Во время завтрака мальчишки, поместившись в соседнем классе, распевали:
Что за песни, что за песни
Распевает наша Русь!
Уж что хочешь, хоть ты тресни,
Так не спеть тебе, француз.
И другие песни в том же духе.
Дулебов обтер лицо правою рукою, - словно кот лапкою умылся, - и завизжал:
-- А уж вот слышно, что к нам скоро приедет маркиз Телятников.
Потерин сказал:
- Он не по нашему ведомству.
Но все его лицо перекосилось от ужаса.
Дулебов говорил тоненько:
-- Все равно, у него большие полномочия. Он все может.
Вице-губернатор сумрачно глянул на Потерина, к сказал угрюмо:
- Он вас всех подтянет.
Потерин помертвел и взмок. Начался разговор о маркизе Телятникове. Заговорили в связи с этим о революционной настроении в той местности.
Везде в окрестных лесах появились революционные прокламации. На дереве срезывали кусок коры величиною с лист бумаги, и на это место наклеивали прокламацию. Снять такой лиcт было невозможно: он заплывал прозрачным тонким слоем смолы. Усердным блюстителям порядка приходилось вырубать или соскабливать ножом преступные места.
Зинаида Григорьевна Дулебова сказала:
- Надо полагать, что это выдумка нашего химика, господина Триродова.
- Конечно, - поддакнула подобострастная сухая девица, учительница немецкого языка.
Зинаида Григорьевна повернулась к Потериной, чтобы оказать особую любезность хозяйке своим разговором, и спросила ее с насмешливою улыбкою:
-- Как вам нравится наш пресловутый декадент?
Учительница попыталась понять. На ее тупом, плоском лице появилось выражение испуга. Она робко спросила:
- Это кто же, Зинаида Григорьевна?
- Кто же, как не господин Триродов! - злобно ответила Дулебова.
Злость была по адресу Триродова, но Потерина все же струхнула.
-- Ах, да, Триродов, как же, как же, - суетливо и растерянно повторяла она, и уже не знала, что сказать.
Дулебова язвительно говорила:
- Вот уж, кажется, не скоро рассмеется. Вполне в вашем вкусе.
Потерина покраснела и воскликнула:
-- В моем вкусе! Ой, что вы, Зинаида Григорьевна! Вот-то уж, по пословице, царского слугу согнуло в дугу.
Жена учителя Кроликова сказала:
- Да, он всегда смотрит исподлобья, и ни с кем не разговаривает. Но он очень добрый человек.
Дулебова метнула на нее злой взор. Кроликова помертвела от страха, и догадалась, что надо было сказать не то. Поправилась:
-- Добрый человек на словах.
Дулебова улыбнулась ей благосклонно.
Жербенев говорил Дулебовой:
- А знаете, что я вам скажу? Я-таки повидал людей на своем веку, скажу не хвастаясь. И по-моему, это очень плохая примета, что он исподлобья глядит.
- Конечно, - согласилась Потерина. - Вот уж истинная правда!
Жербенев говорил:
- Пусть человек смотрит мне прямо в лицо. А эти, - в тихом омуте...
Полковник не договорил. Дулебова сказала:
- Откровенно скажу, не люблю я этого вашего поэта. Не могу я его понять. Какой-то он странный. Что-нибудь есть за ним скверное.
- Все у него подозрительное, - сказал Жербенев с видом человека, знающего многое.
Говорили, что у Триродова и у других ведется сбор денег на восстание. При этом выразительно поглядывали на учителя Воронка. Злые речи о Триродове полились рекою. Говорили, что в доме Триродова притаилась подпольная типография и что там работали не только учительницы, но даже и воспитанники Триродова. Дамы с ужасом восклицали:
- Малыши-то такие!
- Да, вот вам и малыши!
-- Нынче нет детей.
Воронок сказал:
- Вот, говорят, при полиции девятилетний сидит.
-- Бунтовщик, - свирепо сказал вице-губернатор.
Потерин сказал:
- Да, я вот еще слышал, что один тринадцатилетний мальчишка арестован. Такой маленький поганец, а он бунтует, шалыган!
Вице-губернатор сказал угрюмо:
-- Этот с дедом в Сибирь идет.
Воронок весь покраснел, и спросил:
- За что же это?
-- Смеялся, - угрюмо буркнул вице-губернатор.
Дулебов поспешно и громко спросил Потерина:
-- А уж у вас, надеюсь, бунтовщиков нет?
Потерин говорил:
- Нет, сохранил Бог, ничего такого. А только, надо правду сказать, уж очень распущенные нонче дети/
Дулебов с покровительственною ласковостью опять сказал ему:
-- А уж у вас хорошее училище. Порядок образцовый.
Потерин расцвел. Расхвастался:
- Да уж я умею подтянуть. Держу их строго.
-- Спасительная строгость, - сказал директор.
Поощренный этими словами, учитель-инспектор спросил:
- Можно бы и посечь?
Дулебов увильнул от прямого ответа. Отер лицо ладонью, как кошка лапкою, и заговорил о другом.
Начались умилительные воспоминания о добром старом времени. Рассказывали, как, когда и кого секли.
-- Секут и нонче, - с тихою радостью сказал Шабалов.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ
После завтрака перешли в учительскую комнату. Курящие закурили. Жена учителя Муралова улучила минуту, когда Дулебова отошла в сторону. Она бочком, осторожно, подобралась к Дулебовой, и топотом рассказывала ей о том, как Потерин берет взятки. Из разговора шопотом выделялись отдельные фразы и слова:
- Заметили, Зинаида Григорьевна?
- А что?
- Наш-то инспектор щеголяет в перчатках.
- Да?
- Перчатки! Желтые!
- А что?
- На взятки.
Зинаида Григорьевна обрадовалась, оживилась. Долго было слышно шушуканье злых баб, и раздавался их змеиный шип-смех.
Потом дамы с Шабаловым и с Воронком пошли кончать экзамен. Дулебов с вице-губернатором отправились ревизовать библиотеку. Их сопровождал Потерин. Все было в исправности. Толстые томы Каткова мирно дремали (пыль на них была стерта накануне). Только вот Смирдинские издания сороковых годов заподозрил Дулебов.
- А уж это неудобно, - визжал он, косясь на вице-губернатора. - Нигде в каталогах одобренных книг нет их.
Потерин воспользовался случаем поинсинуировать на учителей. Доносил, что Воронок в церковь не ходит, и для каких-то чтений учеников к себе собирает.
- А уж надо с ним поговорить, - сказал Дулебов. - Пригласите его в ваш кабинет. Я с ним поговорю. А вы пока покажете Ардальону Борисовичу кабинет учебных пособий.
В кабинете Потерина Дулебов и Воронок долго разговаривали.
- Я не касаюсь ваших убеждений, - говорил директор, - но я должен поставить вам на вид, что вносить политику в школы невозможно. Дети не могут в этих вопросах разобраться. Это их развращает.
Воронок сказал сдержанно:
-- Агентурным сведениям не всегда можно верить.
Дулебов слегка покраснел. Сказал досадливо:
- Мы не заводим агентов, но у нас много знакомых. Мы здесь давно живем. Мы не можем не слушать того, что нам рассказывают.
Всех бывших на экзамене почетный смотритель Жербенев пригласил к себе на обед. Только один Воронок отказался. Пришли и приехали и все, кто был в училище, и еще многие, кого Жербенев пригласил по этому случаю. Были Глафира Павловна и Кербах. Обед был долгий и обильный. За обедом и после обеда было много выпито. И все опьянели. Один Дулебов был трезв. Только слегка разрумянился от ликеров, - он очень их любил.
Члены черносотенного союза воспользовались случаем сказать Дулебову и вице-губернатору злое о Триродове. Заговорили о Триродовской школе, - и разговоры были пошлые.
- Фотографией занимается, - большой любитель.
- Зазовет к себе детей, разденет до гола, и снимает.
- Да у него и в лесу ребятишки нагишом бегают.
- Что ребятишки! И учительницы.
-- Голые не голые, а босиком так они постоянно.
Жербенев сказал:
- Как простые бабы.
- Да, - сказал вице-губернатор, - бабы босиком ходят, а это очень безнравственно. Надо запретить.
-- Бедные люди, - сказал кто-то.
Вице-губернатор сердито сказал:
- Это - порнография.
И все ему вдруг поверили. Вице-губернатор угрюмо говорил:
- Он на нас жалуется, что будто бы мы его учительницу выдрали. Но это он врет. Это он сам ее выдрал. Нам не нужно девок драть, - это ему нужно, потому что он очень развратный.
Говорили, что Триродов с хлыстами очень дружит. Кербах говорил:
- Лошадей завел, экипажи, а я знаю человека, который его голяком знал. Подозрительно, откуда у него деньги.
Глафира Павловна смотрела на Шабалова, и шептала Дулебову:
-- Он, я знаю, патриот, но у него ужасные манеры.
Дулебов говорил:
- Он очень глуп и неразвит, но усерден. Если его направлять, как следует, то он может быть полезен.
Утром директор народных училищ поехал в Триродовскую школу в Просяных Полянах. Поехали еще вице-губернатор и Шабалов. Собрались все в доме дирекция. Уселись в разные экипажи. Все после вчерашней выпивки были еще немного под парами. Среди прекрасной природы вели пошлые, полупьяные разговоры. Все это вмело вид прогулки на пикник.
Зинаида Григорьевна Дулебова ехала с Кербахом. Они вели язвительные разговоры. Перемывали косточки всем знакомым. Госпожа Дулебова рассказывала о перчатках Потерина. Потом рассказала о самоубийстве свояченицы другого инспектора. Она утопилась, будто бы потому, что боялась, как бы у нее от него не родился ребенок. Потом рассказала, как третий инспектор напился в бане, в там подрался с городским головою.
