зеркала до потолка да прихожка дорогущая. И живет один! Ворюга.
***
Мерседес ворвался на парковку, не останавливаясь на КПП: эту машину знали. Резко остановился у четырехэтажного желтоватого здания областной больницы. И уже через несколько минут молчаливый брюнет ворвался в отделение хирургии, где его встречали люди в белых халатах:
– Женщина. Шестьдесят четыре года. ДТП. Гематома головного мозга. Пульс едва уловим.
– Не моя смена же – я ночью в детском оперировал, – недовольно поморщился брюнет.
– Да-да, Даниил Сергеевич, знаю. Я ведь сказал по телефону, что кроме вас некому. Васильев в отпуске, Шулин, Ильичев и Миронов на операциях, а до Селезнева не можем дозвониться.
Данила раздевался прямо на ходу. Подготовившись, он подошел к операционной и краем глаза увидел тоненькую девушку, сидящую рядом.
– Кто пустил? – голос хирурга звучал недовольно.
Девушка поднялась: заплаканные глаза, бледное лицо.
– Там мама. Спасите… – девушка не договорила.
– Ты?! – на секунду врач застыл на месте: перед ним стояла Лиза. Даже горе и испуг не портили ее молодость, свежесть и красоту.
Зайдя в операционную, Даниил Сергеевич остановился. Женщина на столе умирала – на экранах пульс совсем слабый, нитевидный. Но врач будто был не здесь. Перед его глазами мелькали недавние картинки, ударяя в сердце: смех, музыка, короткое красное платье, аромат и тепло молодых губ. «Что ты делаешь, Лиза?» Собранные чемоданы. Упрек и боль в глазах Риты. Неотвеченные вызовы. Фотография, присланная другом.
Женщина вдруг захрипела едва слышно, вернув Данилу в реальность. Он вздохнул и приступил к операции.
– Скальпель! Зажимы!
Даниила Сергеевича Глухова часто называли хирургом от Бога. Он оперировал в основном в детской больнице, но работал также и во взрослом отделении – по большей части на трудных случаях. Его пальцы будто сами вели хозяина, зная, куда нажать и где резать. Во время операции они словно сливались с лежащим на операционном столе пациентом и действовали безошибочно. Число спасенных людей давно перевалило за тысячу.
Он вышел через четыре с половиной часа. С родственниками никогда не разговаривал – не его сфера. Неожиданно врезался в Лизу и поморщился.
– Спас… – прохрипел он.
– Господи, Даниил Сергеевич! Благодарю вас! – Лиза бросилась к спасителю и прижалась к его груди заплаканным личиком. – Как же вас благодарить? Вы маму спасли. Она одна у меня осталась. Совсем одна. Я так испугалась: думала, что сердце от боли и страха разорвется!
– Отблагодарила уже! – глаза Данилы зло сверкнули, пуская молнии в сторону блондинки. – Ты поэтому на женатых мужиков кидаешься? Потому что одна? А может, ты одна именно потому, что не видишь никого вокруг? Не думаешь о других людях? Сердце у нее чуть не разорвалось! Боится близкого человека потерять… А твой поцелуй жену у меня забрал. И детей. Я Тему не видел уже три месяца. Она не верит. Рита не верит, что у нас с тобой ничего не было! Да я и сам бы не поверил…
Данила обмяк и стек на лавочку. Его будто прорвало – впервые за четыре месяца. Он выплеснул всю боль на виновницу своей беды и чувствовал себя опустошенным.
– Я… Не знала… Я исправлю… – Лиза всхлипывала и говорила запинаясь. – Я все исправлю.
– Да как уж это исправить? – Данила махнул рукой, поднялся и побрел к своему черному железному другу.
Мерседес преданно ждал на больничной парковке и приветливо мигнул оранжевым блеском фар. Врач со вздохом плюхнулся на сиденье и увидел… пельмени.
***
Собрав с сиденья кашу из пельменей и потекшей сметаны, Данила направился к дому. И вдруг к нему подскочила женщина средних лет со множеством сумок и авосек и всучила ему несколько прямо в руки.
– О, милый, как ты кстати! Подержи, ключ не могу найти.
Уставший Данила не стал сопротивляться и на автопилоте потащил тяжелые сумки к первому подъезду.
– Давай-давай, милый! Донеси до лифта, – приговаривала странная женщина.
Оставив авоськи в лифте, он вышел и отправился, наконец, домой. Клонило в сон. Данила провел рукой по уставшим глазам и почувствовал что-то мокрое: ладонь была в крови. «Наверное, об сумки испачкался, пока нес. Может, мясо у нее там?»
Сидевшие на лавочке у подъезда старушки испугались, увидев бледного жильца со страшными черными глазами и окровавленными лицом и руками.
– Хоспади, спаси! – перекрестились они.
***
Подойдя к двери, он увидел номер – 115. Рита почему-то обожала это число, и Данила долго искал свободную трешку именно под этим номером.
Соседская дверь снова радостно взвизгнула, выпустив выцветший халат наружу.
– Вот и вы, наконец! А я тут до ЖКХ дозвонилась! Они и в ус не дуют, что уборщица… Ах! У вас кровь! – Анька отшатнулась. – Убил, что ль, кого? Ну точно бандит!
– Спас… – прохрипел Данила и метнул чёрные молнии в халат.
– Чего? Спасибо? За что?
– Спас. Спас я ее! Не смог отомстить. Она лежала на столе такая беззащитная и будто улыбалась. А Лиза на нее похожа. Дочь ведь, да. Молоденькая, одинокая. Вот и вцепилась в меня. А мне только Рита нужна, понимаешь?
– Ох, батюшки! Какая Рита? – Анька всплеснула руками.
– Жена моя. Ушла. И Тему забрала… – голос Данилы дрогнул, и по щекам потекли слезы.
– Милый ты ма-а-альчик! Ну-ка, зайди. Заходи-заходи! Чайком тебя напою.
Глухов потянулся к женскому теплу, по-матерински пахнущему блинами и борщом, и зашел в шумную соседнюю квартиру. Вышел он часа через два. Пройдя в свою зеркальную прихожую, Данила вдруг увидел в отражении улыбающегося красивого брюнета с широкими скулами и серыми глазами. Впервые с апреля на его губах появилась улыбка. И все это сделали шумный мальчишка, вкусные блины, а главное – удивительно-теплая и внимательная Анька, которая говорила и слушала, спрашивала и слушала. Ее выцветший халат будто расцвел новыми красками.
Данила прошел в уютную спальню и рухнул на огромную кровать с балдахином. Уснул с той же улыбкой на лице. Так спокойно и умиротворенно он не спал с весны.
Его разбудил настойчивый стук в дверь. Качаясь, Данила поднялся с кровати и побрел в прихожую. Из окон на него смотрело солнечное утро.
– Сколько же я проспал? – недоумевая, спросил он у своего отражения в зеркале прихожей.
Стук продолжался.
– Да кто там такой настойчивый?
Гневно распахнул дверь – и опешил. На пороге стояла Рита, огромные синие глаза на ее похудевшем лице были полны слез.
– Что… Как?
– Я скучала по тебе… – едва слышно прошептала Рита.
Данила схватил свою похудевшую жену за талию и одним прыжком донес до балдахина. Жаркие поцелуи заменили им извинения и подробный рассказ Риты: как к ней нагрянула ненавистная блондинка, чьи длинные кудряшки настойчиво вздрагивали до тех пор, пока оскорбленная жена не выслушала все. И про тоску молоденького тела, и про верность неприступного брюнета, и про несдержанность поцелуя. И про маму.
И про то, что ничего не было. Тогда Рита улыбнулась блондинке сквозь слезы, прошептала «спасибо» и помчалась
