помещенным больше, одним меньше, делов-то. Но есть одна небольшая проблема, – он замялся, а затем быстрым движением сдвинул мешок в уже приоткрытый ящик стола и молниеносно закрыл его, – Как бы помягче сказать?
Доктор удивлённо приподнял бровь, теряя остатки терпения.
– Жених Ваш имеет сейчас не совсем товарный вид. Как бы невеста не передумала.
Мистер Харрис в упор смотрел на него. Съёжившись под этим взглядом и как-то по-идиотски улыбаясь, начальник тюрьмы промямлил:
– Ну, он тут начал дурака валять. И мои мальчики слегка перестарались. Ну Вы же знаете, как они умеют, – и уловив недобрый огонёк в глазах собеседника, быстро добавил, – Но он живой, очухался уже, – и после паузы добавил, – Наверное…
Доктор молча взял свой саквояж и развернулся к двери.
– Эй, кто-нибудь, – позвал начальник тюрьмы.
В дверях показалась косматая голова.
– Проводи нашего дорогого доктора в северное крыло.
Охранник непонимающе таращился на него.
– Ну к этому, как там его. Ну ты что, придурок, на меня пялишься? Где вы вчера порезвились все вместе…
Охранник тут же понимающе закивал головой и оскалив свои полугнилые зубы, склонился в поклоне, пропуская доктора в дверях.
***
Двейн сидел на полу, прислонившись спиной к стене и глядя почти немигающими глазами в пустоту. В его душе сейчас бушевал такой океан чувств: радость и благодарность, боль и невыносимое отчаяние, безграничные счастье и радость, злость, страх, ненависть, любовь. От всего этого так невыносимо болело сердце, что сил даже пошевелиться у него сейчас не было. Поэтому, снова вздрогнув от резкого звука открывающейся щеколды, он равнодушно перевёл взгляд на какого-то человека, вошедшего в его камеру, и не узнал его. Уставшие от слёз глаза не смогли сразу уловить знакомые черты. Но когда он услышал его голос, сердце болезненно сжалось, забившись о грудную клетку.
– Ну здравствуй, Двейн.
Парень начал подниматься, опираясь о стену. Застигнутый врасплох, измотанный переживаниями, испытывающий чувство огромной благодарности к этому человеку, Двейн не хотел выглядеть жалким в его глазах. Поэтому, собрав остатки сил, он выпрямил спину, расправил плечи и стоя перед ним и стараясь не опираться на больную ногу, он грустно улыбнулся доктору.
– Здравствуйте, мистер Харрис.
Сердце доктора пропустило болезненный укол. Перед ним стоял всё тот же мальчишка, как и тогда в «Роттоне» много лет назад без страха и стеснения смотрящий в глаза всему миру. Несколько минут они стояли и молча смотрели друг другу в глаза. Доктор видел, как он устал и измотан, но не желая обижать его своей жалостью, спросил:
– Ты же обещал?
– Так никто и не пострадал, почти, – устав стоять на одной ноге, Вей переступил, сразу выдав больную ногу.
– Что с ногой?
– Споткнулся, – устало ответил парень, – кости, по-моему, целы.
– Что ещё?
– Точно пару рёбер сломано, дышать больно.
– Ну уж рёбра то должен был научиться защищать? – попытался разрядить атмосферу доктор.
– Старею, – исподлобья еле уловимо ухмыльнулся Двейн.
– Ну всё хватит дурака валять. Садись, будем смотреть, – мистер Харрис решительно шагнул к нему, поставив саквояж на пол.
Спустя время Двейн сидел на соломе, которая в этом богом забытом месте заменяла постель, а доктор, опустившись на одно колено, внимательно ощупывал его ногу. Парень закусив губу, молча терпел.
– Кости целы, ты прав. Но постарайся, как можно меньше сейчас наступать на неё.
– Хорошо, гулять не буду, – севшим от усталости и боли голосом ответил парень.
Кинув на него укоризненный взгляд, доктор молча стянул с него рубашку и со вздохом посмотрел на бордовые синяки и ссадины, покрывавшие всё тело. Проще было сказать, где их не было. Он начал прощупывать рёбра. Двейн вымученно простонал.
– Потерпи, – и спустя время, – Всё не так плохо, как могло бы быть. Похоже на трещины нескольких рёбер. Приятного мало, но я думаю, что с дыркой в лёгком от сломанного рёбра, ты бы чувствовал себя намного хуже. Будем считать, что «опыт» полученный в детстве спас тебе жизнь. Но, нужно будет наложить тугую повязку. Знаешь, что это? Придётся потерпеть.
Двейн устало поднял на него глаза и молча кивнул. Доктор поднялся на ноги и подойдя к решётке, постучал по ней. Тут же ниоткуда вынырнул охранник.
– Принеси ведро воды и стакан горячего сладкого чая.
Лицо тюремщика не выдало ни малейших признаков удивления или протеста. Доктор был здесь не редким «гостем», и охранники уже привыкли выполнять его приказы беспрекословно.
Мистер Харрис вернулся к Вею и достал из объёмного саквояжа скрученное в тугой свёрток полотно. Развернул его и прикинув размер, привычным движением разорвал его на несколько длинных кусков. Бросив на парня быстрый взгляд, он серьёзно спросил:
– Ты знаешь, чем ради тебя я сейчас пожертвовал? Обычно это полотно удостаивалось чести первым встречать новых жителей нашего «благословенного» города.
Двейн не сразу понял смысл сказанного, а когда до него наконец дошло, про что говорил доктор, он покраснел и устало огрызнулся:
– Я весьма польщён.
– Ну вот мы сейчас и спеленаем тебя, как младенца, – доктор опустился на одно колено и глядя в глаза парню, свернул одно из полотен в тугой жгут и поднёс к его губам, – Закуси. Не будем радовать охрану твоим криком. Выдыхаешь, на середине выдоха останавливаешься и замираешь. Сделаем сразу, как следует, дальше будет легче, – а потом не в силах сдержать улыбку, грустно улыбнулся.
Двейн удивлённо поднял бровь.
– Не прошло и десяти лет, как ты разрешил мне дотронуться до себя и лечить.
– Я же говорю, старею, а значит… умнею, – обречённо выдохнул Вей.
– Готов?
Парень молча кивнул.
***
Спустя время бледный как стена Двейн лежал на соломе и тяжело дышал. Грудь его была туго перебинтована. Доктор протянул ему пузырёк.
– Обезболивающее. Знаю, что больно.
Парень покачал головой:
– Не надо. Потом будет ещё хуже.
– Я оставлю ещё. Я знаю, что ты привык и умеешь терпеть боль, но это вовсе не означает, что нельзя по-другому.
Вей молча выпил содержимое склянки, а потом дрогнувшим голосом тихо сказал:
– Спасибо.
– Да на здоровье, – спокойно ответил доктор.
– А за Эбби… одного спасибо мало, – Двейн с трудом сел.
– Так, остановись и даже не начинай. Будем считать, что я делаю это для себя, а не для вас, – скороговоркой ответил мистер Харрис.
– Почему Вы не сказали мне, что она ждёт ребёнка?
– Пожалел тебя. Тогда я думал, что она умрёт и видя твоё отчаяние, решил не говорить.
– Вы же знаете, что я не мог позволить ей умереть?
– Знаю.
Вей хотел сказать что-то ещё, но доктор перебил его:
– Я точно знаю, что ты тогда чувствовал. Много лет назад на моих руках умирала моя жена. Тогда я ничем не смог ей помочь, и, – голос его дрогнул, – прожив долгую одинокую жизнь, сейчас я уверен, что охотно обменял бы её на возможность спасти любимого человека.
Двейн молчал, а потом неуверенно тихо сказал:
– Я понимаю, что не имею никакого права просить об этом, но я всё равно прошу Вас, не бросайте её и помогите сделать так, чтобы они хотя
