мужа. Вот и вынуждена теперь подрабатывать, я ей по дружбе предложила неплохие условия. Кстати, бывший теперь уже муж – Серж Малашенко. Ты его не знаешь случайно? – обращается она к Артему.
Тот задумывается на секунду, затем качает головой.
– А он, между прочим, из смежного с твоим подразделения, вы могли какое-то время даже работать вместе. Еще недавно был телохранителем. Но потом погнали его…
– Погнали? И за что, интересно? – удивляется Артем.
– А с головой не дружил. Он и так-то умишком не блистал, а со временем вообще пошел в разнос, – невозмутимо бросает Катя, накладывая в тарелку кусочек ветчины.
– Впервые слышу о таком. А тебе-то откуда все известно?
– Спроси у папы Карло, – игриво вскидывает она брови и торопливо продолжает: – Но сейчас не об этом. После того, как он ушел, говорят, начал сильно выпивать и тут уж совсем никакой жизни с ним не стало. Девочка осознала всю глупость своего выбора и стала робко добиваться развода, ну а мама ее, разумеется…
Початая бутылка шампанского.
Я тупо смотрю на нее, пытаясь убедить себя в том, что ослышался.
Катя продолжает увлеченно рассказывать, но я больше не слышу ее. Слова, поразившие мой слух, словно затмили собой все, что происходило за столом в это время.
Я смотрю налево. Артем, наморщив лоб, кивает, поглощенный рассказом сестры.
Направо. Катя отложила вилку в сторону и уже сопровождает историю жестикуляцией.
Никто из них не видит, что происходит со мной в эти мгновения. Во мне. Они пока не знают.
Мой последний взгляд. Почти затравленный. Вдох. Выдох.
Этого не должно было случиться. Я не верю, что понял ее правильно. Поэтому и решаюсь заговорить.
– Катя, – говорю я негромко и как бы между прочим, стараясь не смотреть на нее.
Боковым зрением вижу, как ее голова поворачивается ко мне.
– Кто такой папа Карло? – срывается с моих губ нелепо звучащий вопрос.
– Прости? – переспрашивает она, заставляя повторять эту мучительную для меня глупость еще раз.
– Папа Карло. Это имя только что прозвучало в твоем рассказе.
Теперь я внимательно смотрю на нее. У меня больше нет возможности спрятать лицо. Шаг сделан.
Катя удивленно смотрит на Артема, затем снова на меня.
И тут я замечаю в ее взгляде неуверенность. И чувствую, как холодею. Просто я понимаю, что это уже половина неутешительного ответа на мой вопрос. Меня охватывает страх и почти сразу же приходит смутная досада. На мой испуг. На Катину нерешительность. На то, что весь этот волшебный вечер, складывавшийся замечательно, вдруг заслонило собой это всплывшее из небытия дурацкое имя.
– Но, дядя Коля, какое это может иметь… – пытается сказать она, но снова встречает мой взгляд.
Я смотрю в упор. В моих глазах поубавилось нежности, ее сменила тревога. И решимость. Ей непривычно видеть меня таким, это сбивает ее с мажорного настроя, в котором проходил весь предыдущий разговор.
– Мы работаем на этого человека, дядя Коля, – приходит ей на выручку хрипловатый голос Артема.
На его лице недоумение. Большие карие глаза не выдерживают моего долгого взгляда. Он смотрит на Катю, пытаясь найти ответ у нее, но та тоже шокирована внезапной переменой во мне.
Передо мной вдруг снова оказываются два ребенка. Беззащитные, смущенные. Но теперь уже слишком поздно, чтобы превратить начатый разговор в шутку.
– Назовите мне его полное имя, – прошу я каким-то глухим неузнаваемым голосом.
Пауза. Катя непонимающе пожимает плечами, Артем переводит взгляд на меня.
– Карловский Аркадий …
– … Федорович, – мрачно завершаю я, и комната снова погружается в безмолвие.
Я отодвигаю от себя тарелку, складываю руки на столе, склоняю голову. Мне необходимо сосредоточиться. Трудно. Мысли перемешались, тишина с невероятной силой давит на виски, и нет ни одного даже случайного звука, который мог бы ослабить это давление. Будто все в этом мире остановилось по чьей-то властной команде.
– Я хочу… предостеречь вас… – наконец слышу я свой изменившийся голос. – Этот человек… опасен… Он очень опасен. И мне не хотелось бы…
– Опасен? – переспрашивает Артем немного нервно.
– Есть доказательства? – сухо интересуется Катя.
Я не могу поднять взгляда от своих рук. Лишь горько усмехаюсь в ответ на ее вопрос.
– Доказательства? Нет, документальных подтверждений у меня нет. Иначе он уже давно бы отдыхал в тюрьме, а не гулял по набережной с любимым псом. Я просто знаю…
– Что ты знаешь? – нетерпеливо перебивает меня Катя.
Я чувствую холод в ее голосе. Раздражение как ответная реакция на мое поведение?
Мне становится еще тяжелее. Я медлю с ответом, хотя знаю, что теперь это бессмысленно.
– Он причастен к смерти вашей матери. И к моей травме тоже.
Вилка выскальзывает из пальцев Артема, стукается о край стола и со звоном падает на пол.
Снова молчание. Я не могу смотреть им в глаза. Боюсь, что не выдержу такого зрелища.
– Тебе придется объясниться, – говорит Катя.
Видимо, ей хотелось произнести эту фразу спокойно. Но на последнем слоге голос ее предательски дрогнул.
Да, придется. Хотя я очень надеялся, что этот миг никогда не настанет. Я гнал от себя даже вероятность того, что мы будем когда-либо говорить об этом. Но… Но.
Собрав все свое мужество, я поднимаю голову. Они внимательно смотрят на меня. Артем побледнел. У Кати заблестели глаза. Видно, что они оба изо всех сил стараются держать себя в руках. Как и я.
– Я не решался рассказать вам правду о том, что произошло. Мне казалось, что вам незачем об этом знать, что истина может только повредить. Я закопал ее глубоко внутри и со временем даже почти убедил себя, что всего случившегося на самом деле не было. Что Марина действительно погибла в случайной аварии, угодив под колеса не справившегося с управлением водителя. Что действительно факт неисправности тормозной системы машины был зафиксирован. И что виновник действительно понес заслуженное наказание. Что такие происшествия – не редкость, и что вашей маме просто не повезло. И нам вместе с ней. Но было кое-что, о чем я догадывался. Кое-что, о чем знал со слов Марины. И когда попытался самостоятельно докопаться до причин, немедленно поплатился.
Я останавливаюсь, чтобы перевести дыхание.
Немигающие глаза смотрят на меня, ожидая продолжения рассказа. Эти глаза сейчас кажутся мне пустыми, остекленевшими. В них лишь немые отражения чудовищности моих слов. Я стараюсь не обращать на это внимания, но не могу. Потому что знаю, что дальше все будет только хуже. И все же принуждаю себя продолжать.
– Ваша мама была знакома с Карловским. И называла его так же, как и
