за две недели. Важна не цена лечения, не его длительность, важна его необходимость. Я положу вашу супругу в стационар, там она пройдет необходимый курс лечения, вам, друг мой, госпитализация не требуется. В вашем случае уменьшение боли у одного, способствует выздоровлению другого. С этим люди и живут. Если узнали многое, должны понять, а поняв, должны простить. Если сможешь простить — помоги, и свою жизнь увидишь по-другому.
В общении двоих есть самые тяжелые вещи: сказать прости и принять прощение.
— Спасибо, — сказала она.
В молодости я тоже брал женщин за руки.
— И ты меня прости. Я никогда тебе этого не говорил…
Люди плачут от осознания собственных грехов, или от ощущения вновь обретенной жизни.
Доктор может, не объясняя причины, уйти из своего кабинета. На то он и доктор.
И станет человек птицей, и будет парить высоко в небе, как птица, будет кричать, не умолкая, а понять его никто не сможет. Если от человека осталась только одна половинка, и в ней сохранилась хоть толика добра, значит человек не от обезьяны произошел.
— Как нам теперь со всем этим жить?
— Как все.
Извините нас, простите, нас, пожалуйста. Двери закрываются.
Двери практически не закрываются. В животе не усмотришь, а в глазах увидишь. Природа и время не знают морали. И всё, как обычно, и всё как всегда: прием, вопросы и ответы.
Если взгляд потух, то песен не споём и точно завоем. Двери в кабинет открылись сами по себе. Вошла женщина. Вошла без приглашения. Двери за её спиной закрылись сами по себе. Если ветер не сильный и совпадает с вашими желаниями, многое не заметишь и не поймёшь.
— Добрый день, присаживайтесь. Слушаю вас.
— Я прохожу комиссию, решила устроиться на работу. Годы, знаете, больших перспектив нет, да и амбиций тоже. А тут подвернулось, и я не увернулась.
Она вытерла пальцами края губ, затем поправила сережки, каждую в отдельности, и расстегнула верхнюю пуговицу довольно застиранной кофточки. Потом она скорее засмеялась, нежели улыбнулась. Ее реакция была трудно понимаемая, но в какой-то момент показалась привлекательной.
Я невролог, её вижу первый раз. Чем-то выделить среди остальных не могу. Пациент как пациент.
Женщина как женщина, ни сказать, ни описать. И не открытая книга, и не азбука, и не роман. Всё обычно, все стандартно.
— Вот моя санитарная книжка.
Сухая запись гинеколога: роды — 0, аборты ‒ 15. Здорова.
Годна.
— Проблемы по неврологии? Как часто беспокоят головные боли, нарушение сна, головокружения, травмы черепа были, сознание теряли?
— Нет, что вы! Жизнь прошла спокойно, без проблем. Если честно, я у невролога второй раз в жизни.
— А когда был первый?
— Давно, знаете, молодость…, нервы…
Если бы ребёнку давали имя сразу, при зачатии, то длинной получилась бы церковная запись об упокоении, сотворенная ее собственной плотью и написанная ее уверенной рукой.
И уподобляется человек чучелу на поле: вокруг летают вороны, а поделать с этим ничего нельзя. Она решила не быть женой Лота, никогда не оборачивалась, наступала и не отступала из-за того, что постоянно смотрела вперёд.
У больной собаки клочьями летит шерсть, льётся пена изо рта, да и наше существование порой сплошные потери: кожа, волосы, фекалии, моча, ну и прочие выделения души и тела. Наступает время, и рожать не рожается, только сплошные выкидыши и аборты, и выпадение волос больше не актуально, и физиологические потребности выполняются с превеликим упорством. Это — как в животе звуки разные, смысл один — животные страдания.
Страдания порождают мысль.
Как мы описываем выделения, говорим, что скудные они, так и душа твоя, так и страдания твои. Ступай дальше, здесь ни чего интересного нет и быть не может.
В абортарий, как и в морг на экскурсию и ради интереса не ходят.
И ушла она, мимолётная, спокойная и ровная. Осталось во взвихренном сознании странное сочетание цифр: ноль — пятнадцать.
Быстро проходящие страдания не заставляют человека думать.
По непонятной причине дверей не было.
Как обычно двери открываются.
Лишняя рюмка — не проблема, лишнее слово — не упрек.
Старый день, новый прием.
— Присаживайтесь. Прошу вас одну минуту.
И всё чаще, с возрастом, молитвы о здравии незаметно перетекают в молитвы об упокоении, и, уже не вспомнишь, с кем пил, кого любил, тем более — разрывающую физиологию той любви, и все чаще — «прими и упокой».
— Слушаю вас.
— Доктор…
— К выздоровлению нужно внутреннее принуждение, а не чувство безмерного притеснения от болезни.
— Доктор…
Эти почти ставшие магическими для меня два числа ноль и пятнадцать, периодически, словно молния проносились в моей голове.
И повелась она за своей болезнью, аки блудлива девица за красавцем.
— Доктор…
За всё в этой жизни надо платить, и ничего не проходит бесследно, и стенки её матки уподобились папиросной бумаге, но она не жила в ней, там пытались жить другие. Это тонкостенное, неоднократно израненное и искромсанное железом образование никоим образом не повлияло на её духовную и телесную жизнь. Она, действительно, производила впечатление здорового и уверенного в себе человека.
Если не мой грех, то и забыть нельзя, а простить тем более.
Не огорчайся, что сегодня напьёмся, зато завтра поутру опохмелимся, и жизнь расцветёт своими привычными красками.
— И вот ещё, милый доктор, последний, вопрос…
— Алкоголь не употребляете совсем, не курите, в таком случае таблетки можно принимать долго, нужно как-то услаждать вашу печень, адаптировать её к реалиям современной жизни.
— Спасибо, доктор, буду придерживаться ваших рекомендаций.
— Пожалуйста, обращайтесь.
Цыпляток маленьких принесут, желтеньких и жёлторотеньких, забавных в своих неуклюжих и скорых движениях. Радости неумеренно, переживаем, коль захворали, а придёт время — рубим головы и наслаждаемся собственными кулинарными способностями. Иногда возникает мысль, возможно ли ещё оглянуться, её очень часто перебивает другая — стоит ли?
Экстирпация матки, с придатками или без оных, не освобождает от греха убиения в удаленном органе.
Экстирпация — радикальное удаление какого-нибудь органа.
Как обычно двери закрываются.
От страданий двери открываются.
Не стоит говорить женщине, у которой пришли очередные месячные: «Потерпи, потерпи, дорогая, может быть, пройдет».
Пришла, еле пришла, тяжко страдающая остеохондрозом поясничного отдела позвоночника молодая женщина с выраженным болевым синдромом и, наскоро вытирая слезы и оправдываясь за свое слаботерпение, вымолвила, покусывая губы:
— Завидую тем людям, которые свободно прохаживаются перед вашим кабинетом, без проблем встают и садятся.
Её губы этим утром не укреплялись помадой,
