— Уж это мое дело; будь в покое…
— Разве, может, у тебя на примете закон этакой есть, а? — полюбопытствовал Харитон Игнатьевич, будто не расслышав его ответа.
— Нет!
— В толк не возьму, как ты это сорудуешь?
— Прежде время тебе и знать не нужно; или сомненье-то мучит тебя, а?
— Томит! Чудно как-то кажется! И верный ты человек, знаю, что зря слова не вымолвишь, а все — нет-нет, и засосет под сердцем-то, словно червь какой! Вот я было обрадовался словам-то твоим, а теперь сызнова тоскливо стало. Не верится! — грустным, разбитым голосом говорил он.
— Верь не верь, а сказал тебе сделаю, так сделаю! Чем сомненьем-то мучиться, поговорим-ко лучше об условиях, на каких я намерен отдать тебе озеро, чтоб после греха между нами не вышло, оглядки бы не было.
— Избави господи от греха да оглядки; да нешто я плут какой, а? — обидчиво ответил Харитон Игнатьич.
— Плут не плут, а случай неровен, Харитон Игнатьевич. В таких делах аккуратность первое дело!
— Ну… ну, будь по-твоему, — согласился он, — пощиплем пуху у непойманной птицы! Хе-хе!.. говори.
— Прежде всего скажу тебе, что озеро ты возьмешь с торгов в аренду на одного себя. Сами ли мы будем хозяйничать на озере или сдадим его от себя в аренду крестьянам, об этом поговорим после, когда увидим, что будет выгоднее!
— Известное дело, обувь-то примеряют, когда она сшита, — заметил Харитон Игнатьевич, — а она, вишь, пока еще умственной дратвой стачена, хе-хе-е!.. Ну?..
— Главная причина тут в том, Харитон Игнатьевич, — продолжал Петр Никитич, не обратив внимания на колкое замечав ние его, — что имя мое в этом деле не должно упоминаться, как будто бы все это помимо меня будет делаться, a я ничего не знаю и не ведаю, арендуешь ты озеро или нет, понял?
— A-a-a! — протянул Харитон Игнатьевич, вопросительно приподняв брови. — Стало быть, ты совсем как бы втуне будешь; к примеру теперича взять, как бы никакого касательства к озеру не имеешь?
— Да, да, пока, до время, а там, что далее будет, увидим!
— Понял… понял! — ответил он, кивнув головой и погладил ладонью усы и бороду, желая скрыть радость, сверкнувшую в маленьких карих глазах его. — Стало быть, дратва-то, какой ты обсоюзишь это дельце-то, будет с изъянцем… хе-хе-е… ну что ж! Я уже сказал тебе, что не брезглив, мне все на руку… всякая обувь по ноге…
— Знаю, знаю! Поэтому на всякий случай, — продолжал Петр Никитич, — мы сделаем между собою документик, к примеру — вексель, что будто ты занял у меня пятнадцать тысяч рублей серебром наличными деньгами, с обязательством уплатить их по востребованию мне или кому прикажу я!
Харитон Игнатьевич с минуту сидел совершенно неподвижно, пристально посматривая на своего собеседника.
— То есть как это вексель? — спросил, наконец, он. — С какой это радости, для какой бы, к примеру, потребы?
— Единственно в ограждение меня от всякой случайности!
— От какой же, к слову?
— От обмана, например!
— Чтоб я бы это да покусился на обман? — крикнул Харитон Игнатьевич.
— Не сердись, Харитон Игнатьевич, — прервал Петр Никитич, — грех-то неровен; в жизни-то случается, что и сын отцу ножку подставит, когда до наживы дело коснется! Тут тебе и обижаться не на что, — с расстановкой говорил он; — ты только выслушай внимательнее, что я тебе скажу. Я берусь обделать дело, что озеро, которое на худой конец принесет в год четыре-пять тысяч чистого дохода, ты получишь в аренду на двенадцать лет за сто или за пятьдесят рублей в год! Это я предлагаю тебе на тех условиях, что мы-должны владеть озером вместе, делить с тобой и доходы и расходы поровну, но участие мое в этом деле должно оставаться в тайне, по крайней мере на два, на три года, пока утихнет эта история! Следовательно, я с тобой никакого формального условия по этому делу заключить не могу.
— И не надоть, ну их к богу, все эти формальности! Мы так с тобой, по-душевному будем владеть; делить каждый грош сообча!
— Э…э! Нет, Харитон Игнатьевич, так-то на словах только говорится, а на деле-то частенько иное случается! Слово-то, что птица, на лету следа не оставляет! А кто мне поручится, что когда ты получишь в аренду озеро, то вместо того, чтобы делить со мной поровну весь доход, и на порог своего дома меня не пустишь, а? Скажешь, что ты меня и знать не знаешь и ведать не ведаешь! Ну, что я тогда возьму с тебя за то, что рискую и место потерять, а может быть, под суд попасть, а?
— Я те поруку-то на этот случай предоставлю почище векселя, коли уж на то между нами дело пошло!
— Какую?
— Святителя Николу многомилостивого в свидетели призову, что между нами все по-душевному будет!
— О-о-о! Нет, Харитон Игнатьевич, таких-то свидетелей в эти дела не вмешивают! И зачем угодников божьих тревожить, когда вексельная бумага есть и стоит-то недорого. Оно и проще и душе-то спокойнее! А вот если ты мне дашь вексель, мы его засвидетельствуем формальным порядком у маклера, и тогда уж мне нечего опасаться за будущее, потому что, на случай уклонения с твоей стороны и у меня камешек за пазухой будет; и будем мы с тобой состоять тогда в истинной и неразрывной дружбе… Понял?
— Ка-ак не понять, — не малолеток, во всяких хомутах на своем-то веку объезжен, разбираем, где чем шею-то трет, хе-хе-е! Это я и будь бы прост и дай тебе вексель, а ты завтра пойдешь да представишь его ко взысканию, и я должен буду нищую суму надевать на себя? А дашь ты мне озеро в аренду или нет, это еще на воде пальцем писано…
— Теперь я и сам не возьму от тебя векселя, пойми! Возьму его тогда, когда дело обделаю!
— Не дам я тебе векселя! — решительно ответил Харитон Игнатьевич, отвернувшись от него.
— Не дашь и не нужно, короче речь! Найдутся и без тебя охотники, что за обладание озером не на такие условия согласятся и внесут мне наличные деньги в обеспечение.
— Кто ж это наличными-то тебе отсыплет, скажи-ко?
— Любой купец!
— Поди же к этакому купцу, поищи его. Не надоть ли, фонарь засвечу, чтоб светлее было искать-то? Только уходи из-моего дома, слышь, сейчас же уходи, — вспыхнув и задрожав весь, крикнул Харитон Игнатьевич, поднимаясь с сундука.
— Подожди гнать-то, не покайся! — спокойно заметил ему, Петр Никитич.
— Дай ему вексель! — продолжал между тем Харитон Игнатьевич, не глядя на него и как бы обращаясь к третьему лицу. — Хе-хе-е!.. дурака нашел! Это опосля супротив его не смей и слова сказать, а? Хошь не хошь, а пляши по его дудке. Да ты в памяти ли, спрошу я тебя? — обратился он к нему.
— В памяти!
— Вне оной, забылся; забылся, говорю! Ты бы, знашь, как должен чтить-то меня, если памятуешь добро-то мое. Ты бы должен прийти и сказать мне: вот, Харитон, за то, что ты меня нищего призревал, хочу я взыскать тебя своей помощью: на тебе озеро, владей им! А ты вместо того обманный вексель требуешь с меня… по совести ли это, а?
— Объясни, почему ты опасаешься дать мне вексель? — лукаво усмехнувшись, спросил Петр Никитич. — Ведь ты хорошо знаешь, что я возьму его только тогда, когда дело будет наверное обделано мной, что обмануть я тебя не обману по той простой причине, что в этом деле заключается обоюдная наша выгода. Чего ж ты опасаешься, а?
— Скажи ты мне наперво, кто ты таков? — гордо глядя на него, спросил Харитон Игнатьевич. — Каким ты званием почтен: дворянин ли ты, купец ли, крестьянин ли?
— Ссыльнопоселенец! — спокойно ответил Петр Никитич.
— А-а-а! Стало быть, человек въяве ошельмованный, хе-хе! Так могу ль я к тебе какое доверие питать, а?
— Не доверяешь, и не нужно! Одинаково ведь и я, милый друг, не могу доверять человеку, который два раза в остроге сидел по подозрению в грабеже и прикосновенен к десятку дел о подлоге.
— А все-таки я не посельщик, все-таки моя честь при мне!
— Ну, честь-то у нас с тобой, Харитон Игнатьевич, тоньше паутины, постороннему-то глазу едва ли приметна! Будем-ко правду говорить, а не вилять хвостами. Дело все в том, что мы очень подробно знаем друг друга: выходит, что я коса, а ты камень. Смекнул ты сразу, что озеро взять в аренду выгодно. Знаешь, что дело с моей стороны о передаче его будет темное, рискованное, а тебе это и на руку. Вот ты теперь и измышляешь, какими бы тебе путями обойти меня и завладеть озером одному, потому что судиться с тобой я не посмею, так как сам на себя никто петли не накинет. Верно или нет? Ну-ко, скажи на-прямки, стыдиться-то нам друг друга нечего…
— Ну, въяве вижу теперь, что недаром тебе на приисках кудри-то расчесывали! — ответил покрасневший до ушей Харитон Игнатьевич.
— Уму учили!
— И выучили, уме-е-ен! Впрок пошла тебе эта грамота. Не умру, поколь не увижу тебя в атласе да бархате. Так что ж, селяночкой, что ли, заедим душевное-то расположение друг к другу… а?.. Хе-хе-е? — шутливо спросил Харитон Игнатьевич.
— От селянки я не прочь, кушанье хорошее…
