А н н а. Это верно.
Н а т а л ь я. Значит, нужно жить в бедности.
В а с с а. Вот, вот. Именно - так. Ты попробуй, Натка, испытай. Выходи замуж за Онегина и поживи. Он будет подпоручиком в пехоте, ты - полковой дамой, есть такие. Приданого я тебе не дам, и жить будете вы на сорок целковых в месяц. На эти деньги: одеться, обуться, попить, поесть и гостей принять да покормить. Детей заведёте на эти же деньги, да...
Н а т а л ь я. Я детей родить не стану. Зачем несчастных увеличивать?
В а с с а. Это, конечно, умно. Зачем, в самом деле? Так вот, Онегин, впереди-то у тебя сорок целковых и денщик, каждый день будет котлеты жарить из дешёвого мяса с жилами.
Е в г е н и й (мрачно). Я, может быть, во флот перейду...
Л ю д м и л а. Я тоже не пойду замуж, страшно очень! Я лучше путешествовать буду, ботанические сады смотреть, оранжереи, альпийские луга...
Н а т а л ь я. Всё это переделать надо - браки, всю жизнь, всё!
В а с с а. Вот и займись, переделай. Гурий Кротких научит, с чего начать.
Н а т а л ь я. Я без него знаю - с революции!
В а с с а. Революция вспыхнула да и прогорела - один дым остался.
А н н а. Это вы - про Государственную думу?
В а с с а. Ну хоть про неё. Там головни-то шипят. Сырое дерево горит туго. А Гурий Кротких - научит. Он за двести целковых в месяц меня хозяйствовать учит, а тебя рублей за пятнадцать будет учить революцию делать. Полтина за урок. Пришёл ко мне служить - штаны были мятые, а недавно, в театре, гляжу - на жене его золотишко кое-какое блестит. Так-то, девицы! В матросы, значит, Онегин?
Е в г е н и й. Это не решено. И почему вы зовёте меня Онегиным?
В а с с а. Решай. Тебе пора юнкером быть, а ты всё ещё кадет. А Онегиным я тебя называю...
Н а т а л ь я. Он не похож на Онегина.
В а с с а. Разве? А такой же - надутый... Ну, ладно! Конечно, тебе, Ната, лучше знать, на кого он похож.
Н а т а л ь я. Ни на кого.
В а с с а. Из людей?
Е в г е н и й (обиженно). Я совершенно не понимаю, когда вы шутите, когда говорите серьёзно. Странная манера!
В а с с а. А ты не сердись, не обижайся, ты - понимай. Вот я тебе расскажу: когда у нас в затоне забастовка была и пришли солдаты, так слесарь Везломцев и сказал подпоручику: "Вы, говорит, ваше благородие, сорок целковых получаете, а я зарабатываю семьдесят пять, могу догнать и до ста. Так как вы, говорит, служите богатым, а я богаче вас, так кричать на меня, богатого, вам будто не следует".
Е в г е н и й. Не вижу в этом ничего... интересного.
Н а т а л ь я. Мать любит дразнить людей.
В а с с а. В этом грешна. Я людям - недруг.
Л ю д м и л а. Неверно это, Вася!
В а с с а. Нет, верно. Недруг. Ну, ладно! Поговорили, поб`аяли идите-ка, девушки, к себе, а я поработаю... по хозяйству. Ты, Анна, останься. Ну, пошли, пошли! За ужином увидимся. (Анне.) Ну что, верно вписался отец Евгения в "Союз русского народа"?
А н н а. Верно.
В а с с а. Это он, дурак, из-за сына. Женьку-то хотят выгнать из кадетского корпуса. Боюсь, испортит мне девку хлыщ этот.
А н н а. По-моему, Наташа от скуки занимается им.
В а с с а. Злым - скука не знакома.
А н н а. После смерти Сергея Петровича она очень мрачная стала. И, конечно, слухи эти...
В а с с а. А слухи живут?
А н н а. Да.
В а с с а. А ты слухам - веришь?
А н н а. Нет. Меня только самоубийство Лизы смутило. Не могу понять почему? Такая славная. Жила у вас с детства, все любили её.
В а с с а. Это Прохорово дело. Он её чем-то запугал.
А н н а. Она жила с ним?..
В а с с а. Заставил. А разве не верят, что Лизавета в бане угорела?
А н н а. Не многие верят.
(Поля входит.)
В а с с а. Чего тебе надо? Ну, чего мнёшься? Говори.
П о л я (негромко). Там женщина.
В а с с а. Какая? В эту пору?
П о л я. Трудное имя... Моисеевна.
В а с с а. Кто-о? (Быстро идёт, остановилась. Анне.) Не говори ничего девицам, я им сюрприз сделаю. Не пускай ко мне никого. (Поле.) Убери самовар, вскипяти маленький. (Ушла.)
А н н а. Ну как - привыкаешь?
П о л я. Трудно. Я думала, что мне только девицам служить, а у хозяйки своя будет горничная. Прохору Борисовичу - лакея надо, я за ним ухаживать не могу.
А н н а. Пристаёт?
П о л я. Такой бесстыдник - невозможный! Вот сейчас гуляет в одной нижней рубахе и поёт, поёт всё одно какое-то. Вчера все уже легли спать, а он гремит железом и поёт. Такая тоска от него. Что это он, Анна Васильевна?
А н н а. Ненормальный. Алкоголик, то есть пьяница.
П о л я. Я очень благодарная вам, дом хороший.
А н н а. А люди - плохие, хочешь сказать?
П о л я. Я людям не судья, сама - судимая, хошь и оправдали, а всё-таки в тюрьме сидела. К тому же рассказывают, что до меня горничная повесилась в бане.
А н н а. Это - ложь. Она угорела в бане. Готовила баню и угорела. Была она беременная.
П о л я. Вот видите, и - беременная!
Л ю д м и л а (в руках круглая скамейка, за нею Пятёркин несёт кадку с каким-то растением). Вот сюда, ему нужно много солнца. Неправильно поставил, передвинь на середину.
П я т ё р к и н. Слушаю. Так? (Он спрашивает, стоя на одном колене.)
Л ю д м и л а. Хорошо. Какие у тебя волосы ужасные. Жёсткие, должно быть?
П я т ё р к и н. Даже нисколько, пощупайте.
Л ю д м и л а (проводя рукой по его гриве). Точно у льва.
П я т ё р к и н. Вот это верно. Это все говорят.
Л ю д м и л а. Кто - все?
П я т ё р к и н. Знакомые. И - вообще - люди.
Л ю д м и л а. Что же ты на коленях стоишь?
П я т ё р к и н. Приятно мне на коленях перед вами.
Л ю д м и л а. Ну уж... сочиняешь! Я бы никогда на колени перед мужчиной не встала.
П я т ё р к и н. Вам это не требуется, он сам пред вами встанет... Вы с мужчиной можете делать что угодно вашему любопытству.
Л ю д м и л а. А я ничего не хочу. И не буду.
П я т ё р к и н. В этом ваша воля.
Л ю д м и л а. Подождите, я спрошу садовника, что взять отсюда... (Ушла.)
А н н а (из своей комнаты). Не по своей силе, Пятёркин, дерево ломишь.
П я т ё р к и н. А ты не ревнуй. Как знать? Всё может быть, всё надо пробовать.
А н н а. Если Васса узнает о твоих разговорчиках...
П я т ё р к и н. От кого узнает?
А н н а. Вылетишь из дома в минуту.
П я т ё р к и н. Ты - не скажешь, а Людмилка тогда поймёт обстоятельство игры, когда уже поздно будет. Ты только не мешай. Мешать мне - у тебя расчёта нет. Ты свой барыш аккуратно получаешь, а меня, может, завтра выгонят. Ну, тогда и твои дела пошатнутся...
А н н а. Мне - что? Однако видеть тебя в числе хозяев - как будто и обидно...
Л ю д м и л а (возвратилась). Иди, Пятёркин, больше ничего не надо.
П я т ё р к и н. Желаю вам счастья на сей день и до конца века.
Л ю д м и л а. Услужливый какой.
А н н а. Да.
Л ю д м и л а. А - пляшет как! Удивительно!
А н н а. Всё-таки ты, Люда, осторожнее с ним.
Л ю д м и л а. А что он мне сделает?
А н н а. Ребёнка может сделать.
Л ю д м и л а. Фу, какая гадость!
А н н а. Ребёнок-то?
Л ю д м и л а. Ты, ты гадость говоришь! (Уходит.)
А н н а (вслед ей). Так я - о ребёнке!
В а с с а (широким движением руки изгоняет Анну и Полю. Рашель - под тридцать лет, одета изящно, но просто, строго, эффектно красивая). Ну-ка, ну, Рашель, садись, рассказывай, как это ты явилась, откуда?
Р а ш е л ь. Из-за границы.
В а с с а. Ну да, понятно. Пустили?
Р а ш е л ь. Нет, я приехала в качестве компаньонки с музыкантшей.
В а с с а. С чужим паспортом - значит? Смелая ты. Молодчина. И - ещё красивее стала. С такой красотой, да... Ну - ладно! Как - Фёдор? Правду скажи.
Р а ш е л ь. Скрывать правду - не моё дело. Федя, Васса Борисовна, безнадёжен. Угасает. Доктора говорят - месяца два, три осталось ему жить.
