что-то серьезное. Она позвонила сослуживцу мужа Ритманису.
— Добрый вечер, говорит Эдите. Эдмунд вас предупредил, что в ближайшую пятницу мы ждем вас в гости?
— Эдмунд должен был сегодня встретиться с англичанином, — ответил на это Ритманис, — но твой досточтимый супруг не соизволил даже нас предупредить, что не явится! — Ритманис недовольно бурчал в трубку — так и казалось, что над самым ухом у нее кипит и булькает черный котелок и что булькать он не перестанет, пока весь не выкипит. — Нам самим пришлось выкручиваться. Ты ведь знаешь, на всю мастерскую один Эдмунд хоть сколько-нибудь говорит по-английски. Передай-ка ему трубку, я расскажу, как было дело.
— Эдмунд еще не вернулся, — сказала Эдите. — Так вы придете в пятницу вечером?
Пятница была предлогом. Эдите не хотелось, чтобы Ритманис узнал, что она не имеет ни малейшего представления, где находится Эдмунд.
Ничего, попозже заявится, успокаивала себя Эдите.
— В пятницу вечером? Сейчас, — отозвался Ритманис, — сейчас я посоветуюсь с женой, узнаю, свободны ли мы в пятницу вечером.
Некоторое время трубка хранила молчание, в глубине черного котелка Ритманис шептался с женой о пятнице.
— Да, — сказал он, даже не поинтересовавшись, слушает ли Эдите, — в пятницу вечером мы свободны.
— Значит, ждем вас к семи, — сказала Эдите и добавила — Как только Эдмунд вернется, он позвонит. Задержался в деревне у родителей. Всего хорошего.
Она повесила трубку, и Ритманис ни о чем не успел расспросить.
Теперь уж Эдите не сомневалась: в деревне случилось что-то серьезное. Во-первых, сегодня в Ригу приехал известный английский архитектор, и Эдмунд, как коллега и гид, должен был сопровождать его по городу.
Во-вторых, племяннице Эдмунда нынче исполняется три года. Малышку полагалось навестить, поздравить, отнести подарки, цветы.
С нелегким сердцем Эдите собралась в гости одна.
Катрина выбежала ей навстречу и, протягивая пухленькую ручонку, спросила:
— А почему дядя Эдмунд не приехал?
Девчушка совершенно отчетливо произносила все звуки, в том числе и трудную букву «р». Племянница, совсем как мальчишка, увлекалась техникой. Эдмунд мог часами ползать с ней по полу, запуская электропоезда, устраивая гонки заводных автомобилей, исправляя автоматический трактор, лунный вездеход, многоколесную амфибию — этакое страшилище с мигающими фарами.
В свое время отец Катрины Йонат настолько уверовал в рождение сына, что накупил для мальчика уйму игрушек, еще до того, как жена разрешилась от бремени. Так что Катрина была надолго обеспечена мальчишескими игрушками, по крайней мере до рождения долгожданного братика.
Эдмунд с Катриной были большие друзья. Их дружба покоилась на обоюдном пристрастии к игрушкам и сказкам. Когда Эдмунд вслух читал сказку, Катрина слушала затаив дыхание, хотя взрослые считали, она только притворяется — что такая крошка смыслит в сказках?
— Дядя Эдмунд придет попозже, — ответила ей Эдите.
Хотя в душе все больше нарастало предчувствие беды, она надеялась, что Эдмунд вот-вот остановит машину под окнами квартиры Йоната, взбежит по лестнице и поцелуем развеет ее мрачные мысли. И жизнь опять пойдет привычным размеренным ходом.
— А где же Эдмунд? — здороваясь, осведомился отец Катрины.
Мать Катрины спросила о том же. С тем же вопросом навстречу поднялись Петерсоны. Из соседней комнаты вышли супруги Эглиты, и опять — где Эдмунд? И всем она отвечала, что Эдмунд задержался в деревне у родителей.
Йонат был мастером цеха на дизельном заводе, жена на том же предприятии работала техническим контролером. Жена Йоната доводилась Эдите двоюродной сестрой.
— Может, у него в дороге колесо отскочило? — пошутил Эглит.
— Для очистки совести позвоню-ка в автоинспекцию, — сказал Йонат не столько потому, что сам поверил в несчастный случай, сколько для того, чтобы успокоить Эдите.
Позвонил. Сначала там не хотели отвечать, но потом сообщили, что на дороге Н. в ночь с воскресенья на понедельник дорожных происшествий не отмечено и вообще ни в воскресенье, ни в понедельник никаких происшествий на дорогах не зарегистрировано. Будьте здоровы.
Эдите вернулась к гостям.
Катрина завела мартышку, мартышка потешно прыгала по полу, била в полосатый синий барабан. Гости сидели полукругом в мягких креслах с коктейлями в руках. Говорили о том, о сем. Перебирали городские сплетни. Кто-то там развелся, кто-то женился, кто-то родился, кто-то умер. Кто-то спьяну начудил.
Следя за оживленным разговором, Эдите немного успокоилась.
Уж если бы и в самом деле с Эдмундом что-то случилось, эти люди не вели бы себя так беспечно и шумно. Недоброе предчувствие легло бы и на них. Чтобы не испортить светлого настроения именин, Эдите старалась выглядеть веселой. И все-таки ее не покидало чувство, что в жизни произошел какой-то перелом, что впредь она уж не сможет быть такой веселой и беспечной, какой была до сих пор.
Домой вернулась на такси. Квартира показалась пустой, неуютной, чужой и холодной. Спалось ей плохо, всю ночь терзали кошмары. Проснулась рано.
Решение было принято. Едва дождавшись семи часов, она позвонила своему начальнику.
Юлий Новадниек еще спал, и к телефону подошла жена.
— Доброе утро. Говорит Эдите Берза. Попросите, пожалуйста, товарища Новадниека.
— Хорошо, одну минутку, — сказала жена.
— Кто там звонит чуть свет? — проворчал Новадниек. — Ах, Эдите Берза! И чего ей приспичило в такую рань? Никогда от них нет покоя.
И он пошел в ванную прополоскать рот, ибо полагал, что неприлично разговаривать с людьми по телефону, не прополоскав рот.
— Да, слушаю, — сказал он немного погодя, проглотив остатки воды.
— Товарищ Новадниек, — проговорила Эдите, — я бы хотела получить свободный день.
— А я-то думал, хотите проверить, во сколько я встаю! Вопрос настолько срочен? Ради этого звоните ни свет ни заря? Не могли потерпеть до девяти? Когда вам нужен свободный день?
— Сегодня.
— Сегодня? О чем вы думали раньше? Что за причуды, что за капризы! Вы же знаете, работы невпроворот. Что там у вас стряслось?
— Это я объясню потом. Свободный день совершенно необходим.
— Хорошо. Но только один день. Чтобы больше это не повторялось. И постарайтесь не звонить мне до работы. Служебными делами я занимаюсь в служебное время. Всего хорошего. Привет мужу.
В половине девятого Эдите купила на Рижском вокзале билет, села в поезд. Через два часа она сошла на маленькой станции.
Дорога слегка пылила. Желтели сжатые поля. Эдите споро шагала, и вместе с тусклым осенним светом в душу закрадывались грусть и беспокойство.
Отец или мать Эдмунда?
Кого-то из них не стало. Прожита жизнь, желтеет нива. Смерть осенью. Скорее всего — отец. Вечно жаловался на сердце, ломоту в костях, спазмы в желудке. Мать держалась да еще над отцом посмеивалась:
— Это у тебя от нервов. Нервы у тебя совсем никудышные.
А может, мать? Крепкие, они-то
