И тут Минька, который все это время тщательно изучал наши находки, посмотрел бутылку от "Джонни Уокера" на свет, держа ее осторожно, чтобы не стереть отпечатки пальцев, и говорит мне:
- Сэр, гляньте сюда... Очень странно...
- Что странно?
- А вы гляньте. Гляньте-гляньте! "Кока-кола" произведена в Гонконге, это понятно. Ее по лицензии во всем мире производят. А вот "Джонни Уокер"... Вы гляньте на этикетку, сэр! Я не верю своим глазам.
Я глянул. Действительно... Все буквы на бутылке были по-английски, что никак не противоречило тому, что виски "Джонни Уокер" изготовлено в Англии или в Соединенных Штатах, но внизу стояло, тоже по-английски: "Сделано в Санкт-Петербурге". Бутылка литровая, с ручкой, как у кувшина, у нас таких не делают. У нас стандартная поллитровая "евробутылка", никаких изысков, и так выпьют, были бы талоны. Но хочешь верь, хочешь не верь: "Сделано в Санкт-Петербурге". Я бы и в Петербург не поверил, если бы перед самым отплытием в поход, из которого я не вернулся, северную столицу не переименовали.
- Слушай, - говорю, - Минька... Мы с тобой, два осколка империи, живем тут и ничего не знаем. А там такое происходит! Может, они лицензию купили у американцев или англичан? Или внешняя разведка украла рецепт... Наладили производство, вытеснили конкурентов. На экспорт и у нас умели делать хорошие вещи.
- Ага, - говорит Минька, - а то нам больше нечего у американцев и англичан воровать. Воровать надо что-нибудь для промышленности, армии и сельского хозяйства. Нет, сэр, этого не может быть.
Но почему же, думаю... Виски "Джонни Уокер" замечательная вещь. От хорошего глотка "Джонни" сразу загорается в груди, становится весело. А от второго - глотка - хочется обнять всех на свете, а не наоборот - набить кому-то морду. На вкус приятно, можно пить без огурцов и селедки. Будь я во главе России, лицензию бы обязательно купил. Но кто бы меня в России выбрал? Иногда думаешь: а почему, собственно?
Словом, все было очень непонятно: кто высадился на остров, какой национальности бутылки и кто из них пил всего полчаса назад. У меня уже не хватало интеллекта. Недоставало какого-то звена в цепи, за которое все можно вытянуть, какой-то существенной детали. А найденный презерватив Томпсон уже выбросил в пропасть.
Мы вернулись на прежнее место, прихватив с собой импортные бутылки в качестве вещественных доказательств и удобной посуды. Выпили и закусили. Минька говорит:
- И все-таки, хоть я в это и не верю, суммируя все данные, имеющиеся у нас, нельзя все же исключать, что "Джонни Уокер" - из России. Наш народ переимчивый, все, что хочешь, может перенять. Там же теперь все изменилось, прошло столько лет - двадцать или больше, кто знает, как тут течет время, а теорию относительности я уже забыл... Но данных мало, вполне мог кто-то пошутить. Зря вы, сэр, приказали Томпсону выбросить эту штуку. Там вполне мог быть наш Знак качества или, наоборот, - "Сделано в США".
- Ты прав, - говорю, - я поспешил. Но если все так, как ты говоришь, они там без нас живут прекрасно. Пьют "Джонни Уокер" - двадцать долларов бутылка на толкучке в демократическом Йемене. Скинулись в восемьдесят девятом году по два доллара, два литра на десять человек, а сколько лет помню. Значит, слава богу, все у них в порядке. Но обидно: строишь, строишь счастливое будущее, а пользуется им кто-нибудь другой, кто ничего не строил, а скромно ждал своего часа где-нибудь в уголочке.
В девяносто втором, как сейчас помню, - как раз мотоцикл купил, - два месяца не выдавали зарплату, хотел уже мотоцикл продать, но Райка не разрешила, хотя сначала ругалась, когда купил. Говорит: как-нибудь продержимся, Валера, на мои восемьдесят пять рублей плюс пайковые. А если и дальше так будет продолжаться, пойду во Владивостоке на панель, заработаю в десять раз больше, чем ты на своем самолете. Сам же говоришь, что у меня самые красивые ноги в гарнизоне. Шутила, конечно. Но, думаю: а что, уйду в поход, а она отчаянная, может и "пойти", ради благополучия семьи. Еще об этом думай. Я ее тогда чуть не убил. А она смеялась, бегала от меня вокруг стола и зацепила рукой хрустальную вазу с цветами. Ваза упала на пол и разбилась. Она собирала осколки веником в совок и плакала, жалко было вазу, да и примета плохая - нам эту вазу подарили на свадьбу. Дала мне веником по голове... Чтобы не видеть ее слез, я надел фуражку и пошел куда глаза глядят. Она потом меня искала по всему гарнизону, нашла и притащила на себе домой. А я ее потом - за все - по морде...
- Слушай, Минька... А тебе никогда не хочется вернуться домой? Я, конечно, понимаю, разведчики, заброшенные на длительное пребывание в стан врага, в этом отношении закаленные люди. А мне вот что-то захотелось... Интересно, сколько там теперь платят летчикам палубной авиации? Может, и бары есть на авианосцах, а то пили теплый спирт каждый в своей каюте. Ты как думаешь? Кстати, извини за нескромный вопрос: тебе сколько обещали платить, когда сюда забрасывали? Думаю, сумасшедшие деньги?
- Какие там сумасшедшие! - говорит Минька. - В том-то все и дело. Если бы платили нормально, как в ЦРУ, разведчики не переходили бы так часто в стан врага. А потом еще говорят - невозвращенец, предатель и все такое. Но возвращаться разведчику на родину или не возвращаться - это его личное дело. А если он, за длительное пребывание, привык жить в Лондоне или в Париже? Дети и жена там привыкли: дети ходят в английскую школу, жена - в магазины, где все есть, и тут - возвращайся... Сто раз подумаешь, как лучше. У нас в разведке платят, как и всем, кто служит за границей: один оклад в рублях идет на книжку, другой - в валюте страны пребывания. Плюс валюта на оперативные расходы - на рестораны, женщин и подкуп должностных лиц. Из этих денег, бывает, что-нибудь и скопишь на черный день. Например, напишешь в отчете в Центр, что потратил фунты на женщину, ценную в оперативном отношении, сводил ее в ресторан, а потом - в отель. Но женщина сама в ресторане расплатилась, привела к себе домой, а потом еще дала денег на такси. Так и копится валюта. Но мне не повезло, валюты на острове не оказалось... Хорошо, хоть секс бесплатный. Вернусь на родину голый и босый. Не знаю, сэр... Там теперь бессребреников не любят. Да еще в Москве обязательно спросят, почему так долго не выходил на связь. А тут я на всем готовом.
Говорю:
- Дурак ты, ничего не понимаешь. Никто тебя в Москве ничего не спросит, сейчас все проще: остался разведчик в Англии или в Америке - и хрен с ним, бюджету легче. Пускай там сам зарабатывает себе на жизнь, пишет книжки, лишь бы не выдавал товарищей. Наши разведчики ценятся за границей не меньше физиков и программистов. Сейчас другое время. И если ты все-таки решишь вернуться, как решил я, мы с тобой вернемся миллионерами. Как? А вот так, я на этот счет давно планы строил, Минька... А ты думал, что я просто так сижу. Я тут тоже привык, у меня все есть. Но понимаешь, что значит - все? Женщины меня интересуют все меньше и меньше, а вот что там делается на родине, волнует все больше и больше - не отошел ли Кронштадт к шведам... Что тогда делать? Но я сейчас не об этом, я о том, как нам вернуться домой состоятельными людьми. Есть один бизнес-проект... Уж так и быть, возьму тебя в долю. Но только - если будешь меня во всем слушаться. Есть у меня одно условие...
Минька насторожился.
- Какое условие, сэр? Не пойму, на кого вы работаете...
- Я ни на кого не работаю, - говорю, - я работаю на повышение своего благосостояния. А условие такое: когда мы вернемся в цивилизованный мир и нанесем остров на карту, я тебя очень прошу - ручей этот, со спиртом, назовем в честь меня... А в честь тебя назовем сам остров.
Но он говорит:
- Не понял, сэр. Островов в океане много, а вот ручей со спиртом... Ручей этот открыл я, и я вас привел к нему опохмелиться. Есть свидетели... Так почему же теперь - в честь вас? Не вижу логики.
А я был готов к такой постановке вопроса. Говорю:
- Логика есть, Минька... Так заведено от века: когда какой-нибудь матрос, увидев первым с мачты корабля неведомую землю, кричал: "Земля!", землю называли не в честь этого пьяницы-матроса, а в честь капитана, даже если он тоже был грубиян и алкоголик. И это справедливо - король я или не король? Король. Моя легитимность ни у кого не вызывает сомнений. Но это все ерунда, Минька, я понимаю... Всю жизнь в кого-нибудь играешь, в какого-нибудь героя, близкого тебе духовно. А вот капитаном я действительно был. Даже самому не верится. Носил фуражку с "крабом", вот тут - кортик, и покупал Райке цветы. Другим не покупал, к другим так ходил или с поллитрой. И хорошо, что мне не присвоили майора, майор - ни то ни сё, говно на палочке. Армия и флот сильны капитанами.
Минька подумал и сказал:
- Ладно, я согласен на остров. Но это будет потом, когда мы с вами вернемся. Весь вопрос в том, как вернуться, ваше величество? Неужели вы так ничего и не поняли? Отсюда не возвращаются...
А что я должен был понять - на каком я свете? Какая разница. Этого никому не дано понять, никаким попам, пусть не придуриваются. Каждый день встает и каждый день заходит солнце. Я сижу в шезлонге, думаю, чувствую. Иногда так расчувствуюсь, что заболит сердце. А главное, все помню - даже то, что очень бы хотел забыть. Жаклин ходит по двору с граблями, сгребает листья. Все как всегда, я к этому привык. Ну а когда настанет что-нибудь другое и не взойдет утром солнце - что ж делать. Тоже привыкну.
