— Кто-то распускает дурные слухи о тебе, — мрачно сказал Варахран.
— Дурные слухи? — Спантамано поразился. — А что говорят?
— Ну, разное говорят… Чеканщик отвел глаза. — Язык не поворачивается сказать.
— Выкладывай прямо!
— Рассказывают, будто ты подлый человек и не для того выдал Бесса юнанам, чтобы от персов нас избавить, а для того выдал, чтобы его сокровища захватить. Поэтому, говорят у тебя так много драгоценных камней.
— Да?
— Говорят, ты безумец, и жена покинула тебя, потому что ты волосы рвал ей на голове.
— Да?
— Утверждают, будто ты с утра до ночи куришь семена дикой конопли и поносишь Охрамазду. Говорят, ты продался Анхраману, поэтому и помогают тебе массагеты, дети черного дайва, враги честных зороастрийцев. — Да?
— Уверяют, что ты развратник и в Мараканде не осталось ни одной женщины, которую ты бы не обнимал, когда мужа нет дома.
— Да?
— Говорят, ты ненавидишь детей и убиваешь их, когда они попадаются тебе на глаза. Ты, говорят, и отца своего убил, и мать, и первую жену. И еще говорят, будто ты никакой не потомок Сиавахша, — ты зачат не человеком, а одноглазым духом гор, и поэтому тебе нельзя быть царем Согдианы, так как она станет тогда обиталищем твоих нечистых родичей.
— Да?
— Но самое страшное, — сказал Баро, — то что люди утверждают, будто ты восстал не ради народа, а ради своего благополучия. Говорят, если мы тебя посадим на престол, ты нас же будешь обирать и обдирать не хуже перса.
— Да?
О Спантамано и прежде говорили много нелепостей. Он привык к вздорным слухам и относился к ним спокойно. Порою его даже забавляли и приятно тешили рассказы о необыкновенных похождениях потомка Сиавахша. Однако такой чудовищной клеветы он не слышал еще никогда.
Сокровища Бесса? Спантамано случайно нашел сумку с драгоценными камнями на улице осажденного македонцами Тигра. Вероятно, ее оборонил рогатый финикиец. Город пылал со всех сторон, падали стены, разваливались башни, проваливались крыши домов, сверху день и ночь сыпались ядра греческих баллист, и не диво, если кто-то в этом аду потерял свои сокровища.
Вырывает у Зары волосы? У Зары, без которой для него солнце — не солнце и луна не — луна? Невозможно! Курит семена дикой конопли? Никогда, от самого рождения, не держал во рту чубука! Обнимает чужих жен? О боже! Мало ли для этого девушек? Ненавидит детей? О, если бы знала Отана!.. Убил отца? Его убили персы. Мать? Спантамано носил ее на руках. Первую жену? Она простудилась и умерла. А что касается одноглазого духа гор, то это просто бред.
— И люди… верят? — прошептал он.
— Одни верят, другие нет.
— А вы… верите?
Варахран опустил голову и задумался. Баро нахмурил брови, и пересилив себя, твердо сказал:
— Про отца, первую жену, детей, курение и все такое — один обман. Мы же знаем тебя. Но вот… для чего ты поднял восстание? Правда ли, что ты хочешь нашими руками добыть престол, а потом будешь над нами же измываться?
— Над кем?
— Надо мной, над Варахраном. Над народом.
— Ты и Варахран — это народ?
— А кто же? Народ — это мы. Тысячи Варахранов и тысячи Баро. Отвечай прямо, Спантамано, — наступил день, когда должна решится твоя и наша судьба. Если ты задумал против народа недоброе дело, он покинет тебя.
Спантамано удивленно глядел на Баро. Он оказался неглупым человеком, этот простой наутакец. И во всех его движениях сквозила мощь, какой не было у Спантамано. Если бы его сейчас решили схватить, потомок Сиавахша не нашел бы силы даже вынуть нож.
"Народ…" Спантамано прежде не задумывался над этим словом. Были жрецы. Воины. Торговцы. Ремесленники. Пахари. Пастухи. И он был равнодушен ко всем, так как ему хватало своих забот.
Но чем дальше двигался согдиец по Троне Жизни, тем чаще ему приходилось сталкиваться с тысячами разных людей. Он не искал этих встреч. Народ сам находил его. Народ сделал его своим вождем, когда бузурганы отвернулись от потомка Сиавахша. И сейчас все его благополучие зависит от этих усталых и плохо одетых людей, которые гордо именуют себя Народом. Народ несет его на себе, как несет волна быстроходную, но неустойчивую лодку, и стоит ему сорваться с гребня волны, как он камнем пойдет ко дну. В этом он убедился сегодня. Стоило Народу отвернуться от Спантамано, и потомок Сиавахша превратился в ничто.
Спантамано усиленно потирает свой лоб горячим кулаком. Мысли путаются в голове, затылок ломит о боли — ведь молодому потомку Сиавахша еще не приходилось размышлять о таких сложных вещах. Он понимает — не сердцем, а разумом понимает, — что без Народа ему конец. Как обычно в трудную минуту, Спантамано жадно выпивает чашу вина, — вот привычка, грозящая, кажется, стать его действительно существующей порочной склонностью. Но клеветник умолчал, забыл или не знал о ней, — в этом сказалось одно из свойств клеветы.
— Как мне ответить? — Спантамано вздыхает, глубоко и тяжело. — Скажу прямо: там, а Наутаке, борясь против Бесса, я не думал о народе. Спантамано хотел стать царем. После того, как вы заставили меня выдать Бесса юнанам — да, Баро, твой отец заставил меня это сделать, — я как-то… ближе увидел вас, почувствовал к вам уважение… Но и тогда еще не ломал себе голову, как буду к вам относиться, когда стану повелителем. Я мечтал освободить Согдиану от врага, — вот и все. Ну что мне сказать? Спантамано вздыхает еще раз. — Я састар. Мне тяжело порывать с кастой. Я люблю свой род. Но еще сильней люблю Согдиану — страну моих и ваших отцов, страну людей, говорящих на одном языке, поющих одни песни и одевающихся в хитоны одного покроя. Поэтому… (Спантамано задумывается и долго молчит, потом отбрасывает колебания и решается). Поэтому я на стороне тех, кто борется за освобождение Согдианы. Састары и бузурганы предали наше дело. (Голос потомка Сиавахша крепнет). И они стали мне врагами. Вы поддерживаете меня. (Лицо Спантамано проясняется). И вы стали мне братьями. Я вижу: мне не ступить и шагу без народа. Мой хлеб — ваш хлеб. Моя вода — ваша вода. Клянусь богиней Анахитой (Спантамано встает и торжественно поднимает над головой терракотовое изображение нагой женщины), что никогда не изменю делу народа!
Он закатывает правы рукав хитона, вынимает кинжал и делает на коже надрез. В кубок, подставленный ликующим Варахраном, падают капли алой крови. Затем надрезают руки Варахран и Баро. Спантамано, бормоча заклинания, доливает кубок вином. Все трое по очереди выпивают. Затем побратимы обнимаются и выходят из дворца к Народу.
Имя Спантамано очищено от клеветы.
Но было уже поздно. Ороба сделал свое дело. Половина людей разошлась по рустакам. Спантамано послал за ними гонцов, однако отряды не успели вернуться под стены Мараканды. Стало известно: от Киресхаты быстро движется войско Искендера.
Спантамано созвал на совет предводителей конных и пеших сотен. Спорили недолго. Нечего и думать о том, чтобы дать Искендеру сражение под Маракандой. На открытом месте македонцы разобьют малочисленных и плохо вооруженных согдийцев. Совет решил отступить за Намик и опять устроить врагам ловушку в труднопроходимых зарослях. Отряды быстро снялись с места и стали уходить из города к реке.
— Зайдем к Оробе, попрощаемся, — сказал Спантамано побратиму Варахрану. — Клевету распустил он, и я хочу посмотреть на его черный язык, прежде чем отрезать.
С толпой массагетов они ворвались во дворец Оробы. Но подлый старик, опасаясь мести, бежал еще рано утром. Массагеты разогнали перепуганных слуг и подожгли обиталище предателя. День был знойный, сухие деревянные части строения дружно занялись огнем.
Спантамано направился к жене и сказал ей с горькой усмешкой:
— Не остаться ли тебе в Мараканде? Будет трудно. Твои тонкие одежды быстро износятся среди зарослей лоха. Соглашайся!
Он не хотел бы, конечно, расставаться с Зарой. Но любовь к ней отравляло сознание, что Зара — дочь ненавистного человека. Кто знает, может, отец послал ее в лагерь повстанцев, чтоб тайно вредить? Спантамано чувствовал: он не прав, — но кого не подозревает оскорбленный честолюбец?
Зара не знала о проделках отца, поэтому не понимала состояния мужа. Почему он предлагает ей остаться? Почему в его глазах нежность попеременно сменяется злобой? Неужели Спантамано охладел к своей Заре? Женщина потеряла голову и расплакалась.
Спантамано растрогался, бросился ее обнимать и целовать, затем бережно посадил на коня — колеснице по зарослям не проехать. Перед закатом солнца Спантамано и его жена, окруженные толпой пенджикентцев, дахов и массагетов Рехмира, переправились через Зарафшан и скрылись в чаще.
Получив от Оробы известие о разгроме Фарнуха, Александр пришел в неистовую ярость.
Он оставил в Александрии Эсхате крупный отряд, взял половину гетайров, всех щитоносцев, стрелков Балакра, агриан и самых легких из фаланги, покрыл за три дня тысячу пятьсот стадиев и на четвертый день, с рассветом, подступил к стенам замершей от страха Мараканды.
