Г е б е л ь. Вы можете быть уверены, что я не прощу вам этого. Нет-с, не прощу. (Уходит.)
Б е с т у ж е в. Какая подлость - молчать! Какая подлость!
Кн. Т р у б е ц к о й. Чтоб спасти все дело, приходится быть твердыми и сносить, пока это необходимо.
С е р г е й М у р а в ь е в. Да, сейчас как раз минута, чтоб поговорить о терпении.
(Входит Степан.)
С т е п а н. Из вашего баталиона, ваше высокоблагородие, пришли. Гебель Щура и Спасенихина драть велит, так не заступитесь ли?
С е р г е й М у р а в ь е в. За что?
С т е п а н. Две недели тому назад они у шинка набедокурили, так теперича вспомнил, собака. Это за сегодняшнее, чтоб сердце сорвать.
(Вбегают Спасенихин, Щур и солдаты.)
Щ у р. Заступитесь, ваше высокоблагородие. Десять шкур спустит. Господи!
С п а с е н и х и н. Может, уговорите. Срам-от какой, срам-от!
С е р г е й М у р а в ь е в. Что я могу сделать? Закон, слышите, закон и царь позволяют ему все, кроме убийства, а вам и мне велят терпеть. Пусть он рвет вам шпицрутенами мясо, пусть крадет ваш труд, крошит вам зубы, - вы должны молчать, потому что так хотят царь и закон. Ведь вы клялись быть ему верными, хотя бы он продавал вас, посылал в Сибирь, в шахты и в рудники, но разве вы не должны терпеть?
Б е с т у ж е в. Взбунтовать полк, немедленно, сейчас.
Кн. Т р у б е ц к о й. Опомнитесь, господа. Простое благоразумие...
Б е с т у ж е в. Бывают минуты, когда благоразумие становится трусостью.
(Входит Пестель.)
С т е п а н. Его высокоблагородие, полковник Пестель.
П е с т е л ь. Вместо приветствия я приношу вам новость: государь через два месяца прибудет на смотр 4-го корпуса под Белой Церковью.
Б е с т у ж е в. Ура! Наконец-то, Сережа!
С е р г е й М у р а в ь е в. Простите меня за мое бессилие, ребята. Терпеть надо в последний раз, и все же надо пока. Там, под Белой Церковью я спрошу вас: пойдете ли вы со мной туда, куда я поведу вас?
С о л д а т ы. Всюду, ваше высокоблагородие. Рады стараться! С вами до последней капли крови.
Кн. Т р у б е ц к о й. Я был здесь свидетелем совершенного безумия, да и теперь, кажется, свидетель его.
П е с т е л ь. Что делать, князь. Безумие движет мир вперед.
ЗАНАВЕС
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Мельница в имении Давыдова Каменке. Шервуд сидит у окна с инструментами.
Г р о х о л ь с к и й (снаружи). Ты что тут сидишь, Вечный Жид, т.-е. вечный унтер?
Ш е р в у д. А тебе что? Опять пьян? Человек - животное, когда не владеет всеми пятью чувствами.
(Грохольский входит.)
Г р о х о л ь с к и й. Ах, ты, философ с кожевенной фабрики. Пьян? Нет, брат, трезв, как сам король, когда он не пьет. Не слыхал, где тут пасека? Мой дядюшка, управляющий ее превосходительства Екатерины Николаевны Давыдовой, послал меня приказать принести меду. А где эта пасека, чорт ее знает. Я не бывал. Что только в большом доме делается! Гостей, барышень цветник, эдем, а в нем пери такие розовенькие, так и порхают, так и порхают. Что есть лучше женщины на свете, говори?
Ш е р в у д. Отстань.
Г р о х о л ь с к и й. Э, брат, шалишь, не обманешь. Ты философов перед начальством ломай, перед Муравьевым. А уж я, благодаря святым или чорту, разглядел тебя. Чего вчера вечером к стеклу прилип? У старухи внучки первый сорт.
Ш е р в у д. Ну, и глядел, ну, и что же? А мне разве нельзя? А может, и нельзя. Это им, сытым, жирным можно. Почему? Разве не из одной глины бог лепил, как по их же предрассудкам сказано. Терпи и щеку подставляй. А почему только мне щеку-то подставлять? Может, ударить-то и я не хуже сумею.
Г р о х о л ь с к и й. Ну, на этом брат, большого уменья не требуется. Каждый козел рогат.
Ш е р в у д. Сообразили верно. Я, впрочем, не против мордобоя, на нем мир держится. Я только против неправильного распределения мордобоя. Почему у одних - кулаки, а у других только щеки? Почему одни могут быть честными, а другие нет? Муравьев - честный, а Шервуд - подлец. А может, я тоже был бы честным, как бы...
Г р о х о л ь с к и й. Был Муравьевым? Да ведь тогда бы не был ты Шервудом.
Ш е р в у д. Он на меня, как на гада взглянул. А я ему душу открыл. Оттолкнул, ничего не сказал. Ведь недаром меня Вадковский к нему послал, знаю, затевают что-то. Ненавижу его, как он смеет молчать! Душу вывернул и швырнул с отвращением. Можешь ты это понять?
Г р о х о л ь с к и й. Да ведь он, наверное, не просил ее выворачивать.
Ш е р в у д. Донес на меня, наверно, донес. Да только нет, не докажет. Заметил и я нечто эдакое маленькое, а вырастет - никакое благородство не поможет.
Г р о х о л ь с к и й. Да чего ты? Муравьеву можно, у него душа хорошая.
Ш е р в у д. Глаза добрые, а из них холодок синий глядит. Как не презирать ему меня, Шервуда, человека, стоящего у окон. Да, да, стоял и смотрел, как бегают по паркету ножки в белых туфельках, маленькие, беленькие.
Г р о х о л ь с к и й. Ну, вот это так. Да, брат, это великое дело ножки.
Ш е р в у д. И все для них, для мундиров гвардейских. А для нас ничего.
Г р о х о л ь с к и й. Ничего? Да, брат, ничего. А ведь она со мной говорила, Марина Александровна, Киприда среди муз.
Ш е р в у д. Что же она сказала?
Г р о х о л ь с к и й. "Попросите, говорит, Василий Мельхиседекович". Как нарочно - этакое имя безобразное. "Попросите, говорит, нам лодки приготовить, мы на мельницу поедем".
Ш е р в у д. Дурак!
Г р о х о л ь с к и й. Чего ты ругаешься? С тобой-то и того не говорили.
Ш е р в у д. Зачем они сюда каждые две недели ездят?
Г р о х о л ь с к и й. Кто?
Ш е р в у д. Командиры полков и младшие офицеры. Всегда одни и те же. Они вина не пьют, танцуют мало и все говорят о чем-то, собравшись во флигеле.
Г р о х о л ь с к и й. Вот загадку нашел. Нынче мода такая, чтоб дамам понравиться. Все они пери да гурии. Донеси-ка генералу, сам приедет. Он до гурий-то охотник. Ну, пойду эту чортову пасеку искать. (Уходит и поет.)
У моей у милой глазки,
Словно ангельский букет.
Коли взглянешь без опаски
На земле покою нет.
(Входит Степан.)
С т е п а н. Ты их высокоблагородия не видал?
Ш е р в у д. Ты? Как ты смеешь!
С т е п а н. А ты что за генерал?
Ш е р в у д. Не генерал, а чище тебя, хам.
С т е п а н. Ну, ты, не кричи. Кричать-то и я умею. За своим делом гляди лучше. Нет хуже вас, с одного боку образованные. Мы-де в университете в передней стояли.
(Шервуд бросает инструменты и уходит.)
М а р и н а (за сценой). Сюда, Мишель, к мельнице.
С о ф ь я. Нас перевернет. Ради бога, возьмите у нее весло, Сергей Иванович! Да не наклоняй так лодку, Марина.
М а р и н а. Я хочу достать лилию.
М-м Л о р э. Марина! Марина!
Б е с т у ж е в. Я не дам ей упасть, madame.
С о ф ь я. Наконец, берег. С тобой невозможно кататься!
(Входят: Сергей Муравьев, Бестужев, Марина, Софья и м-м Лорэ.)
С т е п а н. Вам письмо, ваше высокоблагородие.
С е р г е й М у р а в ь е в. Хорошо. Не забудь принести сюда ящик. Мы все будем здесь.
С т е п а н. Никак нет, не забуду.
(Степан уходит. Марина и Сергей Муравьев подходят к окну, в стороне от остальных.)
М а р и н а. Осень. Золото на воде, а клены красные, как заря. Сергей Иванович, скоро?
С е р г е й М у р а в ь е в. Государь будет через две недели под Белой Церковью.
М а р и н а. Одна минута, один шаг - и вся Россия станет на голову. И это будет все ваше, - победа, освобождение, а нам... мне страх, один страх. Как мы бедны, Сергей Иванович! Я буду только ждать и бояться, страшно бояться.
С е р г е й М у р а в ь е в. Такова участь невесты заговорщика: бояться и ждать.
М а р и н а. А вы сами... вы...
(Входят: Стрешнев, Кузьмин, Аннет и др. гости. За ними крепостные музыканты.)
С т р е ш н е в. Мы отстали... Но вечер так хорош.
А н н е т. Здесь, значит, мелют, как это... кукурузу?
Б е с т у ж е в. Кто пишет, Сережа?
С е р г е й М у р а в ь е в. Фон-Визин. Он не может быть сегодня.
С т р е ш н е в. Поэты любят мельницы. Вы не находите, что в этой темноте много таинственности?
А н н е т. Кажется, что здесь прячутся эльфы и сильфиды, чтоб ночью начать свой хоровод. Ах, давайте попробуем подражать этим созданьям.
С т р е ш н е в. Хоровод? Прекрасно. Все эльфы пожелтеют от зависти.
А н н е т. Будем, как эти... по-русски "простолюдины"? Да?
М а р и н а (Сергею Муравьеву). Вы хотите ехать завтра?
С е р г е й М у р а в ь е в. Да, непременно.
М а р и н а. Вы стали снова редко бывать у нас. Если б я... и Мишель попросили вас остаться?
С е р г е й М у р а в ь е в. Мне бы не хотелось в чем-нибудь отказать вам, но мой отпуск кончается на этой неделе.
М а р и н а (подавая ему лилию). Возьмите.
С е р г е й М у р а в ь е в. Мне кажется, она должна принадлежать Мишелю.
М а р и н а. Да? (Бросает лилию в реку и подходит к Аннет.) Хоровод? Возьмите и меня.
С о ф ь я. (Муравьеву). Вы не хотите участвовать в сельских забавах?
С е р г е й М у р а в ь е в. Нет, я не умею играть в "простолюдина". Ваши маки осыпаются.
С о ф ь я. На вашей перчатке лепестки, как кровь.
С е р г е й М у р а в ь е в. Кровь - долг каждого военного.
С о ф ь я. Ах, нет, бросьте их.
