или нет.
– А если я не поеду?
– Значит, не поедете.
– Вы не будете мне делать больно.
– Я б никогда не сделал вам больно. Я не повредил никому из остальных.
– Тут есть и остальные такие же? Прикованные?
– Всего шестеро.
– Ох нет.
– Никто не ранен.
– Все живы?
– Конечно, все живы. Я человек нравственный. Сэра, вы должны понять, что это была особая неделя, когда я остановил время и задавал вопросы. Я просто обычный человек, но мне удалось это сделать, и вам придется признать, что, значит, вступила в действие какая-то иная сила, верно? Первым, кого я сюда привез, был астронавт. Это значит – что-то происходит, верно? Не означает ли это, что я неким образом осенен? Что здесь задействовано нечто вроде судьбы?
– Понятия не имею.
– Я бы и сам в такое нипочем не поверил. Уж поверьте мне. Никак. Но на этой неделе случилось слишком много чего, и теперь я должен всему этому подчиниться.
– Чему подчиниться?
– Этому замыслу. Этому порядку событий. Я думаю, мне выпали все эти возможности – в таком порядке, – чтобы я сумел ответить на те вопросы, на какие мне нужно было ответить, уладить то, что требовало улаживания, а потом начать заново.
– Я не понимаю, о чем вы говорите.
– Конечно, это чересчур много. И потом еще будет навалом времени, чтобы все объяснить. Но главное в том, что я думаю – это конец. Время истекает.
– Вертолеты. Я так и знала – что-то не так. Они вас ищут.
– Может быть. Кто-то скоро явится, точно. С учетом конгрессмена это был лишь вопрос времени. А как только стемнеет, я прикидываю – всё. У нас на то, чтобы отсюда выбраться, есть только сегодняшний вечер. У меня имеется способ добраться до воды и крепкая лодка, которая нас доставит в следующее место. А как только там окажемся, мы свободны.
– Но я не хочу куда-то уезжать.
– Я знаю. Знаю, что у вас тут жизнь. И вы меня не очень хорошо знаете. Я вас прошу только об этом маленьком жесте веры. Чтоб вы признали тут присутствие чего-то необычайного.
– Нет тут ничего необычайного. Это унизительно. Это уродливо.
– Я же вам сказал: не хотел я, чтобы оно было так. Я хотел уехать прямо с пляжа и поэтому взял вас за руку. Но так не случилось, поэтому случилось вот так. Это всего лишь средство, просто временная штука. Надеюсь, вы способны посмотреть на все под моим углом зрения. Как еще мне выпадет шанс все это вам рассказать?
– Думаю, вам придется меня бросить здесь.
– Нет. Я не считаю, что так было задумано. По-моему, закончиться все должно так, что мы с вами уезжаем вместе – прочь отсюда. Не понимаю, как это может быть иначе. То есть, так я этого не планировал; я думал, что уеду отсюда один. Но потом тут оказались вы, на берегу, каждый день одна, такой луч света. И я знал, что совпадением это быть не может. Хоть раз в моей жизни появилась логика – и упорядоченная череда событий, одно ведет к другому, и всякий раз, как у меня возникал замысел, он воплощался. Я хотел астронавта – и нашел его. Хотел конгрессмена – и нашел его. А легавый… То есть, это не могла быть случайность. Не могло оно случиться наобум, особенно с учетом того, что в конце всего я отыскал вас. Я же вас даже не искал. Я не знал, что хочу вас, но теперь все это так очевидно – оно вело вот к этому, к нам. Теперь нам надо это лишь завершить.
– Не нам.
– Да, нам.
– Похоже, вы правы, что вам скоро нужно уходить. Иначе вас поймают, а вероятнее – убьют. Но вам придется уходить без меня. Если получится сбежать, напишете мне письмо. Так и сможем начать заново.
– Нет. Я так не хочу.
– Прошу вас.
– Нет. Не знаю, как мне вас убедить, но так должно стать. Это должно стать сейчас. От этого все зависит.
– Или что?
– Или я не знаю.
– Видите, вот теперь вы меня пугаете.
– Я думал, вы поймете.
– Я не понимаю. Я не вписываюсь ни в какой ваш причудливый план.
– Это не мой план. Это план и точка.
– Нет. Нет. Это ваш план. Вы все это сделали. Сами. Это преступное поведение.
– Вы же сами знаете, что это неправда. Преступно то, что я взял вас за руку?
– Вы преступник потому, что похитили меня и поместили сюда, и приковали вот к этому, чем бы оно ни было.
– Я думаю, это упор для орудия. В каждом их этих строений такой есть. Невероятно крепкие.
– Мне плевать!
– Но вы же остановились и заговорили со мной. Вы улыбались определенным образом.
– На том пляже никого нет. На нем никогда никого не бывает. Вы единственный человек на много миль вокруг. И я с вами заговорила. Все, что сверх этого, – плод вашего воображения.
– Но почему я не мог ожидать, что вы заинтересуетесь мною?
– Не знаю. Просто не заинтересовалась. А теперь поглядите на себя. Осмелилась бы предположить, что я проявила неплохой здравый смысл.
– Но почему ж еще мне тут оказываться? Почему вы тут оказались? На секунду во всем этом был смысл. Это край континента, и мы на нем одни.
– Точно. И даже в тот первый день я заметила у вас в глазах что-то острое и отчаянное, и то, что вы сейчас держите меня прикованной в армейской казарме, отвечает на ваш же собственный вопрос, верно?
– Вы никак всего этого не могли знать в первый день.
– Знала ли я, что вы похищаете людей? Нет. Вы правы, такого я и вообразить не могла. Но и тогда очень сильно казалось, что голову вам привинтили на оборот туже, чем следовало.
– Постойте. Вы второй человек, который мне так говорит. Конгрессмен тоже это сказал.
– Какой конгрессмен?
– Тот, что у меня сидит в нескольких зданиях отсюда.
– Не убивайте меня, пожалуйста.
– Не буду. Я пока никому ничем не повредил. Господи, Сэра, я же астронавту не причинил вреда и вам не сделаю больно. Что ей больно, говорит только моя мама, но она вечно чем-то недовольна.
– Просто невероятно, что я здесь.
– Я же говорил, все могло было быть иначе. И еще не слишком поздно.
– Не слишком поздно для чего? Чтобы мы с вами влюбились друг в дружку?
– Не обязательно сразу.
– Ну конечно.
– Вы считаете, что у меня голова слишком туго привинчена. Что это значит?
– Не стоит.
