Григорий
А всё побью. Но изложи сначала
Причину — почему не принят?
Триумвиратов
Наступил
Век строгости какой-то небывалой…
Да вот Харчин: уж как прилежен был!
Он до того зазубривался часто,
Что отливали мы его водой.
И что ж? увы!.. Ну уж пускай бы нас-то:
Нет, и его… пешком пошел домой…
Бедняжка! как он трусил! как боялся!
Отец сердит и беден. Что-то с ним?
Я к Харчину душевно привязался:
Всегда задумчив, болен, нелюдим,
Боюсь, что он не выдержит печали.
Калистратка (за сценой)
Вот батюшка… ах, братец!.. ты…
Входят Калистратка и Харчин.
Григорий, Триумвиратов, Харчин, Калистратка.
Триумвиратов
Калистратка
Да вот они искали:
Я встретил и привел…
(Ласкается к брату.)
Харчин
Один теперь, один
На целом свете! Батька рассердился
И выгнал!
Григорий
Благородный господин!
Кто ты такой? Откуда появился?
Xарчин
Кто я? злосчастный Константин Харчин!
В последний раз узрев родную землю,
Готовлюсь к смерти я…
Да вот вам вся история моя,
Когда вы знать ее хотите.
Григорий
Харчин
«Не спорю, дело честное —
Карать и обличать,
Но нужно знанье местное —
Вот мне так грех не брать!
Как черствым хлебом давится
Голодная семья,
Так бескорыстьем славиться
Позор — вот мысль моя!» —
Такие рассуждения
Отец мой развивал
И кожу без зазрения
С живых и с мертвых драл.
Он за дельца удалого
В уезде нашем слыл,
Но был чинишка малого
И очень бедно жил.
«Эх! доля неоплатная,
Ты долюшка моя!» —
Певал он: необъятная
Гнела его семья.
По счастию, отличная
Жена, детей штук пять,
Да теща параличная,
Да взбалмошная мать,
Да брат с ногой, оторванной
Под Данцигом, да дед,
Прожорливый, оборванный,
Ста двадцати трех лет!
Такая уж живучая
Порода их была.
В отце судьба могучая
Кормильца им дала.
И он свершал призвание —
Безропотно кормил
И даже их ворчание,
Их злость переносил!
Крутенько приходилося:
Случалось — хлеба нет,
Семья вся притаилася,
Разбунтовался дед!
«Всех накормлю, родимые!» —
Промолвит — и уйдет
И вдруг непостижимые
Пути изобретет:
Глядишь, деньга явилася!
Утих задорный дед,
Семья одушевилася…
Так жил он сорок лет;
Не изменял обычая,
Кормил и холил нас,
Лишь в год до безъязычия
Пьян напивался раз.
Тут только маску чинную
Снимал он наконец:
Прибьет жену невинную,
Облает нас отец!
Рассказ враля досадного
О Данциге прервет
И мучит деда жадного —
Обедать не дает!
Помощником родителя
Лет с девяти я был:
У каждого просителя
Особо я просил
И матушке грошовые
Доходы отдавал…
Да, смолоду суровые
Картины я видал!
К чему о них рассказывать?
Но должен я сказать,
Что темных дел показывать,
В них сына посвящать —
Ни малого желания
Родитель не питал:
«Тебе тут не компания —
Иди!» — он замечал,
Когда к нему стекалися
Сутяги и дельцы.
Но от меня старалися
Напрасно скрыть концы:
Во все их тайны грязные
Чутьем я проникал…
В проделки безобразные
Как сам я не попал,
Не сделался воришкою —
То знает только мать.
Почти еще мальчишкою
Я начал понимать
Всё, что в семье творилося…
Желанье ей помочь
В душе моей родилося —
Я начал день и ночь
Учиться, чтоб отправиться
Весною далеко…
«Разбогатеть, прославиться
Там, дитятко, легко!» —
С какой-то верой пламенной
Мне говорила мать,
Отец до Белокаменной
Решился провожать.
Пришла в смятенье чудное
Вся бедная семья,
И вдруг признанье трудное
Свершила мать моя:
«Возьмите вот, касатики,
Скопила два рубля!
Смотри, из математики
Не получи нуля!»
Описывать не для чего,
Как мы без денег шли,
Способности подьячего
Отцу тут помогли:
В одном селе прикинулся
Лазутчиком; ему,
Чтоб только дальше двинулся,
Грошей собрали тьму.
У Иверской свидетелем
Он руку приложил,
Что кто-то благодетелем
Своим засечен был.
Была еще история,
Но вспоминать зачем? —
И со стыда и с горя я
Сгорел тогда совсем…
Один в погоду скверную
В столицу я вступил
И горечь непомерную
В ней бедности испил…
Питаясь чуть не жестию,
Я часто ощущал
Такую индижестию,
Что умереть желал.
А тут ходьба далекая…
Я по ночам зубрил;
Каморка невысокая,
Я в ней курил, курил!
Лежали книги кучею
Одни передо мной,
Да дым носился тучею
Над тусклою свечой.
Способности усталые
Я утром освежал:
Без чаю с Охты Малыя
На остров пробегал;
Как пеший-то по-конному
Верст восемь продерешь,
Так обаянью сонному
С трудом не подпадешь!
Тут голова беспутная
Начнет ходить кругом,
В ней безразличность мутная,
И тупость, и содом!
Для экстренной оказии
Уж съехались туда
Учителя гимназии…
…Запнулся — и беда!
Стоишь вороной жалкою,
А в голове стучит,
Как будто сзади скалкою
В затылок кто тузит!
В глазах снуют видения,
В ушах: лю-ли! лю-ли!
И нет тебе спасения —
Нули! Нули! Нули!..
За строгость не получите
Профессорский диплом,
Лишь бедняков отучите
За сотни верст пешком
Идти толпой голодною
На берега Невы
С надеждой благородною
К развитью головы…
Придешь домой — от сродников
Лежит уж письмецо:
«Моли, сынок, угодников,
Учись, забудь винцо!»
Эх! что вы, мои милые?
Какое тут питье!
Измаял больно силы я —
Вот горюшко мое!
Измаял — и решение
Свершилось: мой язык,
Мой ум пришли в смятение —
Увы! я стал в тупик!..
Что толковать с невеждою?
Учитель нуль всучил…
С угаснувшей надеждою
Я вдруг лишился сил.
Сказались мне бессонные
Четырнадцать ночей
И похожденья конные
На паре на своей!
Смутил аудиторию —
Осмелился упасть,
И в новую историю
Не преминул попасть.
Сочли меня за пьяного,
В горячке я кричал…
У сторожа Иванова
Очнулся: смерть я звал —
Конец бы одинаковый!..
Но жив я до сих пор,
Лишь с шеи крест тумпаковый
Стащил какой-то вор.
(Падает в изнеможении на копну сена и остается с закрытыми главами и бледным лицом. Слышны звуки охотничьих рогов.)
<Сцена 1>
Те же и молодой Тузов (быстро въезжает верхом, окруженный собаками).
Тузов
Что?.. Нет и здесь? Проклятый зверь!
Как будто в землю провалился!
Эй, Трошка! Да куда ж он скрылся?
Где нам искать его теперь?
Появляются еще охотники и собаки.
Подлец! надул моих проворных хватов,
Надул собак. Уж я ж тебя, косой!
Доеду… А, камрад, Триумвиратов!
Здорово, брат! Поедем-ка со мной!
Что горевать? Великое несчастье —
Не приняли! Я даже рад, ей-ей!
Мгновенно я почувствовал пристрастье
К охоте псовой… Книги поскорей
Забросил… Целый день теперь ликую!
Здоров, как всяк, и волен, как орел.
С собаками до сумерек гарцую.
А вечером вино, хороший стол
Да разговор про травлю, про угонки
И мало ль что… я вас утешу вмиг:
Какие там чудесные девчонки
Купаются!.. Ну, отпусти, старик!
Сергей! Мирошка! кто-нибудь — слезайте.
Дай лошадь им…
Григорий
