1 Собственно, первое совещание было в Сорренто в апреле 1931 года, когда появилось самое название «Библиотека поэта»,
Позже я узнал некоторые подробности об этом совещании, из коих главное: «Библиотека поэта» предназначалась для молодого читателя и рассматривалась как массовое «мероприятие» и, второе, план в целом понравился Горькому, но он отметил, что XVIII — начало XIX века разработаны значительно полнее конца XIX века, и обещал дать свои дополнения. Через несколько дней он действительно прислал записку «К плану», содержащую в основном перечень поэтов, по преимуществу 60-80-х годов XIX века.
Кроме первостепенных имен план включал большой ряд авторов, не вполне оцененных старым литературоведением и частично забытых, но сыгравших значительную роль в развитии русского стиха. Среди них были названы: П. Катенин, А. Радищев, В. Майков, Д. Веневитинов, И. Дмитриев, А. Полежаев, Ал. Одоевский, В. Кюхельбекер, Денис Давыдов, П. Вяземский, Ив. Козлов, С. Шевырев, Л. Трефолев, В. Курочкии, Н. Щербина и многие другие. Большинству из этих поэтов предполагалось посвятить отдельные книги.
Наряду с названными, в плане содержалось множество имен, сведенных в сборники по принципу литературных или общественных связей либо по жанровому признаку: «Вольная русская поэзия», «Ирои-комическая поэма», «Крепостные поэты», «Поэты «Искры», «Поэты «Свистка», «Песня», «Поэты переводчики», «Политическая сатира 90-900-х годов», «Поэты «Звезды» и «Правды» и ряд других.
Что же касается плана в целом, то он хотя и был руководящим документом, но неоднократно пополнялся и расширялся и самим Алексеем Максимовичем и работниками «Библиотеки», предлагавшими новые, не вошедшие в первоначальный план книги. Так, например, по настоянию Горького был включен ряд книг по стихотворному фольклору. Первоначально, как свидетельствует в своих мемуарах В. М. Саянов, речь шла об издании многотомной «Библиотеки фольклора», но, когда выяснилась нереальность этого проекта, Алексей Максимович перенес наиболее существенное в «Библиотеку поэта».
Однако вопрос был не только в значительном расширении списка включаемых поэтов (а тем самым говорил о многообразии и богатстве классической русской поэзии), но и в реальном соотношении сосуществующих и борющихся внутри ее принципов, воплощенных в творчестве отдельных поэтов, а также групп и направлений. Впервые вместо изучения изолированных вершин русской поэзии предстала задача показа истинной картины русской поэзии на разных этапах ее истории, а это, в свою очередь, повело к решительной переоценке отдельных поэтов в творческой эволюции, выяснению их истинной роли и значения.
Не менее существенным, чем этот новаторский по своим принципам план, было и то, что «Библиотека поэта» впервые в истории русской науки поставила перед собой грандиозную задачу научной выверки текстов всех включенных в план поэтов, «предприняла полный пересмотр памятников с текстовой стороны» (Ю. Тынянов). Нужно было освободить русскую поэзию от накопившихся за века ее существования типографских ошибок, цензорских и редакторских «исправлений», учесть все находки, сделанные за последние десятилетия, словом, дать подлинную русскую классическую поэзию. Эта задача была выполнена.
В результате архивных изысканий и сверки с первоисточниками множество стихотворений появилось в новых редакциях, был сделан ряд историко-литературных и текстологических открытий, впервые опубликованы многие, ранее вовсе неизвестные или затерянные в старых журналах и альманахах стихотворения.
Русская поэзия представала во всем богатстве и многообразии дарований, школ и направлений, во всей полноте того ценного, что было создано каждым из поэтов.
Юрий Николаевич не раз возвращался к первому плану, с которого началась «Библиотека поэта», поминал инициатора серии Алексея Максимовича (Максимыча, как он уважительно-ласково иногда его называл), о котором он говорил всегда очень тепло, как о человеке большого масштаба, крупных культурных начинаний, глубокой любви к литературе и отеческого внимания к советским литераторам.
Собственно говоря, с момента разработки этого плана и началась работа Юрия Николаевича в «Библиотеке поэта» и продолжалась в течение десяти лет до начала войны. За это десятилетие были периоды, когда Юрий Николаевич очень много времени и сил отдавал «Библиотеке», а бывали недели, когда его целиком поглощала творческая работа или мешала болезнь, но и в такие времена он, несомненно, помнил о «Библиотеке», так как обычно возвращался к делам с новыми предложениями, которые выносил на заседания редколлегии.
В первые годы Юрий Николаевич нередко заходил в издательство. В то время комнатушка, в которой помещалась редакция «Библиотеки», представляла собой нечто вроде клуба, который наши ближайшие сотрудники-литературоведы посещали чуть не ежедневно. Приходили в связи с теми рукописями, над которыми работали или которые рецензировали, но, конечно, шли разговоры и о последних литературных новостях и о том, что делается в «Библиотеке поэта», которая довольно часто оказывалась в трудном положении. Сколь это ни парадоксально, подчас бывало так, что сведения, почерпнутые в этих разговорах, касающиеся «Библиотеки поэта», с необычайной быстротой распространялись в ленинградских литературных кругах и вскоре возвращались к нам в сильно преувеличенном виде.
Не припомню, чтобы Юрий Николаевич вел в редакции долгие разговоры. Быть может, потому, что там всегда бывало много народа. Обычно он ограничивался вопросом, как идут дела, и, если было что-нибудь срочное, вкратце высказывал свое мнение, откладывая более подробное обсуждение до телефонного разговора или встречи.
Иногда он присылал мне письма, главным образом когда жил летом на даче, а подчас и будучи в городе, но, видимо, не желая отрываться от работы для звонка по телефону.
Приведу открытку Юрия Николаевича, датированную июлем 1932 года, посланную из-под Струг Красных.
«Арсений Георгиевич, здравствуйте. Что слышно? Как темпы? В частности, 1) что с Шиловым? 2) прислал ли хвостики Ямпольский? 3) что с хвостиком Томашевского (Дельвиг), 4) Державин в наборе ли? 5) И прочее. Вообще, большая к Вам просьба: не оставляйте меня в неизвестности и сообщайте все, даже маловажное, что Вам захочется. Всего хорошего. Привет. Юр. Тынянов».
Здесь — характерное для Юрия Николаевича стремление быть в курсе всех дел «Библиотеки поэта», вплоть до самых мелких, и не менее типичная для него лапидарность слога. (Кстати, многие письма Юрия Николаевича написаны карандашом, он утверждал, что карандашом получается короче.)
Постепенно мои посещения Юрия Николаевича сделались регулярными.
Сложился даже некий ритуал. Заслышав мой звонок или голос, Юрий Николаевич выходил, приветливо здоровался, и тут же без долгих предисловий начинались вопросы: «Что у нас делается? Какие поступили рукописи? Есть ли новые заявки? Как с печатанием?»
Последний вопрос был в то первое десятилетие существования «Библиотеки поэта» особенно острым. «Библиотека» «своей» бумаги не имела, бумага шла из общего издательского котла. Но «Издательство писателей» (а с 1935 года Ленинградское отделение издательства «Советский писатель») заинтересовано было, естественно, в том, чтобы в первую очередь выходили книги современных писателей; к тому же книги «Библиотеки» были сложны полиграфически и объемны, они пожирали тонны бумаги, с которой вообще было весьма туго. Подписанные к печати рукописи большой серии «Библиотеки поэта» залеживались в ожидании своей очереди. В таких случаях Юрий Николаевич звонил в издательство и суровым тоном требовал объяснений: «Почему книги «Библиотеки» не печатаются? Кто виноват в задержке?»
Наконец, после наших напоминаний и ходатайств, было отпущено для печатания уже подготовленных книг «Библиотеки поэта» около пятнадцати тонн бумаги. Этого хватило бы на несколько книг. О судьбе ее упоминает И. Груздев в одном из писем М. Горькому; «Получили наряд из нашей нормы, но она пошла на издание Блока как издания экспортного» [В 1932-1936 гг. было выпущено 12-томное собрание сочинений А. Блока тиражом пять тысяч экземпляров.].
В конце 30-х годов Н. А. Брыкину, бывшему в то время директором Ленотделения издательства «Советский писатель», пришла мысль печатать книги малой серии на бумажных срывах, что Юрий Николаевич приветствовал: «Пускай на срывах, — говорил он, — лишь бы выходили!» [Фактически на срывах вышла всего одна книга малой серии. Но в тот период нехватки бумаги и это было достижением.].
Среди ряда задач, стоявших перед руководством «Библиотеки поэта», Юрий Николаевич считал главными надлежащий подбор сотрудников (то есть редакторов-составителей книг) и выработку типа издания.
То и другое было делом не простым.
В основном привлекались относительно молодые ученые, многих из которых Юрий Николаевич хорошо знал, а некоторые в недалеком прошлом были его учениками. «Мне говорят, — как-то сказал Юрий Николаевич, — чтобы я привлекал к работе того или того. А я буду привлекать только «по знакомству»... только тех, кого я хорошо знаю».
