- Вы понимаете, - проскрипел Серпинский, - что я могу вас сдать вашему начальству?
- Нет, - вежливо ответила Франческа, - вы меня не сдадите. Вам совершенно не улыбается лишиться доходов от нефти, а если водяное топливо будет в наших руках, мы, конечно, внедрим его. И, соответственно, разорим вас.
Серпинский изобразил смех.
- Ничего не делается как следует, - проговорил он, глядя на Франческу. - Секретные агенты продают государственные тайны.
- Не правда ли, хорошенькое доказательство того, что мир устроен неестественно.
Франческа и сама хорошенькая. Зачем она пошла в секретные агенты, подумал Серпинский тяжело. Сволочная работа - служить системе. Серпинский встал и стал в два раза страшнее. Веки у него были тяжелые, в морщинах и жилках; глаза темно-серые, как металлические шарики, ладони большие и сухие.
- Кстати, - проговорил Серпинский, - могу ли я поинтересоваться, по каким вопросам вы сегодня встречались в пивном баре со Штейнманом?
- С кем, простите? - наклонила голову Франческа.
- Не надо придуриваться, а то я буду думать, что вы плохой профессионал, - раздраженно проскрипел Серпинский. - Если я решил иметь с вами дело, значит, будет контроль с моей стороны... Леви Штейнман, начальник информационного отдела банка Бакановиц - зачем он вам?
Франческа нахмурилась.
- Он сам со мной познакомился, - сказала она. - Сегодня.
9
Франческа все делает как следует. Ей есть к чему стремиться. У Франчески нет никакого характера. Она абсолютно прозрачна, и для нее все абсолютно прозрачно: столько датчиков в нее вмонтировано. Так просто. Ее свобода - полное подчинение. Идеальный агент. Пустота. Мистер Маккавити и другие могут в любое время суток посмотреть: что она делает? И смотрели, пока не поняли, что - неинтересно это.
- У нашей Франчески новый любовник, - кисло говорит мистер Маккавити.
- Ну и?
- Ну и лежат на кровати и делают секс, - заключает мистер Маккавити. Черт ее знает. Хорошо. Качественно...
Франческа приносит информацию, не сбиваясь с ног, осторожно вступает в святая святых, берет ручку - маникюр, смуглые запястья - не хмурясь, ставит легкую и четкую подпись без всякого росчерка.
- Идеальная девушка, - совсем уж кисло говорит мистер Маккавити и кряхтит, облокотившись на стол. - Черт подери.
Он часто поминает черта, когда говорит про Франческу. Технологии технологиями, но ведь есть и так называемый психологизм. Человек - не машина. У него то где-то дрогнет, то где-то екнет. Ему характер полагается. А если характера нет и никакой психологии, и все гладко, как долина, и пусто, и на все стороны одна питательная зеленая трава, - то, воля ваша, что-то тут нечисто. У самого-то Маккавити характер был, чай, не пустое место, не пальцем делан, на помойке рос. Рыжий Маккавити, широкие плечи, железные подковки, прищур, как у котяры.
- Франческа! - покрикивает Маккавити на нее. - Ты нас презираешь?
- Нет, - недоумевает Франческа, положив вилку.
Детектор лжи поблескивает в языке, но не пищит. Значит, не презирает, крякает Маккавити.
- Зачем ты стала нам служить? - глазки сверлят Франческу, но что толку сверлить солнечный луч.
- Я... э... денег хотела, - искренне отвечает Франческа, недоумевая.
Потому что неискренне нельзя, все равно ее насквозь видят.
- Де-енег хотела! - сатанински тянет Маккавити. - Блин...
Франческа видит, что шеф ужасно недоволен собой. Ему неприятно видеть перед собой существо абсолютно прозрачное и одновременно столь непроницаемое. На Франческе все системы дают сбой. Ее индивидуальность коренится где-то там, куда не досягает ни один из этих сволочных приборчиков. Черт знает, где.
Но, в конце концов, это не главное. Работает? Работает. Не продаст нас?
- Абсолютно невозможно, - мотает головой главный техник. - Там столько всего понапихано! Гарантия!
Главный техник прямо честь отдает, он уверен на все сто.
- Кто другой, но не Франческа.
- Вот ей и поручим, - говорит мистер Лефевр. - А? Как вы полагаете?
Мистер Маккавити, конечно, уже ознакомился с делом. Выдумка блестящая. Якобы некий русский придумал топливо на воде. Смешно?
- Мне тоже смешно, - сладко улыбается мистер Лефевр. - Но я вас уверяю...
И эта идея якобы продается одним из чиновников системы. Собственно, чиновник и впрямь продажный, он пойман, он вор, он кается, у него шестеро детей, которых он родил, потому что ему "невыносимо, что плодятся только эти недочеловеки за забором". Истинному патриоту понижена зарплата и дан последний шанс исправиться: продать вот этот самый "секрет", да подороже, банкиру Элии Бакановицу, который давно под подозрением. И посмотреть, что банкир будет делать с этим секретом.
- Скорее всего, - весь истекает соком Лефевр, - он просто с ума-а сойдет от жадности...
"Па-альчики оближешь", думает Маккавити издевательски, вот жопа этот Лефевр, но выдумка классная.
- ...и постарается найти-и этого русского...
- Да ну! - машет рукой Маккавити. - Банкир, респектабельный человек, не пойдет на такой риск!
- Элия Бакановиц, - улыбается Лефевр, - пойде-ет...
Элия Бакановиц ночует в банке. Элия Бакановиц корыстолюбив "до без памяти". Он хочет делать заначки. Элия Бакановиц боится системы, он хочет спрятаться от нее сам и спрятать свое добро.
- А, ну тогда конечно, - рассудительно чешет голову мистер Маккавити.
И вот Франческе поручено следить за развитием провокации, наблюдать и делать выводы. Франческа равнодушно-внимательно выслушала, запомнила и удалилась на своих невесомых каблучках, в черных волосах немеркнущее солнце.
- А ты знаешь, что она еще и Серпинского провоцирует? - спросил на следующий день Лефевр. - Представляешь, сходила к нему, честно призналась, что она тайный агент, - да он бы все равно вызнал, у него максимально дозволенный штаб информационных технологов, и кое-какие разработки он у нас покупал... Рассказала ему про "водяное топливо" и предложила сотрудничество!
- И Серпинский согласился? - выпучил глаза Маккавити.
- Ну да! - ответил Лефевр, аж жмурясь от удовольствия. - Она ему так все представила... что ему страшно захотелось изловить русского и спрятать патент в шкаф...
- Серпинский! - крякнул Маккавити. - Вторая категория лояльности! Никому верить нельзя! Ну... молодец девка, даром что без характера.
10
С утра солнце нападает на мир с новым жаром. Сверху все груды хлама сияют светом призрачным. Замки из стекла и алюминия в легком сиреневом дыму дрожат; поезда нежными гудками проницают сияющее пространство, в котором жар усиливается постепенно. Любой голос пропадает эхом в этой сверкающей яме; любой луч теряется во множестве отблесков; любое действие ничтожно, и любая мысль незначимо мала.
Леви Штейнман проснулся и вспомнил.
- Блин, блин, блинский блин, - просипел он, протирая глаза руками.
У двери кокетливо стояла под махровой салфеточкой утренняя потребительская корзинка: французская булка, масло, горячий кофе.
- На хрен, - буркнул Штейнман и пнул корзинку.
Кофе растеклось, булка вылетела и гукнула. Пусть думают, что ему не нравится потребительское общество.
В раздумьях Леви Штейнман взялся за ручку машины. Как-то быстро эта игра началась, а, Леви Штейнман? Тебя уже просчитали мгновенно, а ты еще только руку занес. Впрочем, стоп. Если ты, Леви Штейнман, еще жив, значит, в точности они еще ничего не знают. И вот стоит банк Бакановиц (Леви на полном ходу мимо черных теней влетел в гараж и тормознул со скрежетом), и вот в сантиметре от твоего бампера машина этого гада директора. Если бы они знали, Леви бы уже знал, что они знают. Значит, они не знают. Не зря они там интимно шептались у воды, тогда в туалете. Простые методы хеджирования! Леви Штейнман уселся за свой стол, покрутил головой - вошел Алекс.
- Привет, Леви, - сказал он. - Мы все сделали, всех нашли, кого ты просил. И девицу эту тоже, которая тебе вчера вечером понадобилась. Знаешь, кто она?
- Кто? - насторожился Штейнман.
- Франческа Суара, - доложил Алекс. - Личный секретарь главы нефтяной корпорации Серпинского, вот как.
- Спасибо, - развеселился Штейнман.
Тра-ля-ля! Этот чиновник, который толкнул информацию нашему директору, он толкнул ее не один раз. А два. Или даже больше двух. Предприимчивый товарищ, как ты считаешь, а? Кому нужно водяное топливо? Ну конечно, нефтянику... Болек Серпинский, надо же! Патриот! Тридцать три приюта, призывы помочь нецивилизованному миру, член четырех клубов! Ну, все, подумал Леви Штейнман, директор просрал. Наш банк крут, но с Серпинским соревноваться пупок развяжется. Он оттолкнулся от стола, отъехал почти до дверей по жесткому ковру. Алекс, который в припадке жадности пытался разом делать свою и его работу, глянул - поднял брови. У Алекса уже был условный рефлекс: чем дальше начальник откатывается от стола, тем больше драйв, тем значительнее происходящие события. Штейнман уже несся по коридору в сторону директора, а Алекс так и сидел с поднятыми бровями, соображая: вверх случился или вниз?
