ссора. Он покричал свое обычное и пошел выгуливать собаку. А она в это время вызвала полицию. В первый раз за все время. Он вернулся с улицы, и его повязали. Я слышал, как копы говорили между собой, что жена заявила, мол, он ее ударил. И вышвырнул ее одежду из окна. В общем, его арестовали – и он был так поражен!
Хелен смотрела на Боба, явно не зная, что сказать, а тот продолжал:
– Стоял в этом своем аккуратненьком свитере на молнии и плакал: «Милая, я же за семь лет ни разу руку на тебя не поднял! Что ты делаешь? Милая, не надо!» Но на него надели наручники, посадили в полицейскую машину у всех на глазах и увезли. Ночует сегодня в каталажке.
Боб поднялся с кресла-качалки, достал из шкафчика бутылку виски и налил себе еще.
– Очень грустная история, – разочарованно сказала Хелен, она ожидала большей драмы. – Только он сам виноват. Думать надо, прежде чем бить жену.
– Сомневаюсь, что он на самом деле ее ударил. – Боб снова опустился в кресло.
– Интересно, они теперь разведутся? – задумчиво проговорила Хелен.
– Наверняка, – ответил Боб; на него вдруг навалилась усталость.
– А что тебя так расстроило? Арест или то, что их брак распался?
Хелен заметила, что разговор не принес Бобу никакого облегчения, и почувствовала себя уязвленной. Боб поразмыслил над ответом, качаясь в кресле.
– Да все! Обыкновенный день, и вдруг бац! – Он щелкнул пальцами. – Как гром среди ясного неба.
Хелен поправила подушку на диване.
– Какой же это обыкновенный день, если заявляешь на мужа в полицию.
Боб посмотрел в забранное решеткой окно и увидел шагающего по тротуару Джима. Его охватило легкое волнение при виде старшего брата – быстрая походка, длинное пальто, кожаный портфель. В двери повернулся ключ.
– Привет, милый! – крикнула Хелен. – У нас Боб.
– Вижу.
Джим снял пальто и повесил в шкаф в прихожей. Боб так и не научился, приходя домой, убирать верхнюю одежду в шкаф. «Да что с тобой такое?» – восклицала по этому поводу его жена, Пэм. Что с тобой, ну вот что с тобой, ну что с тобой такое?! А собственно, что с ним было такое? Он и сам не знал. Просто когда он входил в дом, убирать верхнюю одежду казалось ему совершенно бесполезным и, пожалуй, слишком утомительным – если, конечно, никто не делал этого за него.
– Пойду я… Мне еще записку по делу составлять.
Боб работал в апелляционном отделе службы бесплатной юридической помощи, читал протоколы рассмотрения дел в суде. У него всегда вот-вот должна была состояться очередная апелляция, для которой требовалось предоставить записку с аргументами об отмене или поддержке судебного решения.
– Ерунда! – запротестовала Хелен. – Мы сейчас вместе пойдем ужинать.
– Вылезай из моего кресла, тупица. – Джим помахал рукой, будто прогоняя кошку. – Давненько ты не заглядывал. Уж дня четыре, не меньше.
– Джим, прекрати. У Боба соседа арестовали. Увели из дома в наручниках.
– Надо же! Проблемы в общаге?
– Джим, хватит!
– Мой брат всегда такой, не обращай на него внимания. – Боб пересел на диван, а Джим устроился в своей качалке.
– Ну, выкладывай, – велел он, скрестив руки на груди.
Излюбленная поза делала фигуру рослого и мускулистого Джима квадратной и грозной. Он выслушал Боба, не пошевелившись, а потом наклонился, чтобы расшнуровать ботинки.
– И что, он правда выбросил ее одежду из окна?
– Я ничего такого не видел.
– Ох уж эти семейные узы, – произнес Джим. – Не будь их, у юристов уголовного права стало бы вполовину меньше работы. Вообрази-ка, Хелен, ты прямо сейчас можешь позвонить в полицию, заявить, что я тебя избиваю, и все, ночевать я буду в участке.
– Я не стану заявлять на тебя в полицию, – непринужденно заверила его Хелен, встала с дивана и поправила юбку на талии. – Если будешь переодеваться к ужину, давай скорее, я есть хочу.
– Джимми, меня просто всего перетряхнуло, когда его увозили. – Боб подался вперед. – Не знаю даже почему.
– Ну что ты как ребенок! – возмутился Джим. – Чего тебе от меня-то надо? – Он стащил с ноги ботинок и почесал ступню. – Хочешь, позвоню в участок, попрошу, чтобы за ним присмотрели. А то мало ли, как с твоим смазливым белым Пижоном обойдутся в каталажке.
Боб воскликнул: «Если тебе не сложно, Джим!» – и тут в соседней комнате зазвонил телефон.
– Наверняка ваша сестра, – предположила Хелен. – Второй раз за сегодня.
– Скажи, что меня нет дома, Хелли. – Джим снял носок и бросил на паркетный пол, потом запустил вторым ботинком в угол. – Боб, а ты давно общался со Сьюзан?
– Несколько месяцев назад. Я тебе говорил, мы поругались из-за сомалийцев.
– Откуда в Мэне люди из Сомали? – через плечо спросила Хелен уже в дверях. – Кто вообще согласится приехать в Ширли-Фоллз не в кандалах под конвоем?
Боб всегда удивлялся, откуда в Хелен столько неприязни по отношению к их малой родине и почему она даже не пытается этого скрывать. Но Джим просто ответил:
– Они в кандалах. В кандалах бедности. – С этими словами он бросил второй носок на первый, но промахнулся, и носок повис на углу журнального столика.
– Сьюзан жаловалась мне, что они наводнили город, – продолжал Боб. – Мол, табунами приезжают. Три года назад их было всего несколько семей, а теперь две тысячи человек, и всё едут и едут. Оглянуться не успеешь, как вот он, еще один автобус, а в нем еще сорок душ. Я ей сказал, что она устраивает истерику на пустом месте, а она заявила, что женщин вечно обвиняют в истериках на пустом месте, что же касается сомалийцев, то я просто ничего не знаю, поскольку сто лет не был в Ширли-Фоллз.
Хелен вернулась в комнату:
– Джим, ей на самом деле очень надо с тобой поговорить. Она так расстроена, я не смогла соврать. Сказала, что ты пришел. Извини, милый.
– Ничего. – Джим погладил ее по плечу, направляясь к телефону.
Хелен спокойно подобрала его носки, и Боб задумался – может, если бы он сам убирал верхнюю одежду, как Джим, его жена меньше бесилась бы из-за разбросанных носков.
В соседней комнате повисло долгое молчание, потом Джим начал задавать вопросы, так тихо, что Боб и Хелен не разобрали ни слова. Снова долгая пауза и негромкий голос. Хелен рассеянно вертела сережку в ухе.
– Хочешь еще выпить? – Она вздохнула. – Похоже, это затянется.
Однако им обоим было не до виски. Откинувшись на спинку дивана, Боб смотрел в окно на идущих с работы людей. Он жил в каких-то шести кварталах, на другом конце Седьмой авеню, но никому из его соседей и в голову не пришло бы пошутить про здешних обитателей – дескать, проблемы в общаге. На этом конце Седьмой авеню все были очень серьезные – банкиры, врачи, журналисты с кожаными портфелями. Боб подивился разнообразию проплывающих мимо него сумок черного цвета – особенно в руках у женщин. Здесь на тротуаре не валялся мусор,
