Но этот звук исчезает в завывании ветра, смешивается с ним, и он уже не уверен, слышал ли он лай или только вьюгу. И долго ли он так стоит у окна, завернувшись в одеяло? Может быть, целый день, может быть, час-два, может быть, минут десять.
Вот он совсем склонился к окну, полностью заслонив свет. Пытается сквозь туманное освещение проникнуть взглядом за дерево, туда, где высится забор из плетеной проволоки, ячейки которой совсем забились снегом. Звук колокольцев слышится внезапно, без вступления, без вводной линии. Почти одновременно с этим звуком, ясным и прозрачным, он видит туманные очертания лошадиных голов, а потом, сразу, и тех, кто сидит в санях: кучера в побелевшей шапке и женщину, выходящую из саней. И у нее на голове шапка или меховая шляпа, если это не волосы, забранные в высокую прическу, на которую налип снег. Теперь женщина берет что-то с сиденья, потом протягивает руку кучеру. Человек смотрит, как женщина с маленьким саквояжем приближается к воротам, и как падает пушистый снег с проволочной сетки, а потом, как она шагает по глубокому снегу. Женщина идет прямо к нему. Человек быстро отворачивается от окна и быстрыми шагами подходит к двери. Слышится стук. Теперь он видит, как на продольной трещине приплясывает тень, а потом слышно, как шаги удаляются, скрипя по снегу. Человек смотрит сквозь трещину. Сначала не видит ничего — а потом только кружение снежинок. Опять слышит, как, скрипя снегом, приближаются шаги. Теперь он видит и женщину, ту самую. Она отряхнула снег с головы, и он четко видит ее пышные кудрявые волосы, забранные в высокий узел, на который падают хрустальные снежинки. Женщина закутана в черную вязаную шаль, из складок которой вынимает голубой конверт. Человек быстро поднимает голову и видит над дверью, с внутренней стороны, треугольный край конверта с влажными следами пальцев. Вновь приближает глаз к горизонтальной трещине, но женщина исчезает. Шаги больше не слышны. Отойдя от дверей, человек смотрит на конверт, не прикасаясь к нему. Наверное, он думает, что женщина, которая принесла письмо, где-то спряталась, и откуда-то наблюдает за трепещущим на ветру голубым конвертом, большая часть которого осталась снаружи, прикрепленным в трещине над дверью.
5
Человек лежит на кровати, скорее, даже сидит, облокотившись на большую подушку. Он укрыт серым одеялом, из-под которого высовываются только голова и руки. Держит в руке какую-то тонкую книгу или журнал. На обложке видны рекламные фотографии автомобильных покрышек разного размера и с разным рисунком протекторов, а поверх них крупные стилизованные буквы, несомненно, это марка покрышек. Название напечатано крупным шрифтом, наискось, в верхней трети тетради, на серо-зеленом фоне. Страницы засалены и во многих местах загнуты, может быть, случайно, может быть, затем, чтобы пометить какие-то важные сведения. Человек перелистывает шелестящие страницы скользящим движением большого пальца. От этого колеблется пламя керосиновой лампы на мраморной поверхности ночного столика. Вместе с пламенем начинают дрожать, как будто трогаются с места, многочисленные сани на обоях, напечатанные симметрично, на расстоянии примерно в десяти сантиметрах друг от друга. (Из-за этой симметрии, как и из-за множество раз повторенного серого рисунка, сани сливаются в одни-единственные, как и персонажи, участвующие в сцене, а сцена, запечатленная на рисунке, вместо того чтобы выглядеть статично, начинает оживать, вопреки повтору, или именно из-за него). Это старинные сани с высокими закругленными полозьями, придающими им форму ковчега. В сани запряжены две лошади, остановившиеся или только останавливающиеся. Кучер с большими усами и в меховой шапке, засыпанной снегом, натягивает поводья. Головы лошадей подняты вверх, вверх и немного повернуты в сторону, наверное, от силы, с которой натянуты поводья. Из саней выходит женщина с большой муфтой на левой руке, или это какой-то маленький саквояж, а правой рукой она держится за закругленную планку сиденья. Из-под шубы и длинного платья, доходящего до щиколоток, выглядывает неправдоподобно маленькая ножка в остроносых туфлях. Ножка застыла в воздухе между сиденьем санок и волнистой линией снега. Справа от санок, на уровне лошадиных голов, видны закрытые ставни на окнах какого-то изысканного особняка с большими арочными воротами. Очевидно, что женщина прибыла неожиданно, потому что ставни на окнах закрыты, тяжелые готические ворота тоже закрыты и наверняка заперты на засов. Пламя выровнялось, а ножка женщины замерла в воздухе, теперь абсолютно неподвижная. Неподвижны и головы лошадей. Передние ноги, согнутые в коленях под острым углом, застыли в воздухе. Бросив взгляд на только что закрытую книгу, человек кладет ее на мраморную поверхность ночного столика. Кроме книги, которую он туда положил, на мраморе рядом с лампой находятся металлическая пепельница и начатая пачка сигарет. Лампа из белого фарфора, с абажуром из тонкого прозрачного стекла, на котором нарисованы крупные лиловые ирисы. Прежде чем подуть на пламя, человек подкручивает фитиль. Теперь в комнате видна только мраморная столешница, похожая на глыбу льда. Кучер хлестнул лошадей, сани скользнули в темноту. Колокольцев больше не слышно, не слышно ничего. Только завывание вьюги по ту сторону окна и темноты. Женщина в меховой шубе ненадолго остановилась у ворот, а потом ворота ее проглатывают, чтобы в том же зевке пустоты тьма поглотила и сами ворота. На одном окне, за наполовину закрытыми деревянными ставнями проглядывает линия света, проникающая сквозь переплеты. Человек рассматривает линию света, проникающего в направлении его лица через сопряжения невидимых дверей. Она движется, как будто по ту сторону дверей кто-то перемещает источник света или убавляет или прибавляет пламя в лампе или только закрывает его рукой от ветра. Не слышно никаких шагов, никаких голосов, только завывание ветра и вьюги по ту сторону окна и тьмы. Полоска света, однако, становится шире, раскрывая одну сторону светлого треугольника на полу, а длинные тени начинают шевелиться, по окружности, вокруг оси предметов. Мраморная поверхность ночного столика выплывает из темноты, вместе с лампой, журналом, эмалированной пепельницей, начатой пачкой сигарет. В расширяющейся трещине света на двери появляется лампа, вообще-то только фарфоровый абажур, освещенный своим собственным светом. Фитиль, похоже, завернут, поэтому остальные части лампы не видны, как и держащая ее рука. Только на абажуре из тонкого прозрачного фарфора просматриваются лиловые цветы, наверное, ирисы. Этот светлый абажур с ирисами на мгновение зависает в воздухе, чуть покачиваясь, затем невидимая рука отворачивает фитиль. Одновременно и лампа, и рука, которая ее держит, начинают перемещаться вперед, а пламя пританцовывает на сквозняке, налетающем из раскрытых дверей и наполовину приоткрытых ставен. Женщина неслышно проходит по комнате, держа лампу на уровне головы и слегка отодвинув от себя. Лицо ее совершенно неподвижно, как будто
