Решительность, с которой действовал Никита, была столь стремительна, что начисто заворожила стоящих в стороне женщин. С растерянным видом они наблюдали за происходящим, не зная, как им поступить в создавшейся ситуации.
А водный фонтан продолжал свое разрушающее действие.
Лева плелся за Никитой и приговаривал, с невероятным усилием сдерживая подступивший к горлу ком российского отборного мата, залежавшийся у него без применения еще с военных лет.
- Никита, не валяй дурака! Я прошу тебя. У них все по другому. Не зная, броду не лезь в воду...
- Не зря большевики называли вас гнилой интеллигенцией. Как какие трудности, так в кусты. На, держи ключ, а я полезу под стеллаж. Наверняка, там общий кран. Перекроим - и все дела.
Пока Никита тщетно возился в поисках спасительного крана, Дорси сумела преодолеть состояние временного паралича. Твердым шагом направилась она к дому.
- Nike, listen to my, please. This is wrong way. Let You following me.
- Она просит, чтобы ты последовал за ней, - с облегчением в голосе перевел Лева.
- Что там еще за новости, - проворчал недовольный, с потным лицом Никита.
Дорси повела неудачливых мужчин от дома по зеленой поляне и, не доходя двух шагов до тротуара, показала на одно совершенно неприметное место травяного покрова.
- Here is what You sick.[14]
В это время к дому подкатил трак, и оттуда вышло двое смуглых мужчин, пояса которых были обвешаны набором многочисленных инструментов. Пока велись поиски главного крана, хозяйка вызвала их по телефону.
То, что увидели в следующую минуту Никита с Левой, их крайне удивило. В месте, только что указанном Дорси, мастера чуть разгребли землю с травой, открыли небольшую крышку и в глубине небольшой цилиндрической ниши перекрыли кран.
- Хотя это и Америка, - с кислым видом и потухшим взглядом произнес все еще не сдавшийся Никита, - но допустить такое?! Они же ни уха ни рыла не соображают в технике! Надо же, кран в земле. Влага, все ржавеет.
- Не учи плавать щуку, щука знает свою науку. - говорил Лева, кивая головой, - А вот подумай, - короче магистрали и экономия металла, а еще и энергии.
На прощанье их провожали Дорси и Пет, благодарили их за прекрасную работу, проведенную ими в саду и в гараже, передавали привет их женам.
Когда же Никита совместно с Левой поднимали электрокосилку, чтобы уложить ее в багажник, Дорси совершенно спокойно подошла к ним сзади и каждому вложила в карман по конверту.
Зимой в этом южном городе трава остается зеленой, но растет она очень медленно. Заказов на работу почти не было и заботливый сын, Сережа, переживая за отца, неоднократно, несмотря на свою крайнюю занятость, по выходным дням выезжал с ним за город, то на рыбалку к морю, то к водоему, где водятся раки. Сын в не меньшей степени уделял внимание и матери, заставив ее под давлением привести в порядок свои зубы у одного из самых престижных и дорогих дантистов города. Как - то он урвал даже пару часов на то, чтобы помочь другу своего отца, Леве, установить на своем компьютере русский шрифт.
В один прекрасный день, с погодой напоминающей русское "бабье лето", Никита предложил своему другу присоединится к ним и поехать на пляж, к Мексиканскому заливу. Лева согласился и предложил воспользоваться его машиной. Ему давно хотелось проверить ее на большие скорости и расстояния. Вместе с ними поехала и Мария. В пределах городского столпотворения машину вел Сережа. Как только выехали на загородный фривей[15], он остановил машину у обочины, и неожиданно предложил Леве руль.
- Покажи-ка, Лева, класс. Пусть отец порадуется на своего бывшего ученика.
Лева замер от удивления. Сергей доверяет ему свою жизнь и жизнь своих родителей, а он всего лишь несколько месяцев, как водит машину, и то по тихим улицам. А тут тебе скоростной фривей. На него спокойно смотрели три пары глаз, и он не мог сказать нет. Он только успел в этих взглядах уловить что то странное и необычное.
Сначала ехали почти молча. Потом начали вспоминать, как Никита учил Леву вождению.
- Я, - говорит Никита без особого желания, с несвойственной ему вялостью, - звоню ему и говорю: Слушай, друг, ты что же это уже третий день не звонишь и не тренируешься. Ездить нужно каждый божий день, если хочешь научиться. А он мне...
- А я ему, - перебил его Лева, решив, что за рулем лучше не молчать, но быть при этом особо осторожным - " Никитушка, - говорю, - дорогой, ну пожалей товарища своего. Дождь идет, и в боку что то болит.." А он, как рявкнет в трубку: "Что-о-о? Через пятнадцать минут я у тебя и чтобы был в полной форме. Ездить надо при любой погоде, понял? Ишь, ты, "дождик", какой то там еще "бок", понимаешь?!" И примчался. Я же просто боялся лишний раз сесть за руль. Поэтому - манкировал. А помнишь, Никитка, как ты издевался надо мной? Сидишь рядом и командуешь: направо, налево, прямо. Заведешь в какой то невообразимый лабиринт и потом: "А теперь выезжай на свою улицу". А я ни черта не запоминаю и умоляю тебя, помоги, я ведь с рулем еле справляюсь. Где уж мне помнить улицы. А ты - беспощадно: "Так вот, профессор. Это тебе не научный лабиринт, который можно и не распутать, но сказать, что сделал науку. Не выпутаешься сам, так и будешь вечно блуждать здесь". На этот раз я здорово озверел и со злости на тебя и на твою сатрапскую манеру таки выехал куда надо было.
Странно, но никого эти воспоминания не рассмешили. Лева забеспокоился, но смолчал. Надо было быть предельно внимательным к дороге. Он не один в машине.
Спустя минут сорок, далеко впереди показался крутой, высокий горбатый мост, перекинутый через пролив между континентом и одним из островов Мексиканского залива. По мере приближения к нему, впереди, весь могучий пестрый монолитный пяти рядный поток автомобилей, мчащийся на умопомрачительной скорости, приподнимало вверх на мост, как бы демонстрируя на огромном кино экране, величие и безумие века. Лева сильнее сжал руль и подался корпусом вперед. Страх, напряжение, и вместе с тем восторг охватил все его существо. Это не прошло мимо внимания, сидящего рядом, Сережи и тот насторожился. На стремительной скорости, заданной общим движением, они стали подниматься вверх по стреле моста. Казалось там, на вершине, она оборвется, и дальше они полетят ввысь к развернувшейся перед ними необъятной небесной голубизне, красочно и ярко озаренной солнечным светом. Но вот она, вершина. Перевал достигнут и перед ними гостеприимная панорама. Она развернула величественную картину единения небес с неугомонной морской стихией, вечно ласкающей своими теплыми волнами золотые пески прибрежного пляжа. И не менее волнительным было то, что за этим божественным великолепием укрывалась какая то притягательная тайна остального за ней мира.
С машиной заехали прямо на пляж, почти к самой воде, где Леву все обильно осыпали похвалами за отличное вождение.
- По тому, как вы всю почти дорогу молчали, похоже было, что души ваши в страхе пересидели все это время в пятках, - заметил Лева.
- Оно, конечно, мы молча молились, чтобы все обошлось, - непривычно спокойно и невесело произнес Никита.
Когда Сережа с мамой переоделись и ушли к воде, Никита сообщил такое, что Лева не в силах был сразу принять все это на веру.
- Сегодня, милый Левушка, у нас с Марией прощальный выезд к морю. Мы решили вернуться на Украину, в свои Черкассы. И на совсем. Сережа до сих пор не верит, что мы поступим вопреки его воле. Но это так. Мария живет здесь в полной изоляции. Почти ни с кем, кроме нас, не общается. Могла бы, но все ей не по душе. Только кухонными делами занимается. А я то почему здесь на балы не хожу? Душа болит, как вспомнишь, как, с какими песнями, плясками да под горькую рюмочку... Навеки видно присохли наши души к Днепровским кручам, и не оторвешь. Так что, друг ты мой хороший, не будет здесь нашей с тобой зеленой фирмы. - Никита сделал паузу и горько улыбнулся, - Не будет. А деньги, которые привезли, мы с ней решили оставить Сереже. Пусть он развивает свое дело. Он налаживает экспорт нефтяного оборудования в Россию. Так что прости, обнадежил я тебя...
Из открытого Левиного олдсмобиля раздавалась, записанная на кассету, душераздирающая песня Токарева:
В Нью Йорк прилетел мой братишка родной,
Из нашей любимой Одессы,
Приехал сюда повидаться со мной,
Что б больше не мучили стрессы...
Мы плачем с тобою, братишка родной,
И слез мы своих не стесняемся,
В Нью Йорке весна, жаль, что с каждой весной ,
Мы оба с тобою меняемся.
Двое шаловливых мальчишек из расположившейся недалеко от них молодой семьи, играючи задержались рядом с Левиным олдсмобилем. В какой то момент симпатичная светлолицая мама в черно-красном полосатом купальнике решительно встала и направилась к ним. Поравнявшись с Никитой, остановилась и присела.
- Простите, Вы, наверно, - русские. По музыке сужу. Я обожаю Вашу музыку, - Чайковский, Бородин, и эстраду тоже... Вы давно здесь живете? Наверное, недавно. Хорошо, что Вы к нам приехали. Там у Вас трудная жизнь. Мы с мужем желаем Вам счастья на нашей земле.
