После моего категорического отказа участвовать в этом спектакле меня несколько раз предупредили об ужасной участи моей в случае отказа дать показания против Собчака А. А. Предупредили о предстоящем через два дня допросе в качестве свидетеля руководителем следственной бригады генералом Прошкиным.
Все угрозы оперативных работников в мой адрес подтверждались действиями. За отказ дать показания против Собчака А. А. я получила возможность испытать весь ужас следствия на себе. Меня допрашивали в качестве свидетеля по 8-12 часов подряд. Я теряла сознание прямо на допросах и попала в больницу с диагнозом "мозговой криз". Это состояние продолжалось до сентября 1996 года, и казалось, что предела нарушениям моих человеческих прав нет.
Меня допрашивали без протокола прямо в больнице в июле 1996 года. Обманывали врачей, пугали медперсонал, доводя до абсурдности ситуацию, при которой я не могла находиться в той или иной больнице. Мне не позволяли лечиться ни в больнице, ни дома, где я находилась после выписки из больницы и могла продолжать лечиться вне стационара. Психологический прессинг переходил все дозволенные рамки.
Меня, больную, забрали на даче в конце августа 1996 года и в сопровождении оперативных работников насильно увезли на очную ставку с Евглевской А. А. в Лефортовскую тюрьму в Москве, чтобы, учитывая мое крайне тяжелое состояние здоровья, попытаться все-таки добиться от меня подтверждения своих лживых, выстроенных на домыслах и обмане предположений против Собчака А. А. И когда очередной молниеносный акт оперативников не сработал, группа работников Управления по борьбе с экономическими преступлениями Санкт-Петербурга, руководимая местной коммунистической организацией, составила мерзкий и ложный по содержанию донос в Государственную Думу своим "духовным отцам" в лице Иванова и Гдляна, умеющим фабриковать подобные дела еще с коммунистического прошлого, когда сажали всех, на кого пальцем показал сосед. В этом обращении к Думе, используя абсолютную ложь, эти оперативные работники, а именно Данилов Николай Николаевич и Меньшиков Константин Николаевич, добились продления срока для издевательств и создали новую следственную бригаду в усиленном депутатами составе. Учитывая, что против Собчака А. А. не удалось в течение года доказать ничего - не получилось уговорить, запугать и устрашить привлеченных к делу людей, - последовало продолжение. Были затрачены огромные деньги из коммунистических источников, и, следовательно, нужен был любой результат любой ценой.
Новая группа получила новое задание: раскрыть коррупцию чиновников, работавших с Собчаком А. А., а точнее, сфабриковать дело или же против Собчака, или против его приближенных.
И начиная с апреля 1997-го все следственные действия снова возобновились. Компроматы как снежный ком собираются на меня, мою семью и родственников. Положение усугубляется еще и тем, что в России продолжается политическая борьба и в методах этой борьбы нет предела "совершенству". Обвиняются в коррупции, и прокурор города Санкт-Петербурга, и руководители многих некоммунистических газет.
В этой ситуации ни о каком правовом поле рассмотрения дела, фабрикуемого против меня или еще кого-нибудь, связанного с громким политическим именем Собчака А. А., не приходится говорить. Все вне закона.
Не будучи уверенной ни в одном своем дне после возвращения из США, я оставляю это письмо для использования и огласки через международные организации в защиту прав человека.
Да поможет мне БОГ!
Харченко Лариса Ивановна".
К моменту, когда я пишу эти строки, многие участники следственной группы были уволены из органов прокуратуры и МВД. Почти все организаторы этого дела потеряли свои посты. Коржаков, Сосковец, Барсуков, Куликов, Скуратов - все они уже не у дел, в отставке, но их дело живет. Сказывается инерция, да и просто профессиональное нежелание признать, что "дело" надуманное, пустое, провокационное.
Сегодня руководители следствия утверждают, что для его завершения им необходимы мои показания. Хочу напомнить им о существовании статей 49 и 51 Конституции РФ, признающих за обвиняемым право не давать каких-либо показаний по своему делу. Но весь фокус состоит в том, что за четыре года следствия по "делу" Собчака я фигурирую в нем как свидетель. Нынешние следователи Генпрокуратуры, верные принципу Вышинского - Ежова о признании обвиняемого как главном доказательстве, хотели бы сначала выбить у свидетеля нужные им показания, а потом уже решать вопрос о передаче дела в суд.
Кстати сказать, я сам неоднократно пытался помочь следствию и дать показания. Свидетельство тому - два, увы, безответных письма, посланных мной генеральному прокурору - одно еще будучи в Петербурге, другое - из Парижа. Вот они.
Генеральному прокурору РФ Скуратову Ю. И.
от Собчака А. А., проживающего по адресу:
Санкт-Петербург, Мойка, 31, кв. 8.
Заявление
Уважаемый Юрий Ильич!
Как Вам известно, 3 октября с.г. работники следственной группы Генпрокуратуры совершили попытку моего фактического задержания с целью "допросить в качестве свидетеля", как они объяснили это потом в своих интервью СМИ.
Я говорил Вашим сотрудникам о своем плохом самочувствии, о том, что у меня была предварительная договоренность о встрече с врачом, о том, что я не отказываюсь от допроса, но прошу перенести его на более позднее время - после посещения врача, но мне в этом было отказано.
Дальнейшие события Вам известны - сейчас я нахожусь в кардиореанимации с диагнозом острый инфаркт миокарда. Сейчас, спустя три недели, мое состояние стабилизировалось. Поскольку сотрудники следственной группы продолжают в СМИ распускать слухи о том, что я якобы "испугался допроса" или что моя болезнь уловка, чтобы уйти от дачи показаний, я заявляю, что мне нечего скрывать и я готов ответить на вопросы следователей.
Учитывая, что, по-видимому, мне вскоре предстоит операция, я хотел бы, по понятным причинам, чтобы моя встреча со следователями состоялась до операции.
Думаю, что состояние здоровья и разрешение врачей позволят мне это. Надеюсь, что Вы понимаете, что травля, продолжающаяся в СМИ с подачи "источников, близких к следственной группе", не прибавила мне здоровья, но тем более я не хочу давать повод для новых инсинуаций.
Прошу Вас выделить для моего допроса любого следователя, но не из тех, кто своими грубейшими процессуальными нарушениями и бесцеремонным обращением с законом уже довел меня однажды до больничной койки.
А. А. Собчак.
23. X. 97 г.
И второе:
Генеральному прокурору РФ Скуратову Ю. И.
от Собчака Анатолия Александровича,
проживающего по адресу:
Санкт-Петербург, Мойка, 31, кв. 8.
Уважаемый господин Генеральный прокурор!
Мне стало известно о заявлении руководителя следственной группы Генпрокуратуры г-на Лысейко о том, что группа не может завершить расследование по делу фирмы "Ренессанс" из-за невозможности получить мои свидетельские показания по данному делу. Это очередная ложь, которой за три года ведения следствия накопилось более чем достаточно. Напомню, что 23 октября 1997 года я из больницы написал на Ваше имя заявление о своей готовности дать свидетельские показания следователям и о том, что врачи разрешили сделать это. Однако ответа (реакции) на мое заявление не последовало.
2 февраля 1998 года в телефонном разговоре с Лысейко я вновь подтвердил свою готовность дать свидетельские показания в официальной обстановке в Российском посольстве во Франции. Лысейко обещал в течение 1-2 недель сформулировать вопросы и направить их по официальным каналам в Париж. Но и этого не произошло.
Считаю, что попытка сфабриковать против меня уголовное дело и расправиться со мной имеет явную политическую подоплеку и ничего, кроме вреда, ни Вашему ведомству, ни России не принесет.
Я по-прежнему готов ответить на любые вопросы следователей, так как мне нечего скрывать и бояться - я никогда не совершал каких-либо действий, противоречащих закону. Опасаюсь я только одного - недобросовестности следствия и грубых нарушений законности со стороны Ваших подчиненных, как это уже имело место 3 октября 1997 года при незаконной попытке моего задержания.
С уважением и готовностью ответить
на любые Ваши вопросы
Анатолий Александрович Собчак.
9 марта 1998 года.
О подробностях самой этой истории с моим задержанием я расскажу чуть позже, а здесь хочу только напомнить, что суд и только суд может признать кого-либо виновным в совершении преступления. Но именно суда боятся организаторы данного "дела" - ведь суду им предъявить нечего. Газетными статьями доказательств не заменишь! Поэтому они будут затягивать следствие как можно дольше, на годы. По старому принципу Ходжи Насреддина: либо шах помрет, либо ишак сдохнет.
И еще они надеются на то, что годы проходят и все в конце концов забудут и Собчака, и его злополучное "дело".
