками и, на протяжении веков, приписывали им деянья нехорошие, которых прародители не сотворяли.
Не только ты писать об этом пробовал. В веках историков немало находилось, что опровергнуть клевету пытались. Но тщётно.
Теперь возникла ситуация, когда таким же способом клевещут на людей, к твореньям Бога прикоснуться пожелавшим.
Таких людей теперь немало, и они на себе чувствуют, как оболгали их прародителей. Теми, кто сегодня оклеветан, воспрянут души прародителей далёких.
Как ангелы-хранители, далёкие родители оберегать станут своих сегодняшних детей. Добрей не будет и светлей той силы, что возникает сейчас в мире. Поверь.
Если сегодня так случилось для людей...
Если незримая нить способна будет воссоединить сегодняшнего сына с его родителем, что жил две тысячи лет назад.
И если дальше нить соединения продлится, то с Богом человек сегодняшний, с первым родителем своим, соединится.
Дедушка говорил это, явно сдерживая волнение. А мне хотелось уточнить:
— Может быть, очень важно, сказанное Вами. Но ведь, задержка происходит с созданием родовых поместий.
— Но может быть, она необходима для осмысления и сотворения проекта будущего?
— Может быть. Всё как-то необычно поворачивается. Вроде бы с простых действий начиналась первая книга, затем — вторая, читательские клубы, а теперь — «Родовая книга» появилась и «Семейная летопись».
При этих словах, дедушка вновь засмеялся, но сразу замолчал, сказал с доброй улыбкой:
— С «Семейной летописью» внучка явно лично поиграла. Быть может, чтобы вас как-то утешить. Ну, это ж надо, ситуацию создала, правители верховные страны и патриарх идею внучки поддержали. Но, лишь одну идею.
Про философию её умалчивая иль не понимая. Им в вечность не войти, лишь половинчаты они, не смелы.
В историю и вечность люди те выйдут, которые сейчас, пусть даже в мыслях, создают свои Богоугодные поместья.
Идею сами выбрали иль их избрали, уже не будет важным. Вечность впереди у тех людей, кто будущее сотворяет для детей. Своих детей и для себя.
Впервые на Земле для вечности рождённый вернётся в вечность человек.
Владимир, я начинаю понимать деянья внучки. Открыто перед Анастасией, быть может, многое из таинств бытия.
Но есть одна, которая до конца не известна даже жрецам верховным. Они, всегда лишь, знали: жизнь человеческая может вечной быть. Часть знаний им и позволяла реинкарнироваться вновь.
Но их не полным перевоплощенье было. И потому ни им, ни человечеству деянья радости не приносили.
Теперь, уверен я, поверь, Анастасия, знает в полноте для обретенья вечности необходимые творенья.
Её спроси об этом и понять пытайся. И коль слова найдутся в ней, понятные для множества людей, откроются миры, достойные человека-бога.
Иди, Владимир, к внучке, с ней поговори. Сейчас на берегу у озера она сидит под кедром.
Случиться может значимое в мире, когда слова о вечности, для разума и чувств понятные найдутся.
Взметнутся ввысь стремления проснувшейся цивилизации великой.
Галактика почувствует великие стремленья и с трепетным волненьем будет ждать прикосновенья тех, кто жизнь чудесную планетам может дать.
Иди, не медли.
Я сделал несколько шагов, но окрик дедушки Анастасии остановил меня:
— Владимир, вообще, пора бы вам, анастасиевцам и партию свою родную сделать.
— Партию? Какую?
— Так говорю же я, так и назвать её — «Родная партия».
Анастасия сидела под кедром в светло-сером льняном платье. Руками обхватив колени и чуть наклонив голову, она смотрела на водную гладь озера.
Я не сразу подошёл к ней. Некоторое время стоял вдалеке и наблюдал за тихо сидящей на берегу отшельницей.
Нет. Не подходит это определение для Анастасии. Скорее можно назвать отшельниками людей, живущих в современных квартирах.
Живёт в квартире человек и не знает даже соседей по лестничной площадке.
Идёт по улице такой человек, и нет ему дела до проходящих мимо людей. Как и встречным, и попутным прохожим нет дела до идущего человека.
Значит не страшно, когда один живёт человек. Гораздо страшнее, когда он одинок среди людей, ему подобных.
Вот сидит Анастасия одна на берегу таёжного озера, но бьётся в унисон её сердце с миллионами людских сердец, в разных странах живущих.
Кто-то подругой её называет, кто-то сестрой, будто родственники.
А тихо сказанные её слова спокойно проходят сквозь нескончаемый поток информации, гремящей, визжащей с экранов телевизоров и от множеств других источников.
Проходят её слова и воспринимаются людьми. И услышавшие слова эти, в ответ гитарною струною и песней отвечают, а часто делом. Строят по-иному жизнь свою.
И дедушка... Впервые видел я, как пылко изъяснялся он, просил, чтобы я о вечности поговорил с Анастасией.
Когда я сел рядом, она повернулась ко мне. Ласковый взгляд серо-голубых глаз успокаивал. Некоторое время мы просто смотрели друг на друга.
И я, словно не контролируя себя, взял её руку, быстро поцеловал и положил обратно на её колени.
На щеках Анастасии вспыхнул румянец, ресницы её затрепетали. И на меня ни с того ни с сего какое-то смущение нашло.
Как странно смущаться женщины через десять лет знакомства с ней! И как приятно.
И чтобы неловкость от смущения преодолеть, я первым заговорил:
— Сейчас, Анастасия, я с твоим дедушкой общался.
Он как-то необычно, взволнованно говорил о необходимости каких-то слов о вечности.
Он говорил, что эти слова должны быть такими, чтобы человек не только умом или разумом их смог понимать, но и чувствами.
Это — действительно важные слова?
— Да, важные, Владимир. Но не слова — осознанность важна людская. Чтобы она возникла, конечно же, слова необходимы. Осознанность вечной жизни поможет образ жизни человека совершенным сделать.
— Но, какая связь между образом жизни и осознаньем вечности?
— Прямая. Сегодняшние люди считают, что могут жить лишь несколько десятков лет, после чего, навечно покидают жизнь, уходят в никуда. Меж тем, жизнь человека может быть вечной. Об этом так сказать необходимо, чтоб понял каждый или большинство людей.
— Но, ты об этом говорила. И в разных книгах я писал слова твои.
— Да, говорила, но, видно, непонятной речь моя была, иль очень сильными внушения о бренности людского бытия тысячелетия творили. Найти необходимо новые слова и аргументы.
— Ну, так ты и попробуй найти.
— Попробую. Их, видно, вместе с теми, кто поймёт, искать необходимо.
— Но, ты сначала приведи свои.
— Хорошо. Быть может, так сказать необходимо...
Большинство живущих на земле людей считают, что сами жизнь планируют свою.
Выбирают профессию, создают семью, рожают детей или, наоборот, отказываются заводить детей.
Но, несамостоятельны во многом их решения. На них большое влияние чужая воля оказывает, действующая через общественное мнение.
Например, есть у вас предмет такой. Называется он «вешалка для одежды».
Однажды кто-то решил усовершенствовать предмет тот: использовать, как вешалку для одежды, человека самого.
И появилась профессия, называемая «манекенщица» — от слова «манекен». Незавидная эта профессия, не присущая предназначению человека.
Но, кто-то решил сделать её одной из самых привлекательных и сделал. Стали показывать живых манекенов в разных журналах цветных и передачах по телевизору, рассказывать об их, якобы, счастливой жизни.
