Так постепенно начиналась адаптация Анатолия к жизни на свободе. В физическом плане она проходила успешно. Он набирался сил. Уже выходил один на прогулки по Арбату, подбил Насте каблуки на туфлях, два раза мыл пол в общем коридоре и даже пробовал что-то рисовать. Неожиданные осложнения вышли с адаптацией психологической. Был ли товарищ Блинов на самом деле тем рыцарем с холодным умом и чистым сердцем, каким он пытался его нарисовать в своем воображении? Кто были те люди, фамилии которых мелькали в заранее заготавливаемых Леонидом Дормидонтовичем протоколах допросов? Какова их дальнейшая судьба? Действительно ли Юрка Зайцев был виноват в убийствах и поджоге, или ложь Анатолия о какой-то якобы найденной на пароме тетрадке просто помогла Блинову перевести обвинения с одного безвинно пострадавшего на другого? За что был арестован сам товарищ Блинов? За преследования невинных, подлоги и обман? Не слишком ли дорогой ценой купил Анатолий себе право на жизнь? Жизнь Иуды? Что он сделал, чтобы хоть частично оправдать свое существование? Молога почти разрушена... Никто не посмел рассказать Сталину о ее красоте... Выставка картин не состоялась...
Снедаемый подобными мыслями Анатолий решился на беспрецедентный шаг: написал и отнес на Лубянку письмо, адресованное своему освободителю, Лаврентию Павловичу Берии. В письме он сознавался новому шефу НКВД в даче ложных показаний, просил снять обвинения с осужденных на их основании лиц, а в заключительном абзаце настойчиво приглашал наркома прийти на квартиру к Паше Деволантову, взглянуть на картины мологжан, восхититься красотой Мологи и принять меры к спасению города.
Надо ли рассказывать о том, в какой ужас повергло Пашу известие о том, что скоро к нему в гости заявятся наркомвнутдельцы?
- Ты же сам видишь, сколько людей из тюрем вышло - эра ежовщины закончилась, - успокаивал друга Анатолий, заглянув к нему в гости, чтобы рассказать о своей инициативе. - Худшее, что может случиться - это то, что нам не удастся убедить Лаврентия Павловича выкроить время для просмотра картин. Надо бояться бездействия, а не действия.
После непродолжительного эмоционального спора, убедившись, что никакими словесными аргументами Анатолию не объяснить в чем именно состоит безумство его плана, Паша выбрал единственно верный путь: сделал вид, что согласился с доводами друга, предложил тому срочно бежать за Настей, чтобы втроем быстрее навести порядок в комнате, а сам спешно перенес все картины в полуподвальное помещение соседнего дома.
Анатолий, вернувшись вместе с Настей через полтора часа, был потрясен:
- Как ты смел спрятать от меня мои же картины?! Ты вор!! Ты не веришь ни во что святое! Для тебя все чекисты наследники Ежова и Ягоды! Мы с Настей презираем тебя!
Однако, вникнув в суть происходящего, Настя неожиданно заняла сторону Паши.
- Сейчас вечер. Товарищ Берия сегодня уже не придет. Одна ночь ничего не решает. Пусть будет по-Пашиному: проведем ее вне дома. Развесить утром картины и навести идеальный порядок мы втроем успеем за каких-нибудь пару часов.
После долгих споров, взаимных запальчивых обвинений друзья договорились, прихватив с собой наиболее ценные вещи, перебраться на ночь в заброшенную голубятню на крыше дома, из окна которой хорошо просматривался участок улицы напротив пашиного подъезда.
Чтобы немного разрядить обстановку Паша пообещал:
- Если Лаврентий Павлович не найдет ничего антисоветского в нашем желании спасти Мологу и ночь пройдет спокойно, то утром, в ожидании его визита, я собственным языком вылижу полы в комнате.
- И это правильно, - констатировал Анатолий. - Несколько заноз пойдут твоему языку только на пользу: помогут избавиться от болтливости.
К сожалению, полы в пашиной комнате так и остались не вылизанными. Когда короткая летняя ночь уже подходила к концу и раздосадованный на самого себя за излишнюю сговорчивость Анатолий, гремя ботинками по кровельной жести, вышел из голубятни на крышу, в дальнем конце улицы послышался шум автомобильного мотора.
Анатолий присел на корточки.
Шум мотора неожиданно затих где-то кварталом выше.
"Может, не к нам?"
Анатолий лег, ползком подобрался к карнизу и взглянул вниз. "Черная Маруся" с погашенными фарами и выключенным мотором беззвучно скользила по безлюдной улице. У пашиного подъезда ее тормоза тихонько скрипнули. Из фургона выскочили трое наркомвнутдельцев и шмыгнули в подъезд.
Прошло чуть больше часа. Анатолий все это время лежал неподвижно, боясь неосторожным движением привлечь к себе внимание оставшегося сидеть в кабине водителя "Маруси". Наконец, двое наркомвнутдельцев вышли из подъезда и остановились на ступеньках крыльца. Один из них, пожилой, с лейтенантскими лычками, держал в руках целый ворох Пашиных эскизов ученической поры, другой, хмурого вида юноша, прижимал к груди деревянную Еву.
Подремывавший до этого времени в кабине водитель, дородный мужик с лысинкой, увидев товарищей, ожил. Натянул на лысину фуражку, открыл дверцу, спрыгнул на мостовую, потянулся, расправляя занемевшие от долгого сидения мышцы, и удовлетворенно крякнул.
- Фургон открой, - приказал ему пожилой лейтенант.
- А че, кроме бабы никого не взяли? - удивился водитель, оставаясь стоять на месте.
- Чем те баба не нравится? - подал голос обнимавший Еву юноша.
- Ну-ка, дай я ее полапаю, - шагнул к крыльцу водитель.
- Обойдешься, - отстранил от него деву юноша.
Водитель опустил руки вниз. Потом неожиданно подпрыгнул и, захватив локтем голову Евы, потянул фигуру к себе.
Хмурый юноша инстинктивно дернулся в противоположную сторону. Оба поскользнулись и, падая, навалились на скульптуру.
Дерево, стукнувшись о камень, треснуло. Голова, отделившись от туловища, покатилась по склону дороги вниз. Хмурый юноша первым вскочил на ноги и с матюгами, волоча позади себя торс райской девы, бросился догонять ее скачущую по булыжникам голову. Вслед ему понесся еще более отборный мат расшибшего при падении лоб водителя.
Когда "Маруся" уехала, побледневшего, все это время неотрывно наблюдавшего за происходившим Анатолия уже не надо было ни в чем убеждать. Он встал в рост на краю крыши, подошел к покинувшему голубятню Паше, уткнулся лицом в плечо друга и, постояв так в молчании несколько секунд, произнес:
- Делай все так, как сочтешь нужным...
Проанализировав тут же, на крыше, создавшуюся ситуацию, друзья пришли к выводу, что оставаться в Москве нельзя более ни дня. Организовать выставку картин мологских художников ни им, ни кому-либо другому на территории Советского Союза не удастся. Письма Сталину посылать бесполезно. Если какое и дойдет до вождя, то, при его сверхчеловеческой загруженности, он не успеет внимательно прочитать, не успеет проникнуться болью авторов и передаст на рассмотрение все тому же Лаврентию Павловичу Берии. Чтобы быть услышанными, чтобы спасти картины, чтобы спастись самим, надо бежать за границу и попытаться оттуда докричаться до Кремля.
Ближайшее иностранное государство - это Эстония. Недалеко от ее границ сейчас живет мать Насти. Можно на какое-то время поселиться где-нибудь рядом, найти проводников, договориться...
Далее друзья действовали уже быстро и слаженно. Продав часть сосулиных драгоценностей, они осенью 1939 года нелегально, с картинами и двумя саквояжами личных вещей, пересекли советско-эстонскую границу. Добрались до Таллинна и через пару дней арендовали для выставки зал в одном из старинных домов на улице Пикк, недалеко от Советского посольства.
Перед открытием выставки в местных газетах была сделана большая реклама. На посвященный открытию фуршет, через посредство одного известного художественного критика, был приглашен весь цвет местной интеллигенции, посол СССР, сотрудники других иностранных посольств. Однако, из числа приглашенных не пришло и десятой части, а со стороны посольств выставкой не заинтересовались даже жены дипломатов. По-видимому, судьба, пусть и прекрасной, но далекой Мологи, волновала людей гораздо меньше, чем судьба их семей, их родного города, судьба Эстонии. Никогда прежде неведомая большинству из посетителей выставки Молога, представлялась им чем-то нереальным.
А реальным было то, что Гитлер и Сталин разгромили Польшу. Что возросшая взаимная симпатия двух тоталитарных режимов отныне факт международной политики. Факт, с которым нельзя не считаться. Эстонии, несмотря на свою былую прогерманскую ориентацию, в случае конфликта со Сталиным, рассчитывать теперь на Гитлера бесполезно. Единственный способ избежать военной агрессии со стороны восточного соседа - продемонстрировать готовность к сотрудничеству. Поэтому одновременно с подписанием советско-германского договора о "Дружбе и границах" свершившимся фактом стало заключение между СССР и Эстонией пакта о взаимопомощи, согласно которому на территорию независимого прибалтийского государства был введен ограниченный контингент Советских войск 55). Отныне эстонцам надлежало быть очень осторожными в своих действиях и высказываниях, чтобы великий сосед не обвинил их правительство в потворстве антисоветским элементам, не имел поводов для . одностороннего пересмотра пакта56)
