понял, что у них всё серьёзно, а в его собственной жизни ничего не меняется, он впервые в жизни понял, что такое депрессия. И после очередных показов он решил остаться работать в Париже, чтобы полностью изменить свою жизнь, хотя и остался в этой же фирме (во Франции у них был солидный филиал). Он ушёл от своего бойфренда, собрал вещи и готов был окунуться в жизнь, полную приключений и радостей. Но как только он обустроился на месте, его накрыла апатия чернее бездны ада.
Через месяц ситуация была хуже некуда. Он терял интерес ко всему на свете, никогда такой пустоты не ощущал. Работу никто не отменял, так что он продолжал работать, он общался с моделями, он отвечал на звонки, он болтал со своими друзьями, но больше ничего не вкладывал в это. Он настолько хорошо делал свою работу автоматически, что поначалу со стороны не было заметно перемен, так как он делал большую часть вещей ежедневно на автомате. Он даже не знал, зачем стирал одежду или мыл тело, но это было выработано, ему было слишком безразлично менять распорядок, так было проще, так не надо было думать. Всё равно было на еду, если она была, он её ел, если не было, то ему было всё равно. Он не различал вкусов еды, не получал эмоций от музыки, картины казались чем-то бесполезным, яркие цвета ничем не отличались от серых тонов, он терял вкус к жизни. И он не думал о сне, но если был дома, то в какой-то момент ложился спать, долго лежа в постели из-за бессонницы. Он не понимал, где заканчиваются его бессмысленные мысли, а где начинается сон, и сколько часов он спал. Он не знал, зачем ходил на работу, делал и это видимо на автомате. Он не перерабатывал и не создавал себе лишней работы, просто туда ходил, чтобы перекантоваться. Качество работы, скорее всего, страдало, но не до такой степени, чтобы им были недовольны. Он становился безликим и серым, как и его застиранные костюмы, это чувство было уместным в его жизни, он хотел быть невидимкой, и не хотел внимания к себе, он был ничтожеством, чтобы на него обращать внимание. Коллеги были удивлены этими изменениями, поэтому он общался с ними ровно столько, чтобы они не забили тревогу, так как не хотел лишнего внимания. Он пил с ними кофе, в перерывах курил, был приветливым, но первый не заговаривал без надобности.
Он не ощущал боли, один раз он порезался ножом и не заметил этого, и принял меры только, когда напугал какую-то девушку кровью. Он не понимал, что такое чувство голода, или как это, что тебе хочется спать, он не испытывал страхов и не реагировал на шутки или троллинг. Он стал тенью себя самого, и даже не знал, хорошо это или плохо. Несколько раз его прямо спросили про здоровье, и он ответил честно, что ничего не чувствует. Джулиан ощущал себя перекованным, которого лишили абсолютно всех воспоминаний и чувств, и он существовал только голыми инстинктами, просто потому, что у человека не заложено в мозгу самоуничтожение, для этого нужна собственная воля. Иногда он выходил на улицу и гулял по городу, особенно ночью. Один раз его ограбили, и ему было всё равно. Один раз он потерял сознание на скамейке, он встал и пошёл домой, и ему было всё равно. Один раз он стал свидетелем изнасилования, и прошёл мимо, и ему было всё равно. Один день он понял бессмысленность существования и утопился в Сене. Наверное, так ему надо было закончить эту жизнь, но к счастью, он познакомился с одним человеком.
Стивен был полной противоположностью Райана – мягкий, умеющий слушать, молчаливый, добрый и отзывчивый. Он был далёк от мира моды и искусства, но всё равно был эстетом и имел хорошие вкусы. Стивен подсознательно тянулся к красоте, и его поразило завядшее состояние Джулиана, и ему захотелось исцелить его в тот же час. Он помог ему вновь испытывать эмоции, медленно возрождая его из коматозного безразличия. Влюблённость просыпалась, и хотя Джулиан до сих пор в какой-то степени напоминал зомби, он осознал, что не Райаном единым жив этот мир. Всё началось с романтических прогулок по Парижу, маленьких уютных ресторанчиков, совместных встреч рассвета и спонтанных терапий в парке, когда Джулиан просто говорил и говорил, эмоции лились из него, ему требовалось высказаться незнакомцу, излить душу, вывернуть её наизнанку, освободиться от депрессивных дум и просто почувствовать эту жизнь. Это была такая поддержка, просто говорить и говорить, и после этих высказанных слов всё казалось уже не настолько реальным.
Окончательно он пришёл в себя после посещения выставки мраморных скульптур одного таинственного начинающего художника в какой-то маленькой никому неизвестной арт галерее. Он бродил по ней в одиночестве полумрака, выбросив из головы всё лишнее, ожидая момента слияния, когда ты полностью растворяешься в произведениях искусства или инсталляциях. Такое случалось с ним не так часто, в подсознании он жаждал этого катарсиса, это могло бы сейчас ускорить процесс его ментального восстановления. Но сейчас даже картины любимых художников теоретически вызывали в нём скептичную скуку, так что он сомневался, что он получит от подобной выставки эстетический оргазм, момент высшей экзальтации или очищение. Но он оказался не прав, и даже если скульптуры не помогли ему очиститься и принять ситуацию до конца, они вызвали в нём очень сильные эмоции, что встряхнуло весь его внутренний мир и слегка подчистило хаотичность. Он был логиком и любил всё чётко выстраивать не только в своей жизни, но и в голове. Он строил свой мысленный магазин, в котором всё было идеально чисто – от белоснежных полок с дорогим товаром и эксклюзивными и креативными брендами до высокого уровня менеджмента и сверхсовременной компьютеризации. Если в голове у него был сумбур, в магазине начинались проблемы – от некачественного товара и путаниц в ценах до грабежа и полного разрушения магазина. Сейчас его магазин был в руинах, от того Джулиан и был таким несобранным и потерянным.
В зале никого не было, и он мог бродить никем не отвлекаемый, сколько угодно. Концентрироваться на чём-то было нелегко, или скорее он не мог найти желание отвлекаться на что-либо, всё было серым и унылым в этой жизни. Но всё же и ему надоедало бродить бесплотным духом с пустой головой, в подсознании он жаждал исцеления, и проблески неуловимого счастья периодически дразнили его из непроходимых уголков этой жизни. Что-то с
