Вытащили Никиту из проруби длинным чаутом. Переодеваться пришлось на открытом воздухе. Помогали ему всей командой. Долго возились, пока сняли с него обледеневшие когагли, брюки и так далее и заменили все "запасными частями". Немало чистого спирта ушло на растирание огромного Никиты, и не только на растирание.
- Повезло, - сказал Коянто позже (Владимир Косыгин или Коянто камчатский поэт, участник экспедиции. - Ф. Р.), - если бы на этом участке впереди шел не Никита а, скажем, я, то я бы просто захлебнулся. Впервые по-настоящему понял, какое это бесценное преимущество - высокий рост..."
Тем временем незадолго до Нового года - 18 декабря - Михалкову на Камчатку пришла радостная телеграмма от директора творческого объединения "Время" Л. Канарейкиной: "Дорогой Никита. Картина "Свой среди чужих..." оставлена в плане выпуска в 74-м году. Пленка "Кодак" пока физически отсутствует на студии. Заявку присылайте. Поздравляем с наступающим Новым годом".
Заявку на фильм Михалков прислал в Москву уже в следующем году, а затем стал готовиться к дембелю. Очередной приказ министра обороны о призыве в ряды Вооруженных Сил новой партии призывников и увольнении из армии отслуживших свой срок увидел свет в конце марта 1973 года. По этому приказу должен был "дембельнуться" и Михалков. Причем, чтобы ускорить этот процесс, киношное руководство выступило с инициативой перед Минобороны, чтобы оно уволило их подопечного в числе первых. Но те их просьбу проигнорировали. 26 марта в Москву пришла телеграмма из войсковой части № 20592, где проходил службу Михалков, за подписью ее командира Крижевского. Она гласила: "Согласно закона военнослужащий Михалков Н. С. будет уволен в первой декаде мая 1973 года".
Но, видимо, затем в дело вмешались какие-то высокие силы и домой Михалков вернулся в первой декаде апреля. И сразу же бросился не на студию, а к своей невесте Татьяне Соловьевой. Вот как она сама вспоминает об этом:
"Я ждала Никиту весь год. Писала на Камчатку письма. Никита тоже часто писал, причем очень серьезные письма: с цитатами Толстого, разных философов. Я показывала их подругам и недоумевала: а где же про любовь? Любит он меня или нет?
А накануне возвращения Никиты из армии я поменяла квартиру. Но адрес ему не успела сообщить. Так вот Никита вместе с Сережей Соловьевым сел на такси и стал объезжать все новые дома на проспекте Вернадского. Об этом переезде разговор шел давно, поэтому район Никита знал. Ходил по подъездам и узнавал, не живет ли здесь манекенщица. Так ему показали мою квартиру. Я открываю дверь, а там он, в морской форме. Мы сразу поехали в Дом кино, с которым тогда были связаны все события. Предложение, кстати, он мне тоже сделал в Доме кино. Собрал там всех самых близких своих друзей и торжественно при них предложил мне выйти за него замуж. Я очень смутилась, но, конечно, ответила "да"..."
Однако свадьбу молодые сыграют через несколько месяцев после этого, причем не в Москве, а в Грозном, где будут проходить натурные съемки фильма "Свой среди чужих..." Но не будем забегать вперед.
10 апреля 1973 года вышел приказ по "Мосфильму" о том, что работы по фильму возобновляются. Спустя ровно месяц сценарно-редакционная коллегия вынесла свое заключение по режиссерскому сценарию "...И пятьсот тысяч в придачу" ("Свой среди чужих..."), в котором отмечалось:
"В сценарии произошли довольно сильные изменения по сравнению с литературным вариантом, как в плане смысловом, так и в драматургическом и композиционном. Внимание авторов теперь несколько переключено с приключенчески-детективного хода на вновь введенные в сценарий эпизоды жанрового и комедийно-поэтического характера. Основная мысль этих эпизодов - верность дружбе и идеалам революционной молодости.
Сценарий от этих изменений несколько потерял в остроте и драматичности интриги, но зато приобрел интересные детали человеческого поведения, легкость и ненавязчивость сценарных решений".
САРЫЧЕВ, ЛЕМКЕ, КАЮМ И ДРУГИЕ
11 мая начался подготовительный период в постановке фильма, во время которого выбирались места для натурных съемок, строились декорации, подбирались актеры на главные и эпизодические роли.
Первоначально Михалков предполагал снимать натуру в Сибири и на Дальнем Востоке. Но затем по каким-то причинам (то ли из-за трудностей переезда, то ли из-за нежелания вновь возвращаться туда, где он недавно тянул армейскую лямку) он от этой идеи отказался, остановившись на окрестностях Москвы и Грозного. В подмосковном городе Марфино начали строиться декорации "Изба есаула" и "Двор губкома".
В деле подбора актеров Михалков пошел нетрадиционным путем - кинопроб в привычном понимании слов он не устраивал (когда на одну роль пробуются несколько человек), а пригласил по одному актеру, на которых он остановил свой выбор еще год назад. Так, роль председателя губкома Сарычева досталась актеру ленинградского театра Ленсовет Анатолию Солоницыну, чекиста Егора Шилова - актеру столичного театра "Современник" Юрию Богатыреву (его Михалков снимал еще в своей дипломной работе "Спокойный день в конце войны"); бывшего кавалериста, а ныне начфина Забелина должен был сыграть актер драмтеатра имени Станиславского Сергей Шакуров; председателя ЧК Кунгурова - актер Театра на Таганке Александр Пороховщиков; чекиста Липягина - актер ЦТСА Николай Пастухов; ротмистра Лемке - Александр Кайдановский, который на тот момент проходил срочную службу в рядах алабинского кавалерийского полка, состоявшего на хозрасчете у "Мосфильма"; предателя, взявшего себе фамилию рабочего Никодимова - актер МХАТа Николай Засухин, есаула Брылова - сам Никита Михалков; железнодорожного служащего Ванюкина - актер МХАТа Александр Калягин, казаха Кадыркуна - актер театра "Современник" Константин Райкин (о том, как из казаха получился татарин Каюм, разговор еще пойдет впереди).
А. Солоницын родился 30 августа 1934 года в городе Богородске Горьковской области. Его отец был журналистом - работал ответственным секретарем газеты "Горьковская правда".
Стоит отметить, что первые несколько лет своей жизни будущий актер носил совсем другое имя - Отто. Дело в том, что в тот год, когда он появился на свет, страна с восхищением следила за подвигом героев-челюскинцев. Не был исключением и отец Солоницына. Поэтому, когда он узнал, что судьба послала ему мальчика, он назвал его в честь научного руководителя экспедиции Отто Юльевича Шмидта. Однако с началом войны это имя стало многими восприниматься как враждебное, и Отто стал Анатолием.
Мечта стать артистом возникла у Солоницына еще в школе, поэтому после ее окончания, в 1955 году он отправился в Москву - поступать в ГИТИС. Но эта попытка оказалась неудачной, и он вернулся домой, что называется, не солоно хлебавши. Чтобы не сидеть на шее у родителей, устроился в геологическую партию. Год пропутешествовал по стране, а летом 56-го вновь подал документы в ГИТИС. И опять повторилась прошлогодняя история: он прошел всего лишь два тура и на последнем с треском провалился. Умудренные опытом экзаменаторы никак не хотели разглядеть в нем будущую знаменитость. Сам Солоницын в письмах брату Алексею так объяснял причину своей неудачи: "Всю жизнь не везет мне. Как печать проклятия лежит на мне трудность жизни.
Чтобы поступить в институт, нужны не только актерские данные. Бездарные люди с черными красивыми волосами и большими выразительными глазами поступили... Комиссия поверила им. Мне не верят. Никто не верит. В этом моя беда. Для института нужна внешность, а потом все остальное. Комиссии нужно нравиться..."
И все же мечта Солоницына стать актером сбылась. После того, как он и в третий раз (!) не поступил в ГИТИС, на помощь ему пришел его брат Алексей. Он посоветовал ему попробовать поступить в театральную студию при Свердловском драмтеатре. Анатолий послушался брата и с первой же попытки был принят в студию. Закончил он ее в июне 1960 года и был зачислен в штат этого же драмтеатра.
Этапным в творческой карьере Солоницына стал 1965 год, когда судьба свела его сразу с двумя известными кинорежиссерами: Глебом Панфиловым и Андреем Тарковским. Первый тогда работал режиссером свердловского телевидения и приступал к работе над телефильмом "Дело Курта Клаузевица". На главную роль - немецкого солдата Курта Клаузевица - он пригласил именно Солоницына. Это была первая роль актера вне стен драматического театра.
С Тарковским Солоницын познакомился при следующих обстоятельствах. В журнале "Искусство кино" был напечатан сценарий фильма "Андрей Рублев". Прочитав его, Солоницын настолько загорелся желанием сыграть главного героя, что надумал немедленно ехать в Москву и самому проситься на роль. И хотя все его друзья и коллеги отговаривали его от этого шага, называя его авантюрой, Солоницын поступил по-своему и отправился в Москву.
После первой кинопробы единственным человеком, который увидел в Солоницыне Андрея Рублева, был Тарковский. Его все пытались переубедить, и Тарковскому пришлось сделать еще две кинопробы, но даже после этого мнение его оппонентов не изменилось. Сам Михаил Ромм убеждал Тарковского отказаться от своего решения снимать Солоницына в главной роли, не говоря уже об остальных членах худсовета "Мосфильма". Но режиссер упрямо стоял на своем. Когда ситуация достигла критической точки, Тарковский решил использовать последний шанс. Он взял фотографии двух десятков актеров, снимавшихся в пробах к "Рублеву", и отправился к реставраторам, специалистам по древнерусскому искусству. Разложив перед ними эти фотографии, он попросил выбрать из них актера, наиболее соответствующего образу великого художника. И все опрашиваемые дружно указали на Солоницына. Так были рассеяны последние сомнения на этот счет.
