- Позовем Этеле, Ханеле и Шмулика.
- Нету, никого нету... - рыдает Ривкеле.
- Не плачь, Ривкеле, я сейчас... Шуля торопливо взбегает по лестнице в останавливается перед дверью квартиры Коганов. Стучит - ответа нет. Минута колебания, и Шуля, толкнув обеими руками дверь, влетает внутрь. Тишина. Ни слуху, ни духу. Шуля забегает в спальню, она же детская. Комната пуста. Постели не убраны. Груда подушек и перин. Белье разбросано по полу, на стульях. Красные носки лежат на тумбочке. "Этины", - узнает Шуля. Из рабочей комнаты портного доносятся шаги. "Видно, вернулись", - радуется Шуля. Здесь, как и в спальне, тоже разбросаны куски материи, недошитые платья, тарелки с остатками еды.
- Что ты здесь делаешь?
Раздается голос, и Шуля вздрагивает. Перед ней стоит Бируте, дочь дворника, что училась у Когана шить.
- А ты что здесь делаешь? - сердито отвечает ей Шуля.
- Не твое дело. Жиды удрали. Теперь я тут хозяйка.
Шуля смотрит на нее и с трудом узнает. Дочь дворника одета в синее платье госпожи Коган. Платье ей не по размеру - широко и длинно.
- Ничего, подгоню, - хвастает Бируте, как бы подслушав мысль Шули, все платья Коганши подгоню себе.
- Но ведь они не твои.
- Теперь все мое, - смеется Бируте. - И у вас все заберем.
- Не дадим. Не дадим! - чуть не плачет Шуля.
- Вы жиды... Всем жидам капут! - и Бируте проводит рукой по горлу. Чтобы доказать Шуле, что она и впрямь тут хозяйка, Бируте распахивает настежь дверцы шкафа, вытаскивает оттуда платья, рубашки и прочую одежду в сваливает все на стол, стулья, на пол. Под конец Хватает что-то красное и швыряет Шуле под ноги.
- Не смей, это Ханеле! - вырывается у Шули.
- Ха-ха-ха, нет никакой Ханеле, - хохочет Бируте и швыряет в Шулю детскую одежду. На полу валяется Рина, любимая кукла Ханеле.
Голова куклы расколота надвое, пятном крови краснеет ее платье на разбросанном белье. Шуля с трудом трогается с места. Ривкеле в саду уже нет. На столе и скамейке остались кулечки с конфетами и медовыми пряниками, которые она принесла на день рождения.
ЗАБРАЛИ ОТЦА
Весь тот день стрельба не прекращалась. Стены дома дрожали. Стекла вылетели из окон, и осколки разлетелись по двору. Шуля с родителями спустились в подвал. Здесь уже были Давид и Ривкеле. Мрак, запах сырости и плесени.
Как долго они уже сидят в подвале? Шуля потеряла счет времени. Палят и палят без конца... Весь дом трясется. С улицы доносится конский топот. Раздается жалобное ржанье, потом стихает.
Глаза Шули уже привыкли к темноте. Она видит прислонившуюся к стене, будто задремавшую маму. Ривкеле тоже уснула, положив голову на колени Виленской. Сам Виленский беседует шепотом с доктором. Давид пытается залезть на ящик и выглянуть наружу через решетку окна. Но отец сердито прикрикнул на него. Он вернулся и сел на землю возле Шули.
Шуля обращает на него взгляд, полный тревоги.
- Зачем бывают войны? - шепчет она, как бы рассуждая сама с собой.
Вдруг ее отец прервал разговор с Виленским, встал и тронул жену за плечо. Она открыла глаза.
- Пойду разузнаю, что слышно, - -сказал отец и вышел.
- Макс, только ненадолго, - кричит ему вслед со страхом мать.
Прошло полчаса, отец все не возвращался. Шуле кажется, что минули часы. Мать тоже с тревогой посматривает то на дверь, то в окно. Спустя час дверь подвала распахнулась.
- Папа! - радостно вскакивает Шуля и бежит к нему, но тут же замолкает. Отец, бледный, прислонился к стене, поддерживая правой рукой локоть левой. На рукаве белой рубашки - два темных пятна.
- Макс! - дрожащим голосом вскрикивает мать. - Что случилось? Ты ранен?!
- Тихо, не шуми. В меня стреляли, задели немного руку... Ничего... Русских в городе нет, литовцы убивают на улицах евреев.
- Ой, Боже, Боже, пропали мы, пропали! .- заплакала Виленская.
- Тише! - прикрикнул на нее доктор. .- Шауляи ходят из дома в дом, ищут евреев. (шаулис - Siaulys, полицейский, по-литовски дословно стрелок, не путать с названием города в Литве - Шяуляй, ldn-knigi)
Все замолчали, даже дети притихли. Поняли, что опасность велика. Всю ночь оставались в подвале. Начал мучить голод. Еду, которую захватили из дому, давно съели. Вода тоже вся вышла. Нужно принести ее сверху, но подниматься в квартиры нельзя. Кто-нибудь может заметить и сообщить шауляям. Шуля чувствует, как будто тяжелый груз давит ей на голову. Но она молчит. Не хочет причинять родителям новые заботы. Вдруг голова ее сама падает маме на грудь.
- Что с тобой, доченька? Ты вся горишь! Мать щупает ей лоб. Отец тоже трогает лоб девочки, берет ее за руку и проверяет пульс.
- Идем наверх, Эстер, - говорит он, - девочка больна.
Отец ставит Шулю на ноги и, поддерживая, помогает ей подняться из подвала.
У Шули жар. Отец ходит по комнате взад и вперед с перевязанной рукой. Подходит к постели дочери, молча смотрит на нее и возвращается к окну.
В комнату входит мать.
- Макс, я спущусь на минутку к лавочнику, может, достану у него немного муки.
- Не ходи сейчас, никуда не ходи.
Вдруг звонок...
Отец с матерью смотрят друг на друга. Мать подходит к двери, но рука ее застыла в воздухе. Отец сам открывает дверь.
- Уршула?!
Но Уршула не одна, с нею двое вооруженных мужчин в серой форме. Из уст матери вырывается испуганное восклицание. Отец, побледнев, прислоняется к стене, однако спокойно обращается к Уршуле:
- Кто эти люди и чего они хотят?
Уршула не отвечает, она смотрит с издевкой и молчит.
- Кто мы - не твое, жид, дело, - цедит сквозь зубы один из мужчин, - а зачем пришли, сейчас узнаешь. Пошли!
- Макс! - вцепилась в него мать, будто желая защитить его изо всех сил. - Куда вы его ведете? Что плохого он вам сделал? Он ведь врач, оставьте его!
- Не нужны нам врачи жиды! - в глазах у мужчины ненависть,
- Давай! - кричит второй, приземистый, широкоплечий мужик, и прикладом ружья подталкивает отца.
- Уршула, помоги нам! За что ты так?.. Ведь мы тебе ничего плохого не делали, - пытается смягчить сердце домработницы мать.
- Чтоб вы тут больше не хозяйничали. Хватит, поиздевались над нами на литовской земле! Ни один жид здесь не останется! - вызывающе бросает матери Уршула и замахивается на нее, чтобы ее ударить.
- Чего ждешь? Давай! - кричит на отца один из бандитов и толкает его к двери.
- Макс, Макс! - бросается за ними мать.
- Папа, папочка! - плачет в кровати Шуля.
- Уршула, за что? Что мы тебе сделали? - повторяет мать.
- Если хочешь, можешь идти за ним. Не думай, что ты останешься в своей квартире.
- Уршула, - умоляет мать, - возьми квартиру и все, что есть в ней, одежду, мебель, только спаси его.
- Поздно уже спасать, - торопливо отвечает Уршула, и выходит, хлопнув дверью.
- Папочка, куда пошел папа? - бежит к двери больная Шуля. Босиком, в ночной рубашке она выглядит такой маленькой и несчастной.
- Тише, доченька, - пытается успокоить ее мать, - иди в постель, папа вернется. Он доктор, ничего плохого людям не сделал.
Но отец Шули больше не вернулся.
СРЕДИ ЛЮДЕЙ
Шуля видит сон. Она карабкается на высокую гору, капли пота текут со лба, катятся по губам. Она тяжело дышит: до вершины еще далеко, а ноги уже изранены в кровь. Наконец она почти у самой вершины. Но вдруг перед ней глубокая черная пропасть. Шуля теряется. Что делать? Дорога исчезла, а впереди - пропасть.
Вдруг кто-то хватает ее в с силой толкает вперед. У Шули вырывается крик ужаса. Она скатывается с вершины - и просыпается.
Возле кровати стоит мать и держит ее за плечо.
- Вставай, дочка, скорей, нужно уходить отсюда !
Шуля еще не совсем проснулась. Она прижимается щекой к мягкой и гладкой руке матери: как хорошо, что это был только сон. Сейчас войдет папа и поцелует ее в лоб.
- Одевайся, доченька, мы должны оставить квартиру, - торопит ее мать.
Лишь теперь Шуля вспоминает, что произошло за последние дни, и радость пробуждения исчезает. Только вчера немного спал жар. Лицо девочки все еще бледное, под глазами синие круги.
- Мамочка, куда пойдем?
- Сама не знаю, доченька. Глаза матери красны от слез. Она уже готова: одета в серый костюм, на руке плащ.
- Возьми, Шуля, этот узелок, - протягивает ей мать небольшой узел, сама берет второй и прячет его под плащом.
Они выходят в коридор, спускаются по лестнице. Шуля остается в подъезде, а мать осторожно выскальзывает во двор, оглядывается и машет дочери рукой. Предрассветная мгла. Небо темно-серое, только на востоке чуть порозовело. Двор пуст. Улица тоже погружена в сон. Мать торопливо пересекает мостовую и входит в первый переулок.
- Тише, дочка, осторожней, - голос матери дрожит.
Спустя четверть часа мать останавливается перед серым четырехэтажном домом. На двери табличка: "Д-р Витис, глазные болезни".
Госпожа Вайс тянет за ручку двери.
- Слава Богу, дверь открыта! - с облегчением вздыхает мать.
Они поднимаются на третий этаж и останавливаются перед дверью с маленькой белой табличкой "Доктор Витис". Мать нажимает на кнопку звонка. Не открывают. Звонит еще раз. За дверью слышны шаги.
